Пулло, особенно ненавидимый горцами, хорошо знал местность, по которой вел свой отряд. Он здесь не впервые. Еще при Ермолове, в чине майора, пешком прошел от Акушей до Гимр, занося на топографическую карту рельеф и общую конфигурацию местности, тропинки, естественные препятствия. Теперь эти кроки пригодились ему.

Небольсин, шедший с осетинами впереди пехотных рот, с восхищенным изумлением смотрел, как осетины и грузины, словно козы перескакивая с камня на камень, перепрыгивая через трещины и узкие изломы скал, под огнем мюридов все шли и шли, отстреливаясь или сшибаясь с ними в шашки.

— Вашсокродие, вас командир, полковник Пулло, просят, — нагоняя капитана, сказал солдат. — Они во-он под тем камнем ожидают.

Небольсин повернул назад, под навес огромной скалы, где расположился Пулло.

— Александр Николаевич, прежде всего не отрывайтесь. Эти лихие азиаты обойдутся без вас, они местные, прекрасно знают мюридов, вас же любой чечен или тавлинец возьмет на прицел… Тут главное — сноровка и опыт… Ну, не сердитесь, я знаю, что вы кавказский офицер, немало ходивший по горам… — засмеялся Пулло. — Дело в следующем. Впереди, вон на тех утесах, как мне донесли осетины, возле огромных куч камня, обломков скал и валунов затаились мюриды, даже их бабы. Как только мы войдем в ущелье, эта банда обрушит на нас сотни пудов камней, град обломков… Я приказал разведке завязать огневой бой, отстреливаться, тревожить противника, но отряду остановиться здесь. Осетины и казаки, грузины и наши дозоры будут двигаться, вводя в заблуждение горцев, а ночью мы устроим спектакль…

— Какой? — заинтересованный словами Пулло, спросил Небольсин.

— А вот увидите, пока не скажу даже вам, чтоб не портить впечатления. Фокус, каким научила меня здешняя служба, а пока оставайтесь с нами. Утром сюда должна подойти пехота, целая бригада Коханова. Я попрошу вас доложить генералу обстановку, которая сложится за ночь, и вместе с ним двинуться за нами, на аул. Надеюсь в Гимрах распить с вами кизлярского чихирю.

— И чем скорей, тем лучше! — ответил Небольсин, стараясь понять, что за «фокус» приготовил мюридам Пулло.

Уже стемнело. Ущелье затянуло прохладой и сумраком. На откосах и скалах пощелкивали выстрелы, время от времени передовые дозоры присылали донесения полковнику, а разведка углублялась все дальше к аулу.

Небольсин закусил хлебом и сыром, вздремнул на камне возле Пулло. Он несколько раз просыпался от холода и сырости, охватывавшей его. Под скалами жались друг к другу солдаты. Туман, белесый и густой, висел над скалами. Не было ни луны, ни звезд. Гнетущая, мрачная тишина среди нагромождения скал подавляла людей. Не слышно даже обычной стрельбы. Все мрачно и тоскливо.

— Который теперь час? — негромко спросил Небольсин.

— Начало четвертого. Скоро начнем «тамашу», — послышался рядом голос Пулло. — А вы что не спите? Продрогли?

— Насквозь. Эта проклятая сырость…

— Нам еще ничего, мы внизу да под скалами ночуем, а вот каково нашим разведчикам да осетинам… они ведь там, на сырых камнях, под ветром, притаились.

Кто-то из солдат задвигался, кто-то хрипло кашлянул и опять наступила тишина.

— Ну, братцы, готовься. Передай голос по отряду, да не криком, а потихоньку… Пусть по моей ракете начнут…

— Слушаюсь, есть передать по отряду! — послышались тихие голоса, все удаляясь и умолкая.

— Господа офицеры, по своим местам! Барабанщикам по сигналу бить атаку, горнистам изо всей мочи — «поход», ракетчикам открыть огонь по утесам. Самим — ни с места, ни шагу, пока не отдам приказа! Понятно?

— Так точно! Все на местах, все как бы в атаке…

— Именно. А теперь по ротам и батальонам. Как взлетит красная ракета, начинайте спектакль, — отпуская офицеров, закончил Пулло.

Только теперь Небольсин понял «тамашу», которую готовил мюридам старый кавказский волк Пулло.

Прошло двадцать минут. Скоро над горами должен был наступить рассвет. Через час-полтора проглянет и солнце.

— А ну, давай ракету, да цель ее повыше, чтоб о скалы не зацепило. Вторую можешь пускать куда хочешь… С богом! — вставая, приказал Пулло.

Сверкнули, рассыпаясь яркими цветными брызгами, ракеты. И сейчас же, как и на участке полковника Клюге, с вершины утесов, со скал полетели в долину, на тропинки, в ущелья груды пудовых камней, с грохотом и треском низвергавшихся с высот.

Солдаты кричали «ура!», слышались резкие команды офицеров, били барабаны, трещали выстрелы, рвались вверху уже не сигнальные, а боевые ракеты… Гул и треск, грохот и пальба продолжались свыше часа. Наконец все стихло. Сверкнули две белые и одна красная ракеты. Это разведчики сообщали, что горцы сбросили все свои запасы камней и что путь к аулу свободен.

— Три красные ракеты! Трубачи, играй «атаку», барабанщики — «поход»!..

Полковник снял фуражку, перекрестился.

— Всем ротам на штурм!..

Одновременный штурм Гимр с запада, востока и юго-запада начался.

Подъем кончился. Внизу белела узкая лента реки, слева от тропинки из-под нависшей многопудовой скалы бежал родничок; другой скатывался прямо из расщелины; третий, звеня и прыгая по откосам, сливался с ними и уже шумным водопадом низвергался в долину.

Солнце поднималось из-за гор, и белесые, пронизанные его лучами облака проплывали в небе.

Солдаты, перескакивая с камня на камень, цепочкой потянулись к утесам, на которых уже хозяйничали осетины.

Частая стрельба в ущелье не утихала, по-видимому, куринцы сблизились с мюридами Гамзата, и бой все сильнее разгорался на западных склонах Акуши. Но здесь, на высотах, занятых апшеронцами и грузинско-осетинской милицией, было сравнительно тихо. Редкие, одиночные выстрелы нарушали тишину, да слышались голоса подходивших солдат.

— Ребята, руками не дотянете, обождите, подойдут эриванцы, тогда на веревках втянем наверх орудия, — убеждал солдат пехотный поручик.

— А может, мы сами управимся, — пытаясь оторвать пушку от земли, ответил кто-то.

— Да зачем?.. У эриванцев и веревки, и крючья, и лестницы для перелаза заготовлены.

При слове «эриванцы» Небольсин вспомнил Гостева.

«И он должен быть здесь. Вероятно, майор Кисляков передал ему мое письмо», — подумал капитан и остановился, поджидая показавшихся на тропинке солдат с желтыми погонами.

«Они, эриванцы. Хорошо, если б вдруг встретил Порфирия, — подумал он. — Да где там… Их здесь четыре батальона. Кто знает, какие роты идут сюда, а какие пошли в обход…»

Апшеронцы прошли утес. За скалами грохнул выстрел, другой, и опять все затихло, лишь натруженные солдатские голоса да тяжелое дыхание уставших от подъема людей слышались отовсюду.

— Эриванцы? — спросил Небольсин коренастого унтера, шедшего впереди длинной, вытянувшейся в цепочку шеренги.

— Так точно, они самые, непобедимые! — весело и озорно ответил унтер.

— Не знаешь ли, братец, штабс-капитана Гостева, командира, точно не знаю, какой роты, вашего полка?

— А как же! — оживляясь, сказал унтер. — Нашего батальона, командир девятой роты, а мы, вашскородь, десятой…

Подходившие солдаты, пользуясь случаем, останавливались передохнуть, вслушиваясь в разговор.

— Дак они за нами идут, этой же дорожкой движутся. Вы, вашскородь, обождите тут, они и подойдут со своей ротой…

Громкий выстрел в упор прервал слова солдата.

Небольсин пошатнулся и ничком упал на тропинку.

Из-за выступа скалы выскочил с дымящимся ружьем горец, за ним второй.

— Коли его, бей его, злодея!.. — разом закричали солдаты, и унтер, точно на ученье, с размаху ударил первого мюрида штыком с такой силой, что трехгранное острие выскочило из-под лопатки горца. Второй был заколот тут же.

— От гадина, убил офицера! — пиная еще дергавшегося в конвульсиях горца, сказал унтер.

— А молодой какой, ему и шашнадцати не будет, — с удивлением произнес кто-то из солдат, разглядывая безусое, мальчишеское лицо убитого.