Не ожидавший такого ответа, Небольсин растерянно глядел на него.

— Как же это возможно? — негодующе вырвалось у него. — Не понимаю!

— Потому что не любили так, потому что вы красивы, молоды и женщины ищут вас, Александр Николаевич. И дай вам бог никогда и не любить так. — Он поднялся, уронив чубук на пол.

Небольсин, пораженный его словами, молча помог ему надеть шляпу с плюмажем. У самого порога Чегодаев протянул ему обе руки.

— Я знаю, что вы встретитесь… иначе не может и быть. Прошу только помнить, что Евдоксия Павловна никогда бы не полюбила фата и недостойного человека. Честь имею кланяться… — Он церемонно, так, как поступают полупьяные люди, картинно и точно шагнул к порогу, вытягивая носки.

— Проводить вас, Иван Сергеевич? — спросил Небольсин.

— Нет, друг мой, не надо… — уже из прихожей ответил Чегодаев.

Небольсин сел у окна и долго оставался в неподвижной задумчивости, все еще не в состоянии постичь то ли величия, то ли унижения души его гостя.

— Александр Николаич, опять стреляться будем, опять дуэль? — негромко, тревожно спросил возникший за его спиной Сеня.

— Да нет, какие тут дуэли… здесь, брат, посложней да понепонятней дело… — вздохнув, ответил капитан.

— И слава богу… А и я так решил, что все миром закончится… Я сейчас этого генерала цивильного на улочке встренул. Идет он, ровно журавель, прямой, ноги, как рекрут, выбрасывает, по сторонам не глядит и сам никого не видит. Я было шапку скинул, а он прошел и не заметил меня… Видать, вы его добре напоили, — по-своему резюмировал поведение гостя Сеня, но, заметив, что Небольсин не слушает его, замолк и стал убирать со стола тарелки.

Слова полковника Клюге оправдались очень скоро. Полковник хорошо знал природу и характер мюридов.

Из далеких аулов приходили тревожные вести.

Лазутчики русских сообщали:

Русскими судами на Каспии были перехвачены быстроходные туркменские и персидские парусники, на которых нашли английское оружие, порох и мешки с серебряными и золотыми монетами. Пленные каюкчи сказали, что часть лодок успешно выгрузила оружие где-то ниже Дербента.

А тем временем по станицам возводились новые валы, рылись рвы, ставились перекаты.

Вельяминов внимательно следил за тем, что делалось в горах. Русское золото и отказ от предложенного Кази-муллой мира вносили в умы горцев разброд и смятение.

Генерал Вельяминов, человек энергичный и непоседливый, в ожидании набегов горцев на Грозную и станицы снова отправился в инспекционную поездку по затеречным районам. Чегодаев, полковник Пулло, казачий генерал Федюшкин поехали с ним.

Инспекционная поездка должна была быть короткой, не больше четырех-пяти дней, так как сведения, поступившие от лазутчиков и туземных приставов, говорили о том, что Кази-мулла уже готовится к набегу на русскую линию.

Вельяминов уехал, отдав распоряжение, чтобы на казачью линию были направлены офицеры штаба. Стенбок — в станицу Наурскую; Куракин — в Моздок; в Екатериноградскую — подполковник Филимонов; в Николаевскую — есаул Топорков; во Владикавказскую — капитан Небольсин. Атаманам станиц, начальникам гарнизонов и комендантам крепостей были разосланы приказы немедленно подготовиться к отражению ожидаемого нападения мюридов.

Оказия, с которой уезжали офицеры во Владикавказ и притеречные станицы, уходила в четыре часа дня.

Ровно в двенадцать пополудни Небольсин зашел к Чегодаевой.

— Сегодня еду во Владикавказскую крепость. Пробуду в ней около десяти-двенадцати дней. Памятуя нашу дружбу, зашел сообщить вам об этом и пожелать доброго здоровья.

— Спасибо, Небольсин, я признательна вам за это…

Все эти дни, встречаясь с Евдоксией Павловной, Небольсин видел ее спокойной, будто и не было той ночной встречи и странного разговора между ними.

И сейчас она приветливо говорила с ним.

«По-видимому, действительно было «омрачение», — подумал капитан.

— Как говорил вчера генерал, опять начинается война, снова Кази-мулла и мюриды? — ровным, негромким голосом спросила Евдоксия Павловна.

— Да, мира нет, и газават продолжается… — начал было капитан.

— Скажите, Небольсин, — вдруг перебила она, — вы думали что-либо о моем приходе к вам?

— Да… — несколько растерянно ответил он, — конечно.

— И что же?

— Я вам говорил, Евдоксия Павловна, в прошлый раз… — тихо сказал капитан.

— Что вы одиноки, что вам надоело все и что… — возбужденно начала она.

— …и что я думаю и не могу не думать о вас.

— Тем хуже для нас обоих, — со вздохом сказала Чегодаева и отошла к окну. — На днях я уезжаю, Небольсин. Иван Сергеевич, возможно, еще задержится в крепости, а я, — она повернулась к нему, — в Петербург, в Россию.

И, видя, как изменился в лице капитан, быстро спросила:

— Вам это неприятно?

— Я и сам не знал, что так тяжел и болезнен будет для меня ваш отъезд, — очень тихо ответил Небольсин.

Грустная улыбка прошла по ее лицу.

— Спасибо и на том, мой друг. Сейчас я верю всему, что вы говорили мне в тот вечер.

Она протянула ему руку, и капитан благодарно поцеловал ее.

— Мне тяжело будет в Петербурге, — не глядя на него, продолжала Чегодаева.

— Как и мне здесь… — сказал Небольсин. — Лишь Ивану Сергеевичу станет лучше от этого. Я даже не представлял той огромной, безграничной любви, которую он питает к вам.

Чегодаева отдернула ладонь.

— Откуда вы знаете это? Он был у вас?

Небольсин опешил, удивленный страстностью и резкостью тона, которым говорила она.

— Не говорите неправды, Небольсин, не лгите! Вы не способны на это, — продолжала она. — Он был у вас! — решительно, без тени сомнения повторила она. — Он говорил вам это? Он был у вас? — вскидывая голову и глядя в упор на Небольсина, спросила Евдоксия Павловна.

— Да, но это и нетрудно заметить…

— Он был у вас? Говорите!.. Он просил вас о чем-нибудь… — она с трудом, выговаривала слова, — недостойном?..

Небольсин понял, что смутное подозрение охватило ее. Ему стало жаль Чегодаева и в то же время легко от того, что она не знала о дикой просьбе несчастного мужа.

— Был. Но какое он мог сделать мне недостойное предложение?.. — он пожал плечами. — Я не понимаю вас, Евдоксия Павловна.

Она молчала, чуть нахмурив лоб, сосредоточенно думая, и лишь недоверчивая улыбка не сходила с ее губ.

— Благодарю вас, вы преподнесли мне хороший урок, Небольсин. А теперь уезжайте…

— До свидания, Евдоксия Павловна… — начал было Небольсин.

— Нет, прощайте, Александр Николаевич, именно — прощайте. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся с вами, — ответила Чегодаева и, кивнув огорченному капитану, вышла из комнаты.

Небольсин, постояв с минуту в растерянности, медленно вышел из дома Чегодаевых.

Владикавказская крепость показалась вдали. Столовая гора, цепь снежных вершин, темно-зеленые леса, покрывавшие пологие скаты набегавших отовсюду гор, и этот милый сердцу Небольсина уголок воскресили в нем рой добрых воспоминаний.

За два года, что он провел в Грозной и на Кизлярской дистанции, ему ни разу не пришлось побывать во Владикавказе, но Небольсин не забывал дорогих его сердцу Огаревых, осетинских друзей Туганова и Абисалова и несколько раз с оказиями посылал им письма.

И вот теперь, когда крепость опять открылась перед ним, в его душе возникли светлые воспоминания о нескольких днях, проведенных в ней.

Издали она, казалось, была такой же, какою он оставил ее два года назад, но, уже въехав за крепостной вал, проезжая базар и огибая слободу, капитан заметил, что тут произошло немало изменений.