На холме развевался батальонный значок, драбанты натягивали палатку, вбивая колышки и подтягивая веревки.

— Вашсокбродь, вас командир батальона просют, — подходя к капитану, доложил солдат. — Они возля палатки дожидают.

Небольсин кивнул и пошел к холму, на котором стояла небольшая белая куполообразная, палатка майора Кислякова.

— Закусим, господин капитан, выпьем чайку с ромом, — вводя Небольсина в палатку, сказал майор. — А тем часом и приказание от полковника придет. Садитесь, — указывая на большой бесформенный валун, предложил он.

Долина была полна жизни, движения, звуков. Стучали топоры и молотки, сверкали под лучами солнца лопаты и кирки. Слышались голоса солдат, ржание передравшихся коней, возгласы офицеров, руководивших наспех создаваемыми фортификационными укреплениями.

— Что задумались, господин капитан? Может, сомневаетесь, выдержим ли натиск этого имама? — услышал Небольсин голос майора. — Выдержим! У нас есть все, а главное — пехота, чего у этих голодранцев и в помине не водится. А в нынешней войне пехота да пушки решают дело.

— Да, конечно! — все еще находясь под впечатлением своих дум, односложно ответил Небольсин.

— А эти «уллю-лю» да «алла», которыми башибузуки и курды стращают нас, одна чепуха! — Майор махнул рукой. — Мы, бывало, подпустим их на залп, они скачут, размахивая клинками, да орут, а мы подпустим их шагов на сто пятьдесят — сто да ка-а-ак ахнем залп… один, другой. Затем солдатики, как на учении, влево и вправо — бегом-раз… а за ними батареи, да на картечь. «Огонь, беглый… гранатный, картечь!..», а пехота уже их с флангов огнем кроет. Тут не то что янычары, а сам сатана с турецким султаном и те потеряют голову. А картечь рвет тех, кто еще уцелел… Тут и казачишки наши, донцы, те в пики атакуют, а терцы, те в шашки… По-о-теха!!

— Ну, а если прорвутся на вас? — полюбопытствовал капитан.

— Бывало и так, случалось, — спокойно продолжал майор. — Под Гасан-Калой они на наши батальоны в клинки пошли… почти до вагенбургов прорвались, а тут каре. Знаете, то самое пехотное каре, что еще Наполеон изобрел… Поди возьми его, когда весь батальон, как еж, штыками ощетинился, а остальные прицельный огонь по коннице ведут. Дело, прямо скажу, для нее гнилое… Вон ваш дружок и побратим, Порфирий Гостев, тот под Байбуртом, когда генерала Бурцева убили, построил каре, в середине два орудия и вагенбург из повозок создал, шесть раз на него в атаку курды и сувари турецкие кидались, а он их легко, как ребят малых, отбрасывал… Четыре часа продержался, пока помощь с генералом Устиновым не пришла. Штабса и Станислава за это получил наш Порфирий… Э-э, чегой-то за горой пыль поднялась, видно, казаки с донесением скачут, — прерывая себя, сказал Кисляков и быстро зашагал к группе офицеров, тоже наблюдавших за все приближающимся пыльным столбом.

«Вот человек, которому все ясно: и его дело, и его назначение, и зачем он находится сейчас здесь, и что будет делать через час или день…» — подумал Небольсин, глядя вслед энергично шагавшему майору, и пошел за Кисляковым.

Двухтысячный отряд мюридов, которым командовал Шамиль, появился в лесу возле Грозной. Хотя задача Шамиля была ограниченной — отвлечь внимание русских от главных сил имама, пошедших на Владикавказ, — тем не менее горцы своими передовыми частями ввязались в бой с шестьюсотенным полком, составленным из казаков Червленной и Щедринской станиц. К казакам немедленно присоединились триста наурцев[71] и два дивизиона драгун с тремя легкими орудиями. Командовавший отрядом генерал Федюшкин без труда отбил наскоки кавалерии мюридов, а подполковник Стенбок-Фермор с драгунами рассеял передовую колонну Шамиля. Бутырский пехотный батальон и «женатые» роты бросились в штыки на гору Таур-Даг, где расположился штаб Шамиля, но до боя дело не дошло. Узнав, что генерал Вельяминов выступил из Грозной наперерез войску имама, Шамиль, послав донесение Кази-мулле, отступил из-под Грозной.

Ночью самовольно направились в Дагестан около трехсот всадников, услышавшие о том, что русские со стороны Темир-Хан-Шуры вторглись в горы и угрожают их родным местам.

К полудню следующего дня бежали даргинцы и жители Горной Чечни. Однако хуже всего было то, что почти все аулы Малой Чечни и чеченцы, жившие вблизи пограничной полосы, не только не присоединились к мюридам, но даже запретили им входить в селения.

А вечером к Шамилю присоединились отряды, так неудачно атаковавшие Моздок и две притеречные осетинские станицы. Привезли и Гамзат-бека. Он пришел в сознание, но был крайне слаб. Чувствовалось, что наибу нужны отдых и покой.

Шамиль снова послал донесение имаму, не скрывая провала начатой операции и разброда в войсках. Всю ночь он ждал ответа, но от имама не было ничего. К утру еще сто с лишним человек ушли из отряда. То были кумыки, кабардинцы и насильно мобилизованные ингуши.

Небольсин присоединился к офицерам, внимательно следившим за появившимся из-за холма казачьим разъездом.

Впереди скакал офицер, за ним человек двенадцать терцев. Кони тяжело дышали. Пена на удилах и лоснящиеся от пота бока говорили о том, что казаки проскакали немало верст.

— Где майор Кисляков?! — еле сдерживая танцующего, горячившегося коня, крикнул казачий офицер.

— Здесь я, а вы откуда, хорунжий? — выступил вперед майор.

— Хорунжий Яицков, Владикавказского полка. Вам приказ и донесение от полковника Огарева, — соскакивая с коня, доложил офицер.

Казаки разом спешились, и, разминая затекшие ноги, стали выводить своих разгоряченных коней. Кто-то попросил воды.

— Та-ак! — читая бумагу Огарева, сказал майор. — Значит, не выгорело под Моздоком, ожглись и под Грозной… Господа, — обратился он к офицерам, — казаки и гарнизон Моздока здорово погромили мюридов. Сам Гамзат не то убит, не то ранен в рукопашной.

Гул одобрительных возгласов покрыл его слова. Солдаты, так же как и офицеры, жадно слушавшие майора, заговорили разом.

— Тише, тише! — поднимая руку, приказал майор. — Что это вам, турецкий майдан или армянский базар?.. Слушайте дальше. — И он громко, внятно прочел:

— Вот оно что! — почесывая щеку, проговорил артиллерийский поручик. — Значит, возможно, и боя не будет и с Козою не встретимся.

— Напрасно землю рыли, камень таскали… — засмеялся кто-то из солдат.

— Не напрасно, солдату все на пользу, вроде как ученье, да и кто знает, может, этот Кази со страху да с отчаяния на нас напрет, — поучительно сказал майор. — А теперь по местам! Ко мне вызвать осетинского сотника с офицером и ингушского прапорщика с сорока всадниками.

— Так как же, господин капитан, — обращаясь к Небольсину, продолжал майор, — пойдете в поиск со своими осетинами или утречком нагоним их под Назранью?

— С ними, — коротко ответил Небольсин.

— Тогда — с богом! Вон и осетинские офицеры спешат сюда.

Сотник Туганов с Абисаловым и прапорщиками Хадзараговым и Газдановым подошли к ним.