— Не оскорбляй меня, Йондалран! Тебе еще понадобится наша помощь в безумии, которое ты затеял!

Йондалран с угрожающим видом шагнул к нему.

— Безумие, говоришь? Значит, безумие — отцу искать правосудия за убитого сына?

— Нет, — резко ответил Лэгоу, — но тебе стоит хорошо подумать перед тем, как посылать чужих сыновей на смерть!

Йондалран размахнулся, но Лэгоу успел пригнуться и избежать тяжелого удара крестьянского кулака, однако старик успел вцепиться в него мертвой хваткой.

— Прекратите! — закричал Эгрон. — Вы старейшины! Вас дети увидят!

Он попытался растащить противников, но Йондалран его оттолкнул и снова набросился на Лэгоу. Колесных дел мастер подставил фермеру подножку, и они рухнули вдвоем в грязь, покрывшую площадь после дождя.

Тенньел схватил ведро, стоявшее у колодца, и ударил им фермера по голове. Йондалран глотнул воздух, откатился в сторону и замер.

Кожевник ахнул:

— Что я наделал!

Он быстро опустил ведро в колодец, достал воды и выплеснул ее в лицо потерявшему сознание фермеру. Пока он этим занимался, Лэгоу поднялся на ноги, коротко переговорил с Эгроном и удалился.

Когда Йондалран пришел в себя, Лэгоу уже не было видно.

— Трус, — первым делом сказал старик, открыв глаза.

— Нет, — ответил Эгрон, — он патриот. Он пошел отправить гонца с вестью о решении совета в свой город. Ты должен быть готов к тому, что не все согласятся с этим решением. Никому из фандорцев еще не приходилось бывать в Симбалии. Многие опасаются, и недаром, идти воевать с волшебниками.

— Да уж, — добавил Тенньел, — слишком многие.

— Нам нужно придумать, как от них защититься. Нам нужна своя магия, — продолжал Эгрон, — что-то вроде очень сильного заклятия, которое укроет нас от всей симбалийской волшбы.

— Ни за что! — Йондалран ударил кулаком по кирпичной кладке колодца. — Мы не будем искать правосудия, прикрываясь колдовскими ухищрениями!

— Одумайся, Йондалран, — убеждал Эгрон, — это война, и они будут использовать против нас все, что у них есть. Если у нас будет защита, это вовсе не значит, что мы ею непременно воспользуемся, но она должна быть на всякий случай.

— Но где же мы возьмем такую защиту? — спросил старейшина, который подошел, заслышав спор.

— Я кое-что слышал, — неохотно признался Тенньел. — В Алаканских топях, говорят, живет ведьма…

— Нет! — снова закричал Йондалран. — Мы не станем связываться с ее злыми чарами!

— А что ужасного в этой ведьме?

— Она когда-то давно жила в Тамберли, — рассказал Эгрон. — Тогда разразилась лихорадка, и ее признали виновной в распространении болезни — она прививала болезнь крысам.

— И она еще пыталась доказать, что на самом деле хотела остановить мор! Чем-то там особенным этих крыс кормила! Да с тем же успехом можно пытаться тушить пожар маслом! Клетки перевернуло ветром, крысы вырвались и разбежались, и несколько человек умерло от их укусов. Мы не будем иметь с ней дела!

Старик с яростью посмотрел на остальных.

— Я слышал, — сказал Тенньел, — она совершила немало и добрых дел. Например, она вывела особый сорт пшеницы, и это она указала тебе, где вырыть этот самый колодец!

— Это правда, — согласился Эгрон, — этот колодец никогда не высыхал, даже в засуху, что была три года назад.

В конце концов пришлось собрать остальных старейшин и проголосовать для того, чтобы убедить упрямого Йондалрана. Решили, что, несмотря на опасения старого фермера, рискнуть все же стоило.

Эмсель разглядывал старинную карту Симбалии, купленную как-то по случаю у купца-южанина. В отчаянии он задумал пересечь залив, найти симбалийцев и обратиться к ним за помощью. Если они умели строить воздушные корабли, рассуждал он, они должны быть разумными людьми, а если они разумные люди, волшебники или нет, они не захотят войны. План был безумный, но выбора не было. Он не знал, что еще он мог бы сделать.

— Колдун! Сдавайся!

Дверь лесного домика поддалась крепкому удару ноги, и трое старейшин, тех самых, которые погнались за ним на Лестнице, ворвались в комнату.

— Мы пришли за тобой! Мы отвезем тебя в Тамберли, где тебя будут судить как убийцу и шпиона!

— Прошу прощения, но я уезжаю.

Сказав это, Эмсель повернулся и побежал. Трое мужчин бросились за ним, но один зацепился за ножку стула и опрокинул свечу, горевшую под перегонным кубом. Свеча упала в миску с маслом, которое тотчас же вспыхнуло. Огонь перекинулся на стопку свитков, лежащих рядом с коллекцией костей.

Трое старейшин едва успели выбраться из полыхающего дома. В суматохе Эмсель выскочил из окна. Он быстро вскарабкался по старому дереву позади дома и по широкой ветке выбрался на плато. Там он спрятался за пригорком и смотрел, как поднимается дым. Его дом и все его вещи, все, что он так долго, с таким трудом собирал и делал своими руками, вещи, которые, может, и не имели никакой ценности сами по себе, но были бесценны для него, — все горело. Эмсель смотрел, и слезы катились по его щекам. Когда дым слегка поулегся, он развернулся и тронулся в путь. Все, что у него осталось, лежало у него в карманах — очки, тетрадка, стручки, которые он собирался тщательно исследовать, и нож. Карту Симбалии он потерял.

Отшельник шел в утренних сумерках к морю, вздрагивая при малейшем звуке. В каждой тени ему чудились фигуры преследователей. Он устал, проголодался и со злостью думал о том, почему он вообще пытается спасти этих людей, которые хотели посадить его в тюрьму и сожгли его дом. Он никогда никому не причинял вреда, он вообще старался избегать людей, и вот как его отблагодарили. Ну и пусть пожинают плоды своей глупости, пусть! Им будет хорошим уроком, если симы окажутся настоящими волшебниками и если каждого из этих глупых фандорцев превратят в камень!

Если б он был умнее, он бы постарался добраться до южных земель и устроиться там. Но он шагал к морю. Ему казалось, что он видит прямо перед собой белокурого смеющегося мальчика, парящего в небе на Крыле из кожи и дерева. А еще ему казалось, что он видит, как мальчик падает, как восторг в его глазах сменяется ужасом…

Эмсель закрыл глаза и потер веки пальцами. Затем он встряхнул головой и пошел дальше.

Он не знал, как и почему погибла дочь пастуха, но он знал, как умер Йоган, и также знал, что мальчик заслуживал лучшего памятника себе, чем развязанная из-за него война.

Отшельник добрался до залива к вечеру. Несколько недель назад он подготовил к плаванью небольшую лодку и оставил ее в пещере на берегу с запасом еды. К его глубокому облегчению, лодка была на месте. Он не откладывая спустил ее на воду и начал грести, а затем, отойдя от берега, расправил маленький парус. Ветер не был попутным, поэтому приходилось часто и осторожно менять галс.

Эмселю было неуютно. До этого он еще никогда не выходил в открытое море, но у него получится, успокаивал он себя. Он сделает это ради Йогана.

Первые лучи утреннего солнца устремились к земле сквозь облака, укрывавшие Симбалию больше недели. Волнистые попугайчики, ары и другие птицы взмыли в воздух, приветствуя солнце радостным щебетаньем и блеском радужного оперения, будто радуга разбилась на тысячу цветных кусочков над куполом леса. Птицы возбужденно носились, празднуя конец дождей, но вдруг все исчезли. В один миг все бесконечное небо оказалось предоставлено одной птице — ястребу, который распростер огромные неподвижные крылья и летел быстро и высоко по направлению к просвету в море зелени.

Ястреб спланировал ниже и устремился сквозь просветы в переплетении ветвей, все еще мокрых после дождя. Рыжие мартышки испуганно заверещали и прижались к стволам деревьев, а белки попрятались в дупла и завороженно выглядывали оттуда.

Ястреб не обращал на них внимания. Он летел через тенистый лес туда, откуда пробивался тускло зеленый свет Надлесья. Он летел между гигантскими деревьями, над густо разросшимся мокрым подлеском. Затем он пролетел над невысокой каменной стеной, за которой трава была подстрижена, а подлесок сменился ухоженными цветочными клумбами.