Синюха, скорчившись, лежал возле дивана. Жигунов поймал его полный боли взгляд. Ему страстно хотелось, чтобы перед тем, как подохнуть, тот понял, кто его убил. И он убедился, что тот его узнал!..

Резко развернувшись, он направил ружье в сторону двух других парней. И тут сбоку на него налетела девчонка. Она крепко вцепилась обеими руками в ствол, отводя его от своих ребят.

— Дядечка, не убивайте! Прошу вас, не убивайте! — Она захлебывалась слезами. Обнаженные груди подрагивали от толчков и ударов, которые он, стараясь вырвать ружье, невольно наносил ей. Девчонка почти теряла сознание. Парни как завороженные смотрели на происходящее.

Наконец один из них пришел в себя и, сорвавшись с места, бросился к выходу. Отчаянным рывком Жигунов отбросил девчонку в сторону и выстрелил в спину бегущему. Но тут, как в жутком сне, дверь распахнулась, и на пороге возник Перфильев с двумя сотрудниками в штатском.

— Бросай оружие! — крикнул Перфильев, а рука его уже вытягивала из кобуры пистолет. Жигунов повиновался. Ружье, упав, самопроизвольно выстрелило, и, словно по сигналу стартера, Жигунов кинулся к слуховому окну, ведущему на крышу.

Вряд ли он отдавал себе отчет в том, что делал. Он был весь во власти одного желания — убежать отсюда, укрыться там, где его нелегко будет найти, исчезнуть… И забыть, забыть все, что здесь произошло.

Окно было узкое, но ему удалось выбраться на крышу. Шел дождь. Плащ остался на чердаке, и он сразу промок. Но быстрее к пожарной лестнице! Вдруг нога его подвернулась, и Жигунов, не удержавшись, заскользил по мокрому железу к краю крыши…

Ноги уперлись в край водосточного желоба. Прогнивший металл начал прогибаться и ломаться. Но эта секундная задержка затормозила его скольжение. Жигунов пальцами намертво вцепился в выступающие швы листовой кровли. Одна нога повисла в воздухе, а вторая продолжала упираться в остатки водосточного желоба.

Как долго я продержусь? И чего я напугался? Суда? Тюрьмы? Позора? Пусть лучше это, лишь бы жить!

Он мысленно взывал о помощи — закричать уже не было сил…

Из слухового окна, кряхтя, наружу выбрался Перфильев и вслед за ним мужчина в штатском. Заметив его, висящего над бездной, они устремились на помощь. Чуть не упав на мокрой гладкой крыше, они решили действовать по-другому.

Перфильев скинул с себя плащ и, держа его за конец полы, бросил по направлению к Жигунову. Но тому было не дотянуться. Перфильев повернулся к оперуполномоченному Ильину.

— Снимай ремень, зацепи за решетку, одной рукой возьмись за него, а другую подай мне.

Они проделали все это быстро, но все равно до Жигунова не хватало сантиметров десять. Он сделал отчаянную попытку, оттолкнувшись от остатков железа, рывком дотянуться до мокрого края плаща. И это ему почти удалось. На какое-то мгновение он ощутил в руке шероховатую поверхность грубой форменной ткани. Но занемевшие от долгого напряжения пальцы не слушались его… Он вновь соскользнул в пустоту. Уже почти все тело повисло над бездной.

В отчаянии он смотрел на Перфильева. Вполных бессильного сострадания глазах этого немолодого человека он прочитал свой приговор… Надеяться было не на что. Пальцы разжались, и он начал свой смертельный полет. Сердце взмыло вверх, пробилось сквозь горло на волю и разлетелось на мелкие кровоточащие осколки. Но прежде угасающее сознание Жигунова озарила мысль, что погиб он до того, как, потеряв опору, полетел вниз, и это лишь его телесная оболочка стремительно приближается к земле…

Сосед Топоркова Олег наткнулся на браунинг через пять дней после похорон Борьки.

Клавдии Олег решил ничего не говорить: что зря расстраивать и так убитую горем мать! А про себя подумал: А Борька-то вляпался, видно, в историю: вон и оружие хранил… Может, и к лучшему, что убили парня, а тосам бы кого убил и в тюрьме сгнил заживо.

Порассуждав таким образом, Олег решил оставить оружие себе: Одно дело несмышленый Топорков, связавшийся с хулиганами, совсем другое — вполне благоразумный молодой отец семейства.

И не ведал Олег, новый хозяин браунинга, что и с ним в недалеком будущем произойдет беда. Переходя, словно перекати-поле, из рук в руки, браунинг приносил несчастья своим владельцам. В распоряжении Олега ещё оставалось несколько обычных, даже скучных дней. Впоследствии он будет вспоминать их как счастливые, потому что они были до происшествия, которое разделит его жизнь надвое. Гораздо позже, перебирая всвоей памяти прошлое, он всегда будет четко ощущать эту границу между до и после.

А пока он, веселый и беззаботный, от жизни не ждет подвоха и искренне считает, что так будет всегда.

Как часто люди ошибаются в прогнозе своего будущего!

Олег и вправду не мог спокойно смотреть на женщин. Он желал каждую из них: и невольно прижимающуюся к нему в переполненном вагоне, и ту, что шла впереди, и ту, что двигалась навстречу с волнующе подрагивающими грудями. Он желал толстых и тонких, предпочитая все-таки последних: сухие дрова жарче горят. Впрочем, для него, здорового молодого мужика, и толстые годились. Но это так, для пополнения списка, если добыча сама в руки плывет.

У жены к нему тоже обид не должно быть: после каждой новой победы его тянуло к ней ещё больше, и по хозяйству он тогда активнее помогал. Интересно, жена догадывается о его похождениях? А плевать, главное, на пятилетней Дашеньке ничего не должно отражаться. В прошлое воскресенье даже в зоопарк вместе ходили. Что касается женщин, его сам процесс охоты увлекает: завязать разговор, будто ненароком взять за руку… Если не отнимет, то считай, он уже у неё в постели! Все проверено: осечек в таких случаях не бывает.

Нина Петровна, их бухгалтер, видя, как в столовой он всех женщин до сорока лет глазами обшаривает, качала головой.

— Доведут тебя, Олег, бабы до несчастья. Угомониться не можешь, словно там у тебя между ног пламя полыхает и залить нечем.

И вот накаркала, ведьма старая.

В этот день все как-то не ладилось. Шел дождь, и он решил ехать на метро. Двери вагона закрылись прямо перед носом. Пришлось ждать следующей электрички. Вошел. Ему бы сесть на любое свободное место, а его почему-то понесло в дальний конец вагона, где на трехместном сиденье расположилась блондинка с огромным старомодным чемоданом, обвязанным толстой бечевкой. На блондинке была черная гладкая юбка и белая кофта. Так одевалась его первая любовь в десятом классе, и с тех пор он к этому сочетанию неравнодушен. Глаза стального цвета смотрели твердо — ни тени робости. Олега всегда тянуло к таким спокойным и уверенным в себе женщинам.

Он сел рядом и начал молоть разную чепуху о погоде, тяготах жизни, новом кинофильме. Девица отвечала односложно, не всегда впопад, занятая своими мыслями. Но не молчала же! Олег уже не помнил, как разговор перешел на медицину и экстрасенсов. Пользуясь случаем, Олег взял её за кисть, обещая по пульсу поставить диагноз и определить силу её биополя.

Руку она не отняла и впервые с интересом посмотрела на него. Сказала:

— Вы не так пульс слушаете. Я операционная сестра и знаю, как это делается. — И сама его руку перехватила. У Олега от её нежного прикосновения дрожь по телу пробежала. Электрическая женщина! Дурак последний буду, если упущу. Ведь явно клюнула, и сама меня поощряет.

Он начал лихорадочно придумывать, как набиться в попутчики, но тут она сказала:

— Вы не могли бы, если есть свободное время, меня проводить, а то мне с тяжелым чемоданом от метро ещё метров триста тащиться. — И он, идиот, согласился, сам голову в петлю засунул.

Когда доехали до её остановки, Олег схватил чемодан и чуть не ахнул: камней туда она, что ли, понапихала? Но делать нечего — потащил. Пока до дома её добрались, он весь взмок. Возле её подъезда три старые бабки сидели. Хотел он мимо проскочить, да Нина сама остановилась, поздоровалась и разговор никчемный завела словно нарочно, чтобы его эти сплетницы повнимательнее рассмотрели и запомнили.