— Тебе-то что сделается! — холодно усмехнулся Владигор, обернувшись к нему. — Ты же дух бесплотный и бессмертный!

Князь дал пинка последнему калеке и, когда тот упал в рыхлый снег между колеями, вернулся на козлы и, намотав на кулак заиндевелые вожжи, сел рядом с чародеем. Битюги вынесли сани на крепкий, обдутый ветром наст и теперь несли их прямо в темную полынью оврага.

— Я ведь за тебя, князь, старался, — вздохнул Белун. — Попадешь к Нему в зубы — не выскочишь! Это тебе не Климога, не Триглав — мечом не достанешь! Среди этих, может, и проскочил бы, а теперь, вишь, один остался, Ему и искать тебя не придется, сразу увидит: сам князь Владигор в гости пожаловал!

— А может, я еще погожу! — сказал князь, выпрямляясь во весь рост.

Он хотел было соскочить в снег, бросив и рыдван и Белуна; когда же пенные лошадиные морды уже подлетели к самой кромке, из тьмы им навстречу безмолвно поднялся плотный ряд косматых приземистых фигур.

«Любава! Беренды! — молнией мелькнуло в голове князя. — Но зачем?»

Толку от лесных жителей действительно было немного, если не считать того, что при их внезапном появлении битюги резко осели на задние ноги и, удержав сани своими широкими крупами, резко вывернули набок дышло и понесли рыдван вдоль кромки оврага. Беренды было погнались за ними, но снег в этих местах был столь глубок, что преследователи вскоре отстали, обратившись в бесформенные черные пятнышки на посеребренной лунным светом белизне.

— А что теперь? — спросил Владигор, оборачиваясь к старому чародею.

Но Белуна уже не было рядом с ним, и, лишь приглядевшись к пестроте лунных пятен в глубине порядком обтрепанного шарабана, князь различил среди них высокий туманный силуэт в длинном складчатом плаще. Своим обликом призрак напомнил Владигору и Белуна, и Светозора, и еще кого-то третьего, ни разу не виданного им, но все же узнаваемого по каким-то неуловимым чертам. Князю даже показалось, что этот незнакомец являлся ему в снах, каждый раз принимая разные обличья: мохнатого чудовища, царственной блудницы, лучника, до самого уха оттягивающего тетиву своего тугого лука.

— Преодолевший все искушения земного пути может ли вступить в Царство Зла? — спросил призрак голосом Белуна.

— Да, он достоин! — раздался в ответ глубокий, спокойный голос.

— Ты готов, сын мой? — спросил из-под капюшона призрак Светозора.

— Да, отец! — тихо, но твердо ответил князь.

— Тогда иди, — промолвил призрак и медленно растворился в блеклых лунных потемках.

Кони встали. Князь обернулся, посмотрел вперед и увидел, что они почти уперлись заиндевелыми мордами в окованные железными полосами ворота.

Коренник ударил в порог тяжелым кованым копытом, створки ворот со скрипом поползли в стороны, и вскоре перед взором князя предстал обширный зал, освещенный алым, перебегающим светом невидимых факелов. Середину зала занимал высокий ступенчатый помост, сложенный из полированных мраморных плит, а во все стороны от него расходились затянутые густой паутиной коридоры с арочными сводами. Такие же арки поднимались от простенков между входами в галереи, но свет факелов не достигал высоты, где они смыкались, и потому купол этого мрачного сооружения терялся в непроглядной тьме. Когда створки ворот распахнулись, кони упали на колени, а из проема пахнуло тяжелой могильной сыростью.

— Входи, князь Владигор! — послышался властный голос. — Мы давно ждем тебя!

— Кто вы? — крикнул князь, бросая вожжи и спрыгивая на снег перед воротами.

— Войди и увидишь! — прозвучало в ответ.

Князь шагнул вперед, и, как только он переступил порог, створки бесшумно сомкнулись за его спиной; и свет факелов вспыхнул с такой силой, что Владигор невольно прикрыл рукой ослепленные глаза. Когда он опустил рукавицу, зал сиял и переливался разноцветными огнями, а на помосте возвышался литой золотой трон, густо усыпанный драгоценными камнями.

— Теперь видишь? — спросил из-под высокого купола тот же голос.

— Нет! — крикнул Владигор, поднимая голову и всматриваясь в темные ажурные переплетения арок и стропил.

— Не там ищешь, князь! — раздался насмешливый женский голос. — Вечно ты не туда смотришь, оттого и счастья своего не видишь! У дома стоишь, а в дом не идешь! У порога стоишь, а переступить боишься!

Владигор перевел взгляд на трон и теперь увидел на его бархатной подушке Циллу. Владычица куталась в густые серебристые меха и смеялась звонким, но каким-то неживым, жестяным смехом.

— Счастья, говоришь, не вижу? А где же оно, по-твоему, мое счастье? Уж не в тебе ли? — спросил Владигор, не трогаясь с места.

— Кто знает, кто знает… — пробормотала Цилла, плавным движением обнажая точеные смуглые плечи. — Были такие, что в ногах валялись!..

— Значит, на то их воля была! — воскликнул князь. — Есть такие, что за корочку плесневелую да за стакан вина кому хошь пятки вылижут, — эти нам не указ!

— А эти? — крикнула Цилла, звонко хлопнув в ладоши.

Паутина в арках извилистых галерей затрепетала, словно удерживая в своих липких путах невидимых насекомых, и вслед за этим в сумеречных проемах стали возникать очертания человеческих фигур. Призраки раздирали пыльные складки серой кисеи, вырывались из-под арок и, достигнув площадки, распластывались ниц перед роскошным троном.

— Возьми меня! Меня! Меня! — наперебой выкликали они, трепеща тончайшими кружевами манжет, лязгая тяжелыми суставами железных доспехов и шелестя по плитам и ступеням длинными полами роскошных мантий.

Вскоре вся площадка вокруг трона была заполнена седовласыми королями, юными принцами, суровыми витязями, богатыми купцами, смелыми мореходами и прочими поклонниками, одежды и драгоценные украшения которых достаточно ясно указывали на свое сомнительное происхождение.

— Сдери с них все эти тряпки и камешки, опустоши их кошельки, и вскоре они либо взойдут на эшафот как мелкие воришки, либо перемажутся грязью и прахом и до смерти будут биться за первое место у кабацкого порога, — сказал Владигор.

Князь щелкнул пальцами в воздухе, и тут же вся богатая пестрота площадки обратилась в груду бурых лохмотьев, откуда то тут, то там высовывались грязные руки с жадно растопыренными пальцами.

— Ты прав, князь! — весело воскликнула Цилла. — Человек лишь кучка грязного праха, дрожащего перед лицом испепеляющей Вечности!

— Но ведь не все падают ниц перед тобой! — с жаром возразил Владигор. — Есть мудрецы, для которых твои прелести значат не больше, чем прелая прошлогодняя листва или мышиный след на утреннем снегу!

— Ты уверен? — усмехнулась Цилла. — Ты достаточно хорошо знаешь меня и людей, чтобы утверждать такое?

Она достала из-за спины грязный холщовый мешок и со смехом опрокинула его на сгорбленные спины, покорно склонившиеся вокруг трона. Из горловины на затылки и горбы с жирным шорохом посыпались хлебные корки, обглоданные кости и прочие объедки, часть которых тут же исчезла среди лохмотьев, а часть достигла краев площадки и устремилась вниз по мраморным ступеням, увлекая за собой всю человеческую свору.

Как только площадка вокруг трона опустела, из боковых галерей стали один за другим появляться степенные седобородые старцы, почтенные высоколобые мужи в длинных складчатых одеяниях, бледные юноши с темным восторженным огнем в глубоко запавших глазах, устремляющие свои взоры в вершину купола, где стропила и арки сходились в одной точке, образуя сияющую многолучевую звезду. Один погружал лицо в раскрытую книгу, другой неотрывно смотрел в длинную трубку, направляя ее лиловый глаз в переплетения стропил, третий нес перед собой лоток, смешивал на нем разноцветные порошки и, всыпав смесь в раскаленную добела воронку глиняного тигля, бросал следом щепотку золотого песка.

— Истина!.. Truth!.. die Wirklichkeit!.. Veritas!.. — повторяли они на разные лады.

— Видишь, князь? — усмехнулась Цилла, глядя на Владигора темными, широко раскрытыми глазами. — И стоит мне только прошептать: «Это я! Я! Не ищите там, где не прятали!..» И они все кинутся ко мне!