После выстрела американец исчез в зияющем отверстии пещеры, а таинственная лодка подошла к подножию скалистого, неприступного мыса и остановилась как раз на том месте, где скрылся под водою сеньор Бартоломео ди Монте.

Сидевшие в лодке люди, по-видимому, надеялись выловить утонувшего мулата, потому что плавали несколько минут вокруг этого места, как будто ожидая, не появится ли голова утопленника.

Ожидания не сбылись. Несчастный, не желая расстаться с золотом, не выпустил его из рук и пошел ко дну, как топор.

Сердце у Фрике бешено колотилось. В гребцах он узнал Андре и Мажесте, в человеке с трубкой — Пьера де Галя, а в стрелке — доктора Ламперрьера.

Оставив бесполезные усилия спасти утонувшего, лодка приготовитесь отъехать от мыса. Весла снова заработали и всколыхнули воду, как вдруг сидевшие в лодке услышали знакомый звук.

— Пи-и-и-у-фью-ить! — просвистел Фрике, словно в горле у него был свисток локомотива.

Услыхав условный сигнал, который однажды уже сослужил им службу во дворце магараджи Борнео, четыре друга дружно вздрогнули, да так сильно, что даже лодка покачнулась. Весла замерли, и четверо пловцов посмотрели наверх, в том направлении, откуда послышался свист.

— Пи-у-фью-ить! — повторил парижанин.

Пьер де Галь встал, приставил руки рупором ко рту и окликнул молодого человека громким голосом, каким, бывало, командовал на своем броненосце:

— Эй! На вышке! Эй!

— Эй, лодка! Эй! — отвечал Фрике, как послушное эхо.

— Матрос! Сынок! Это ты? Если ты, то так и скажи… не дури, а то я упаду в воду, если это не ты…

— Конечно, я, старик… кому же больше быть? Я, Фрике-парижанин, ваш матрос, дорогие друзья. В воду тебе незачем падать, это вредно.

— Фрике! — хором закричали все четверо. — Шалун! Гамен! Проказник!

Затем доктор спросил его густым басом, в котором звучали веселые нотки:

— Кем же ты здесь? Магараджей, как в Борнео, или просто императором одного из австралийских племен?

— Нет! Престол не занят и дожидается одного из вас.

— Мы сейчас причалим. Скажи, пожалуйста, куда это мы заехали?

— А я и сам не знаю. Мне кажется, вам нужно обойти мыс и причалить с другой стороны. Я пойду к вам навстречу с моими товарищами. Только смотрите, будьте осторожнее. Место здесь прескверное: водятся лихие люди.

— Мы уже заметили это. Скажи, матрос, этот негодяй, подстреленный доктором, не мерзавец ли янки с корабля «Лао-цзы»?

— Он самый. А тот, что утонул, португалец из Макао, торговавший кули.

— Очень приятно слышать. А теперь в путь.

Пока лодка снова выезжала на середину озера, австралийцы, затаив дыхание, лежали ничком на утесе. Их можно было бы принять за мертвых, если бы не судорожное подрагивание и стук зубов.

Туземцы не помнили случая, чтобы адские голоса разговаривали так долго и так громко. Ругательства американца, предсмертные крики мулата, звучные возгласы Пьера и басовые ноты доктора показались бедным дикарям адским концертом, а оружейный выстрел заставил их окончательно обезуметь от ужаса.

Один Жан Кербегель, успевший под влиянием Фрике несколько оевропеиться — да простит мне читатель это новое и, быть может, неудачное слово, — смело встал и мужественно глядел на плывущую лодку.

— Чел-нок! — произнес он по-французски, с трудом выговаривая слоги. — Шлюп-ка!

— Да, мой друг, — отвечал ему Фрике, — совершенно верно: шлюпка, челнок, лодка — все, что ты хочешь. И в этой лодке плывут лучшие моряки в мире. Ты сейчас их увидишь.

В Виами снова настала тишина, и дикари немного успокоились. Более смелые из них даже зашевелились. Наконец вся компания поднялась с земли и встала на ноги. Кошмар закончился.

Фрике, с помощью знаков и коверкая туземный язык, объяснил дикарям, что нужно сойти с утеса и подойти к тому месту берега, где он отложе и ниже. Дикари охотно согласились на предложение своего нового друга, который благодаря белой коже мог так долго вести беседу с богами подземного царства.

Туземцы съели холодных варранов, испеченных в золе, проглотили несколько кусочков эвкалиптовой смолы и объявили, похлопывая себя по животу, что они готовы идти.

Тем временем лодка обогнула мыс и взяла вправо. Фрике и его спутники пошли в том же направлении, не обращая внимания на препятствия, встречавшиеся на пути. Так шли они несколько часов под палящими лучами солнца, которое накалило базальтовую почву так, что горячо было ногам. Фрике начинал выбиваться из сил, а берег был все также высок и крут, и нигде не было видно местечка, удобного для высадки.

Люди, плывшие в лодке, тоже устали от бесконечного плавания и насилу гребли. Через час должна была наступить ночь, которая в южных странах спускается на землю быстро, налетает, так сказать, вдруг.

Фрике не знал, какому богу молиться, когда лодка наконец остановилась. Послышался голос Андре:

— Фрике, нет ли у тебя веревки длиною метров двадцать пять-тридцать?

— Нет, господин Андре. Зачем вам веревка?

— Ты спустил бы ее нам. Я привязал бы к ней канат, он есть у меня в лодке. Ты с помощью веревки поднял бы канат наверх и прикрепил где-нибудь к утесу. По нему мы поднялись бы к тебе. Скоро ночь, а мы, пожалуй, долго еще не найдем удобного места для высадки.

— Лиана не годится?

— Годится.

— Хорошо. Мой товарищ сходит и принесет ее. Но неужели вам не жалко бросить лодку?

— Мы ее не бросим, — ответил Пьер де Галь. — К лицу ли французскому матросу бросить свой корабль! С чего ты решил? Вот еще! Лодка поднимется вместе с нами.

— На канате?

— На канате.

— Значит, она такая легкая?

— Да, она легка, точно сшита из бархата. Вот увидишь, она взлетит наверх, как перышко.

— Не может быть.

— Давай скорей лиану, полно болтать.

— Ладно, иду.

Фрике объяснил Жану, что нужно сделать, и белый дикарь, взяв каменный топор, гордо подошел к огромному камедному дереву пятидесяти метров высоты и соответствующей толщины. С вершины его свешивался чуть не до земли огромный пучок цепких лиан. Чтобы обрубить их у корня, нужно было взобраться на самую макушку дерева. Фрике с беспокойством ждал, сумеет ли его дикий приятель успешно справиться с этим трудным делом.

Жан Кербегель, сделавшись Кайпуном, приобрел такую ловкость и силу, что с ним могли сравниться в этом лишь очень немногие из природных дикарей. За это он и был выбран в помощники вождя.

Двумя сильными ударами он вырубил в стволе дерева углубление, которое послужило ему первой ступенькой; встав на нее одной ногой, он вырубил немного повыше другое углубление, поставил на него вторую ногу и, продолжая так действовать, быстро поднялся до самой вершины. Фрике, стоя около дерева, с интересом следил за действиями Жана и поспешно отскочил в сторону, лишь только тот издал резкий крик.

С вершины дерева со свистом летела огромная лиана, срезанная Жаном, который с быстротой акробата спускался следом, радуясь, что оказал услугу своему спасителю.

Не теряя времени. Фрике взял лиану, спустил ее в лодку, втащил наверх канат, привязал его к дереву и стал с нетерпением ждать, когда поднимутся его друзья.

Первым взобрался Мажесте. Он сделал это с такой ловкостью, что привел в восторг Жана и дикарей. Честный негр не мог вымолвить ни слова. Он кинулся обнимать Фрике и едва не задушил его в объятиях. Рыдания подступали ему к горлу, по щекам, сверкая, катились крупные горячие слезы.

Настала очередь доктора, который поднялся спокойно, не спеша Его длинное тощее тело с огромными руками и ногами напоминало паука, висящего на паутине.

Дикари глядели на появление белых с нескрываемым изумлением, а когда увидели Ламперрьера, то даже не дали Фрике обнять старого друга. Охваченные благоговейным ужасом, они бросились к ногам доктора, окружили его, точно святую реликвию, и забросали словами, среди которых особенно часто повторялось «Нирро-Ба». Фрике смутно понимал значение этой сцены и кусал себе губы, чтобы не расхохотаться.