— Ко мне, друзья, ко мне! — кричал неумолимый палач. — Тиран Убит! Да здравствует магараджа Гассан!

Но брамин поторопился торжествовать победу. Малайцы, бывшие во дворце, несмотря на охвативший их ужас, отлично понимали, к каким последствиям привело бы воцарение мнимого араба. Они не вступали в заговор. Им ничего не было обещано. Они чувствовали, что их счастливые дни прошли. В них заговорил инстинкт самосохранения.

Иривальти понял, что сделал ошибку. Он прошел потайным ходом, думая, что заговорщики уже во дворце. Индус не понимал, каким образом бунт мог начаться без этой предварительной меры. Ему не было известно, что бунт вызвало исключительно появление Фрике. Малайцы бросились на Иривальти и убили его.

После отчаянного сопротивления индусам удалось занять дворец. Они с дикими криками разбежались по бесчисленным залам и коридорам. Фрике дрался отчаянно, бросив ружье, рубил саблей налево и направо. Он первый ворвался в тронный зал, за ним — Дедушка, размахивавший своей страшной дубиной, за Дедушкой — Мео, терзавший малайцев страшными лапами.

Умирающий Иривальти заметил молодого человека с лепестком синего лотоса в петлице. При виде свиты молодого человека он почувствовал то же, что и остальные.

Брамин с усилием поднял над головой руки, громко воскликнул:

— Ты будешь магараджей!

И упал замертво.

За несколько минут индусы перебили всех малайцев до единого. Командир батальона, расталкивая ногою трупы, подошел к Фрике и на английском языке сообщил ему предсказание умирающего брамина.

Парижанин, с грехом пополам понимая английский язык, слушал и не верил своим ушам. Но почтение, с которым к нему относились, не позволило более сомневаться: его провозглашают магараджей Борнео!

Фрике не зазнается. — Фрике собирается составить министерство из своих отсутствующих друзей. — Прекрасное поведение тигра и обезьяны. — Фрике на троне. — Сабля бухарского эмира. — Неожиданный приход. — Дедушка и Мео показывают зубы. — Торжественная аудиенция, данная магараджей чрезвычайному уполномоченному лабуанского губернатора. — Гнусное обвинение.

С удовольствием констатируем факт, что Фрике нисколько не возгордился своим новым саном. Тщеславие было ему чуждо, и лесть не способна была вскружить ему голову.

— Магараджа Борнео!.. Каково?! Парижский гамен!.. Возможно ли это?.. Ничего, бывает и хуже.

В этих словах выразилось все презрение Фрике к благам жизни. Быть повелителем Борнео, решать судьбы миллиона подданных, обладать громадными богатствами — и все это выразилось у него коротенькой фразой: «Ничего, бывает и хуже!» Фрике был особенным человеком!

«Да, — говорил он сам себе, — трон, случайно подобранный во время мятежа, не может быть прочным. Эта история продлится самое большее двадцать четыре часа. Сегодня я магараджа, а завтра меня, чего доброго, повесят. Нужно воспользоваться случаем и ковать железо, пока горячо. У меня станут просить мест, должностей, отличий… Там увидим. Если бы Пьер де Галь был здесь, я бы назначил его морским министром. Это ему очень подошло бы. А с Мажесте что делать? Ах, из него вышел бы отличный министр общественных работ. Господину Андре я предложил бы портфель министра внутренних дел. Доктору… ну, этому я поручил бы министерство народного просвещения. Всех их сделал бы министрами!.. Отличное правительство было бы на Борнео… великолепный кабинет министров у магараджи. Но увы! В том-то и беда, что их здесь нет!.. Сипаи ко мне расположены, это видно. Надо воспользоваться этим и укрепить дворец, чтобы обезопасить свою царственную особу».

Но индусы не стали дожидаться распоряжений и успели уже под руководством своих офицеров укрепить не только дворец, но и все подступы к нему. Они работали дружно и умело, и на всю работу им понадобилось очень мало времени. Фрике, ничего не евший с самого утра, вздохнул наконец свободно и наскоро закусил в ожидании предстоящего боя, накормив также и зверей, изнемогавших от голода.

Когда животные поели, Фрике сказал им:

— Вот что, друзья, смотрите в оба. Избегайте ударов, но сами старайтесь наносить их как можно больше. Ты, добрый мой Дедушка, будь осторожнее. Ты очень силен, сильнее четырех мужчин, вместе взятых, но все-таки умеряй свой пыл, когда бросаешься вперед с поднятою дубиной. Я буду в отчаянии, если тебя ранят. Бери пример с Мео. Он очень зол, но осторожен. Он наносит удары исподтишка, что делает его очень опасным в битве. Не забывай, что дисциплина на войне — все, и благоразумие неразлучно с настоящей храбростью.

Орангутанг и тигр серьезно выслушали эту речь, как будто и впрямь понимали ее значение. Обезьяна громко фукнула, положила дубину на пол, присела, склонив голову на руки, уперлась локтями в колени и задремала. Тигр нежно помурлыкал, прилег на мягкий ковер, сладостно запустив в него когти, и заснул, положив морду на лапы.

Вошли слуги с великолепными одеждами и при виде зверей остановились на почтительном расстоянии.

— Зачем это? — спросил Фрике. — Мне ничего не нужно.

Командир сипаев подошел и, коснувшись лба сложенными ладонями, отвечал:

— Государь, эти люди принесли тебе царские одежды. Начальник дворца передает тебе белую тунику — знак высшего сана. Затем он поднесет тебе чалму, которую носят все правоверные. Потом ты сядешь на трон…

— Все это очень хорошо. Все вы, господа, очень милы и любезны, но я не любитель подобных комедий с переодеванием. Да и, наконец, надевать женское платье… да еще с кринолином… право, это смешно. А эта чалма!.. Я буду похож на торговца финиками!

Офицер продолжал настаивать:

— Спеши, государь. Эта одежда сделает твою особу священной в глазах всех…

— Чему доказательство пример моего предшественника…

— Народ признает тебя. Когда придет Гассан, он будет против тебя бессилен…

Имя Гассана подействовало на молодого человека отрезвляюще.

— Гассан!.. Вы сказали: Гассан?.. Он белый, да?

— Да, он европеец.

— Черт возьми! Это он и есть, Винсент Боскарен, негодяй, похитивший нашу Мэдж!.. Хорошо. Я согласен. Я оденусь во что угодно. Дайте мне саблю. Хорошую саблю с отличным клинком.

Парижанин весело сел на трон и подозвал к себе командира сипаев, единственного человека, с которым он мог здесь кое-как объясняться на ломаном английском языке. После продолжительного разговора индус понял, что ему поручается немедленно занять дворец Гассана и никого оттуда не выпускать.

Фрике хотел сам выступить с батальоном, чтобы в случае необходимости поддержать тех, кто шел исполнять его приказ, как вдруг дверь отворилась настежь, и в зал были введены четыре его друга, сопровождаемые малайцами. Первым его желанием было соскочить с трона и броситься к ним с объятиями, но он сразу же одумался. Сипаи, которые возвели его на трон, могли неблагосклонно взглянуть на такое фамильярное отношение нового магараджи с европейцами. С другой стороны, малайцы, которые привели иностранцев, были, видимо, настроены против них: несмотря на то что друзьям Фрике сохранили оружие, было видно, что они пленники. Это обстоятельство остановило нашего героя.

Тогда-то он и издал тот странный звук, о котором мы уже говорили. Друзья парижанина знали, что это за крик. Андре вздрогнул, несмотря на свое хладнокровие, потом побледнел от радостного волнения.

— Фрике здесь, — шепнул он на ухо доктору. — Стало быть, все идет хорошо.

— Да, но где же он… Что он делает?.. Впрочем, он такой плут, что способен сделаться раджой.

Пьер де Галь не вытерпел и загремел на весь зал:

— Эй, матрос!.. Эй!

— Пи-и-у-фьюить! — просвистел парижанин.

— Ты молодец, мой мальчик!.. Это ты, я тебя узнаю в этих белых тряпках… Господи, как я счастлив!.. Я сейчас подойду тебя обнять.