— Когда я была совсем маленькой девочкой, я жила с матерью. Это была тихая, грустная, бледная женщина. Мы были очень бедны, она кормилась своими трудами, но никогда не жаловалась на судьбу. Изредка к нам приезжал человек высокого роста и гордой наружности. Я помню, как крепко он целовал меня, прижимая к груди. Это был мой отец, он был моряк. Вскоре он погиб в море. Вы знаете это, потому что сами говорите, что были с ним знакомы. Слышите, сударь?
— Слышу, мисс, но нельзя ли спросить: к чему вы это говорите?
— А вот к чему. Моя мать жила и умерла в бедности, научив и меня презирать богатство; а мой отец, герой войны за независимость, передал мне любовь к свободе. Когда он умер, то человек, которому он меня поручил, продолжил со своими друзьями мое воспитание в том же направлении. Я им всем обязана. Благодаря им я стала тем, что я теперь. А вы, милостивый государь, что вы для меня сделали? За что я должна быть вам благодарна? Недостойной хитростью, бесчестным подлогом вы меня выманили из пансиона и поселили в этом дворце, который хуже тюрьмы. Я люблю простоту, а вы окружаете меня роскошью. Вы меня принуждаете к тому, что мне не нравится. Очевидно, ваши намерения бесчестные, бессовестные.
— Как, мисс? Разве я не относился к вам с глубокой преданностью, глубоким уважением?
— Еще бы! Недоставало только, чтобы вы к бесчестности присоединили грубость.
— Знайте, что во мне с детства развито презрение к смерти. Я не побоюсь ее, я предпочту ее позору.
— Мисс!..
— Знайте, сударь, что если б я не надеялась, что рано или поздно придет час моего избавления, то давно прибегла бы к смерти, как к надежной избавительнице от позора.
— К смерти! Сохрани бог!.. Что вы такое говорите!
— А что? Вас это удивляет? Знайте, что во мне с детства развито презрение к смерти. Я не побоюсь ее, я предпочту ее позору.
Такой разговор происходил во дворце борнейского магараджи. Девушка, говорившая так смело с человеком, привыкшим к всеобщему преклонению и трепету, была совсем еще молоденькая, почти ребенок.
Семнадцати лет, стройная, высокая, молодая мисс бесстрашно глядела на своего собеседника, ставя его в тупик смелыми речами и взглядами. Голос ее по временам дрожал от негодования, и на глазах выступали непрошеные слезы, но пламя, загоравшееся в глубине глаз, сейчас же осушало их. Прелестный контраст с черными глазами составляли белокурые волосы, падавшие толстыми, тяжелыми косами из-под легонькой фетровой шляпки с белым страусовым пером. Кожа на лице была нежна, как бархат, а яркий румянец еще не успел поблекнуть от горя и забот. Правильный нос с небольшой горбинкой и нервно дрожавшими ноздрями придавал, в сочетании с глазами, решительное выражение лицу, но это выражение смягчалось необыкновенно нежными алыми губками.
Несмотря на ранний утренний час и тропический зной, мисс Мэдж была одета в костюм из легкой серой материи с укороченной юбкой; на ее крошечных ножках были надеты высокие ботинки — это был настоящий дорожный туалет. Мэдж носила его постоянно, каждую минуту готовая к любым неожиданностям.
Ее собеседник был тот самый человек, который привез на «Конкордию», находившуюся на карантине, экипаж из малайцев. Тот самый человек, который напугал сеньора Пизани и перед которым трепетали и преклонялись все бандиты моря, — одним словом, это был сам атаман. Одетый в изящное европейское платье, он для беседы с молодой особой отложил в сторону зеленую чалму и одежду паломника в Мекку, которые внушали фанатичным мусульманам Борнео такое почтение к неведомому пришельцу.
Несмотря на учтивое, почтительное обращение атамана с девушкой, за всей его джентльменской внешностью виден был дикий зверь. Печать неукротимых страстей лежала на его бледном, бескровном лице. По временам прожилки на лбу вздувались при особенно резких выражениях девушки, но в ту же минуту он подавлял в себе гнев и принимал бесстрастный, холодно-учтивый вид благовоспитанного человека. Несмотря на сдержанность, улыбка бледных губ под крючковатым носом делала его похожим скорее на пантеру, чем на человека.
Атаман был удивлен отпором, который давало ему это юное, слабое созданье. Молодая девушка знала, что, находясь в его власти, своим сопротивлением она играет в опасную игру, но храбро шла навстречу опасности. Он видел, что она не шутит, что она и вправду способна сделать так, как говорит, и потому ничего не ответил на ее резкости.
Какими судьбами молодая девушка очутилась с атаманом в городе Борнео, во дворце у раджи? Каким образом попала красавица к этому зверю?
Расскажем все по порядку, начиная с истории отца мисс Флаксхан и того человека, который силой удерживал ее.
В 1876-м и особенно в 1877 году число морских катастроф до такой степени увеличилось, что не могло быть сомнения в том, что тут действует чей-то злой умысел. Правительства заволновались, в палатах были сделаны запросы, в английском парламенте лорд Гранвиль сказал замечательную речь, результатом которой было назначение секретной конференции между представителями держав. «Милостивые государи, — сказал этот выдающийся государственный деятель, — вероятное увеличение числа кораблекрушений за последние годы приводит меня к убеждению, что нет национальности, корабли которой оставались бы в настоящее время в безопасности на море. Для меня, как и для многих из вас, нет сомнения в том, что существует целое сообщество пиратов. Я могу представить документы, которые доказывают, что это общество в широких масштабах эксплуатирует страховые компании, уничтожая корабли с грузом, застрахованным по высокой цене…»
Документы, представленные лордом Гранвилем, были как нельзя более убедительны. Перечислив все корабли, исчезнувшие за последний короткий период, он привел точную цифру их действительной стоимости, тщательно отследив ее по ведомостям всех портов, и сопоставил с итогом страховых полисов. Громадная разница между двумя цифрами вызвала всеобщее изумление. Стало очевидно, что ради наживы приносились в жертву тысячи людей и что многие миллионы обманом перешли в руки неведомых негодяев.
Итак, было официально констатировано существование кораблей-смертников, то есть кораблей с застрахованным грузом, заранее предназначенных для потопления. Позже в один прекрасный день был открыт и способ «крушить» корабли. На бременском рейде стоял купеческий корабль «Мозель», готовый к выходу в море. Погрузка была закончена. На другой день предстояла посадка пассажиров. Оставалось погрузить еще несколько тюков, как вдруг на верфи, около которой стоял «Мозель», раздался ужасный взрыв. Четыре носильщика были Убиты наповал. Собственник груза, некто Томас, дрезденский уроженец, наблюдавший за погрузкой, получил смертельную рану. За несколько минут до смерти этот человек раскаялся и сознался, что в тюках было огромное количество динамита. Взрыв должен был произойти после выхода корабля в море с помощью особой пружины, приведенной в действие часовым механизмом. Этот взрыв должен был полностью уничтожить корабль. «Мозель», застрахованный в нескольких обществах на сумму, в десять раз превышавшую его стоимость, уцелел лишь чудом.
Томас так и умер, не выдав своих сообщников.
Таким образом, случайное обстоятельство выявило один из способов, используемых кораблекрушителями. Оставался открытым вопрос о нападениях на корабли, который был еще сложнее и запутаннее. На помощь снова пришел случай и открыл, наконец, тайну.
Один из самых блестящих офицеров нашего флота, богатого талантливыми людьми, решился взять на себя преследование кораблекрушителей. При поддержке министерства, которое предоставило в его распоряжение крейсер третьего ранга, этот офицер, барон де Вальпре, после недолгого плавания убедился, что какое-то необычайно быстроходное судно, снабженное боевым тараном и грозной артиллерией, являлось исполнителем замыслов тайного общества. Этот загадочный корабль обладал способностью постоянно менять до неузнаваемости свой внешний облик, выходил в море под всевозможными флагами, корабельные книги и документы были у него всегда в полном порядке и написаны на всех языках, так что морское начальство не могло ни к чему придраться. Обязанностью этого морского палача было грабить и топить почтовые и торговые суда, указанные ассоциацией. Цель почти всегда достигалась, и богатство преступного общества все росло и росло.