— Послушай, а где господин Андре?

— В большой хижине. Он держит совет с Туммонгонгом. У нас скоро будут новости…

— Знаешь, Фрике, я все больше и больше тебе удивляюсь.

— А что? — спросил Фрике, смеясь.

— Ты начинаешь говорить по-даякски. Ты знаешь почти все обыденные слова и скоро будешь говорить совсем правильно.

— Да и ты скоро научишься.

— Ну вот еще!

— А ты вот как делай: каждое утро упражняйся в их диалекте, понемногу заменяя французские слова даякскими, и научишься.

— Ни за что. Это уже было. Я пробовал делать так на морских стоянках. Раз, помню, стояли мы у Мартиники. Так что ты думаешь? Совсем разучился говорить по-человечески. Коверкаю свой язык на тамошний лад, да и только. Стал раз командовать своей пушкой, да и глотаю «р». И бог ты мой, что это было!

— Воображаю, как все потешались!

— Да нельзя было не потешаться.

— Ну что же, ничего страшного; на Мартинике народ картавый, а даяки произносят звуки очень чисто. Здесь ты не испортишь выговора.

— Честно говоря, я уже начинаю понимать, что вокруг меня лепечут. Ну да хватит об этом. За дело. Если мы так будем копаться, то не наполним арсенал вовремя.

Чтобы покончить с разговором, Пьер затянул под нос матросскую песенку и снова принялся начинять порохом патроны, которые кучей лежали перед ним. Патентованному боцману эта работа была не в диковинку. Его толстые пальцы действовали удивительно проворно, приготовляя патрон за патроном. Работа быстро подходила к концу, старый моряк принялся поддразнивать Фрике, который трудился над первобытным кузнечным мехом, стараясь заставить работать горн небольшой даякской кузницы.

— Что, пустомеля? Говорил я тебе: не болтай так много. Вот мои патроны-то и готовы, а твой свинец еще нет.

— Черт возьми! Да я просто не знаю, что делать с мехом: не дует и все тут. Жару получается не больше, чем нужно на сотню каштанов. А у меня, по меньшей мере, три килограмма свинца.

— Дуй, сынок, дуй, ничего! Поднатужься!

Кузнечный прибор у даяков действительно был прост до наивности: это был прямой бамбуковый цилиндр, в который был вставлен поршень на длинном стержне; внизу к цилиндру была приделана глиняная труба фута три длиной, к концу суженная и направленная к огню. Вот и все. Поршень так и ездил по цилиндру, труба была направлена превосходно, приток воздуха сильный, бедный Фрике трудился до кровавого пота, а все не мог довести жар до нужной степени.

— Насилу-то! Слава тебе господи! Пора! — сказал он наконец, поднося боцману большую железную ложку с расплавленным металлом.

— Нужно отлить триста пуль. Это пустяки. Через два часа наши патроны будут готовы.

— Отличная выдумка — эти вечные патроны, ими можно пользоваться без конца.

— Так и есть. А то при нашей стрельбе понадобился бы целый артиллерийский ящик.

— Да, а теперь нам нужно только форму для пуль да немножко пороху. А свинец и порох везде можно найти.

— Взгляни-ка, взгляни! Я уверен, что наши друзья ходили на охоту и принесли с собой несколько малайских голов.

Французы не ошиблись. Послышались радостные крики. Это встречали отряд даяков, появившийся на лесной прогалине, посредине которой была расположена котта, или кампонг, то есть укрепленная деревня, в которой жили наши друзья. Такая туземная крепость представляет собой в некотором роде чудо. Разрушить ее можно только пушкой. Вообразите себе частый забор из крепких деревянных столбов десяти метров высотою, глубоко врытых в землю и подпертых изнутри другими столбами длиною четыре метра. Эта несокрушимая ограда не боится пожара и оснащена узкими бойницами, возле которых сложены луки и сарбаканы с толстыми пучками пропитанных ядом стрел.

На самых высоких столбах воткнуты длинные жерди с вырезанными из дерева фигурами калао, птиц-носорогов, которые держат в лапах человеческие головы; одни головы гниют, а некоторые высохли, как мумии. Вместо глаз у этих противных трофеев вставлены длинные белые раковины, которые с угрозой смотрят из обезображенных орбит.

Внутри ограды стоит множество грубо сработанных идолов, которые делают честь усердию исполнителя, но не его скульптурному таланту. За ними, в центре, на пять футов от земли возвышаются жилые помещения, соединенные между собою досками на козлах. Независимые даяки Борнео, как и жители Океании и индо-малайских островов, любят строить дома на некотором возвышении от земли.

Внизу мычит, блеет, хрюкает, пищит и кудахчет бесчисленное множество домашних животных и птиц, очень полезных в хозяйстве. Козы, коровы, куры, собаки, кошки и свиньи плодятся и множатся в этом болоте, составляя вместе с обильными запасами риса в амбарах неистощимые ресурсы на случай осады.

Прекрасные деревья растут в тех местах, поставляя жителям воздушных домов превосходные плоды и прохладную тень: кокосы, бананы, саговые пальмы, мангустаны, коричные и лимонные деревья, хлебное дерево и множество других древесных пород вырастают там громадных размеров.

Пьер и Фрике оставили на время работу и пошли к узким воротам крепости, которые были настежь отворены.

Воины проходили с видом победителей. На их пути поминутно раздавался приветственный клич «нгаиаус», испускаемый всеми встречавшими: мужчинами, женщинами и ребятишками.

Воинов было человек двадцать. Они были вооружены бамбуковыми копьями с железными наконечниками и страшными парангами [28]которыми они так ловко обрубают головы вровень с плечами. Недаром англичане называют даяков «headhunters», то есть охотниками за головами, а голландцы — «koppensneller» (рубителями голов). По случаю торжественного вступления в родную деревню они оделись в парадное платье, то есть буквально увешали себя туземными драгоценностями. У одних на шее были надеты стеклянные бусы, раковины, ожерелья из тигровых когтей и медвежьих зубов, а ноги по щиколотку и руки до локтя были покрыты браслетами с медными бляшками. У других на руках не было ничего, кроме одного небольшого браслета из белой раковины, который считается у даяков неоценимым сокровищем. В ушах у всех были медные серьги, а на головах что-то вроде колпака из красной материи, усаженного бусами, раковинами, медными блестками и украшенного великолепным аргусовым пером. Остальная часть костюма состояла из куска цветной материи, который был обернут вокруг пояса, — небольшая уступка стыдливости.

Кроме того, на всех было надето по большому ожерелью из человеческих зубов, что служило у племени знаком высокого сана. Фрике в шутку называл такие ожерелья майорскими эполетами.

— Нгаиаус!.. Нгаиаус! — кричала толпа, валившая навстречу, а туземный барабан звучно и торжественно отбивал: драм-дам-да-дам-дам…

Нгаиаус — это небольшие отряды в пять, десять или пятнадцать человек, уходящие на партизанскую войну с тем, чтобы иногда не вернуться назад. Эти вольные стрелки девственного леса отправляются иной раз на неделю и больше, нападают врасплох на уединенные жилища, истребляют посевы, сжигают дома, рубят головы мужчинам, уводят в рабство женщин и детей, а в худшем случае и сами бывают перебиты все до единого.

Не следует думать, что это все разбойники без совести и чести. Напротив, это все больше люди мирные, нападающие только на людей того племени, с которым воюют. Воровством и грабежом они никогда не занимаются. В этом отношении они честнее и нравственнее многих цивилизованных народов, которые нередко пользуются войной, чтобы поживиться за счет соседа. Даяки ищут в войне только славу, а не корысть.

Такие набеги называются сарахами и пользуются у даяков большим уважением; при этом знаменитые воины всякий раз стараются отличиться какими-нибудь небывалыми подвигами, смелостью и ловкостью.