– Боже мой. В этом нет ничего странного.

Ее голос звучал сочувственно. И Ланиусу опять понадобилось время, чтобы понять и это. Он не привык к сочувствию от кого-либо, за исключением Сосии.

Но Ланиус не хотел в эту минуту думать о жене – во всяком случае не сейчас, когда он наслаждался симпатией Кристаты. «Грас, наверное, тоже не хотел думать о матери Сосии, когда проводил время с Алсой», – подумал Ланиус. Глядя на то, как блестят глаза Кристаты, как соблазнительны ее полуоткрытый рот, ее пухлые влажные губы, король понимал, почему не смог устоять его тесть.

Когда он наклонился к ней и поцеловал эти восхитительные губы, то ожидал, что Кристата закричит, или убежит, или начнет кусаться. После того, что случилось с Орталисом, почему бы ей не поступить так же? Однако девушка ничего подобного не сделала. Ее глаза расширились от удивления, затем медленно закрылись. А руки лишь крепче обхватили его шею.

– Я уже сомневалась, сделаешь ли ты это когда-нибудь, – прошептала она.

– В самом деле? – ответил Ланиус и подумал: а может, ему лучше убежать?

Но Кристата с серьезным видом кивнула.

– Ты же не считаешь меня уродливой?

– Уродливой? О боги, нет! – воскликнул Ланиус.

– Тогда хорошо.

Кристата посмотрела – сначала в одну сторону, затем в другую. То же самое сделал Ланиус. В коридоре никого не было. Вряд ли кто-нибудь видел, как они целовались, но этот кто-нибудь мог в любое время появиться в коридоре.

Его сердце сильно билось от волнения – и от возбуждения. И он не хотел думать, просто открыл ближайшую дверь в одну из множества почти одинаковых кладовых, наполовину забитых свернутыми коврами и гобеленами.

Ланиус переступил порог комнаты, все еще сомневаясь, не убежит ли Кристата. Она не убежала. Служанка вошла вслед за ним, и он закрыл дверь.

Внутри, в полутемной кладовке, воздух пах шерстью и пылью. Ланиус снова поцеловал служанку, и она прижалась к нему.

– Ваше величество, я знала, что ты милый, – прошептала она.

Шаги – по ту сторону двери? Да. Но шедший не остановился, а пошел дальше. И так же поступил Ланиус. Он поднял тунику Кристаты и снял ее через голову, а затем нагнулся, чтобы поцеловать ее грудь и темные, ставшие твердыми, соски. Девушка издала дрожащий вздох.

Но когда он снова обнял ее, то едва не отпрянул. Он ожидал, что будет гладить гладкую, мягкую кожу, однако спина девушки была отнюдь не гладкой и мягкой. Кристата, разумеется, ощутила, как дрогнула его рука.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила она.

– Молчи! – оборвал он ее. – Я покажу тебе, чего я хочу.

Ланиус взял ее руку и положил туда, где находился ответ. Девушка принялась нежно ласкать его. Ланиус схватил ее за плечи и опустил на пол, затем навис над ней.

– О-ох! – выдохнула она.

Его губы нашли ее рот и приглушили любые звуки, которые Кристата готова была издать... а некоторое время спустя этот долгий поцелуй сдержал и его стон.

Когда все закончилось, они оба быстро оделись.

– Вот... так это и должно быть, – сказала Кристата. Ланиус думал точно так же. И хотя он уже мысленно ругал себя за то, что осложнил свою жизнь, продолжавшееся приятное ощущение мешало ему думать, что этого не стоило делать.

Быстрый поцелуй, и девушка выскользнула из кладовки в коридор. Спустя некоторое время Ланиус прислушался к тишине и тоже покинул кладовку. Он улыбался, довольный, чувствуя невероятное облегчение. У него получилось!

Грас повернулся к Эстрилде.

– Повара прекрасно приготовили этого кабана, как ты находишь? – спросил он, слизывая с усов жир.

Кивнув, его жена поинтересовалась:

– Если ты думаешь, что оно замечательное, не следует ли тебе сказать об этом Орталису, а не мне?

– Следует ли? – король нахмурился. – Ты обычно строже к нему, чем я.

– Ты... сделал то, что ты сделал, когда он... совершил ошибку. Когда он ходит на охоту, он, возможно, не делает ошибок. Почему бы тебе не сказать ему, что он что-то делает хорошо?

– Если бы он чаще так поступал, я бы говорил ему об этом чаще. – Грас вздохнул, потом неохотно кивнул. – Ты права. Еда хорошая, и это действительно он ее добыл. Я поблагодарю его за это.

По пути в комнату Орталиса он спросил нескольких слуг, там ли принц. Никто из них не знал. Никому из них не было до этого дела. Неужели мерзкие поступки сына вызывают у всех такую неприязнь к нему? «Это не очень хорошо для человека, который однажды станет королем, – подумал Грас – Совсем нехорошо».

Он постучал в дверь, и когда никто не ответил, решительно толкнул ее. Сладкий аромат вина заполнял комнату, мешаясь с запахом давно не мытого тела. Сын Граса бережно держал на коленях чашу вина, как будто ребенка. Пустой кувшин валялся на полу, еще один стоял рядом со стулом, на котором восседал принц.

Орталис посмотрел на отца затуманенными глазами.

– Чего тебе надо? – невнятно произнес он.

– Я пришел поблагодарить тебя за кабана, которого ты подстрелил. Получилось замечательное жаркое, – ответил Грас. – Давно ты пьешь?

– Не очень, – сказал Орталис. – Ты собираешься избить меня за это?

Он поднял чашу и сделал большой глоток.

– Нет. У меня нет для этого повода, – проговорил король. – Пить в одиночестве глупо, но в этом нет зла. А когда ты делаешь это достаточно долго, это само по себе превращается в наказание. Стоит только протрезветь, как тебе кажется, что твоя голова сейчас лопнет.

Орталис кивнул. То, что он мог безболезненно кивать головой, говорило о том, что момент протрезвления еще очень далек.

– Почему бы тебе не уйти? – сказал он. – Разве ты не достаточно сделал, чтобы превратить мою жизнь в жалкое прозябание?

– Я сказал, чтобы ты не калечил женщин ради развлечения. Я показал тебе, что такое боль. Если ты несчастлив из-за того, что я сделал... что ж, жаль.

Он чуть было не сказал «Мне жаль», но остановился, потому что не чувствовал этого. Его сын уставился на него.

– А ты не испытывал радости, когда давал мне этот урок?

– Нет, клянусь бородой Олора! – взорвался Грас – Мне было тошно.

Но по тому, как Орталис засмеялся, было видно, что он не поверил отцу. Грас повернулся и поспешил прочь.

Сколько ни хвали охотничьи способности Орталиса, это не затянет трещину между ними. А что-нибудь могло ее затянуть? Король с сомнением покачал головой.

Не в первый раз он подумал о том, чтобы сделать Ансера законным сыном. Это бы решило кое-какие проблемы. Нет! Это больше осложнит, чем решит проблемы, не только с Орталисом, но и с Эстрилдой и Ланиусом. Ему придется ладить с законным сыном и также со своим зятем. Он задумался, станет ли Крекс, его внук, королем и каким королем он станет.

К тому времени, когда Крекс наденет корону и сядет на алмазный трон, его дед сойдет со сцены.

«Я еще недостаточно сделал», – подумал он. Издал несколько законов, укрощающих неуправляемую аворниискую знать; победил фервингов. Король Берто, слава богам, больше интересуется молитвами, чем сражениями. Но дать Низвергнутому захватить и укрепиться на землях черногорцев было бы катастрофой.

И еще – с тех дней, когда Грас был капитаном речной галеры, он мечтал рассчитаться с ментеше, причем на их стороне Стуры, не на своей. Этого он пока не сделал. И не знал, сможет ли когда-нибудь сделать. Если его колдуны не сумеют защитить людей Граса от участи рабов после пересечения Стуры, если они не сумеют излечить работающих на ментеше рабов... Разве есть надежда перейти границу?

Если он не сможет перейти реку, как он вообще может мечтать о том, чтобы отбить Скипетр милосердия? Если он вернет Скипетр в столицу, Аворнис навсегда запомнит его. Если он потерпит неудачу... Аворнис все равно запомнит его – как обреченного неудачника.

За окнами в воздухе кружился снег и завывал ветер. Если людям приходилось выходить на улицу, они надевали теплые сапоги, тяжелые плащи, меховые шапки с ушами, иногда защищали рты и носы шерстяными шарфами. Король Ланиус не думал, что это Низвергнутый насылает на город Аворнис особенно суровую зиму, но погода не радовала.