Их остановил сам хозяин дома, Пол Аспен. Хотя актеру было под сорок, едва ли ему подходило определение «мужчина» — скорее «парень». Вечно юный Питер Пэн. Для роли пирата он обрил голову налысо, видимо, надеясь выглядеть старше, и проколол уши. Высокий, по-звездному обаятельный — мечта любого продюсера.

Он дружелюбно улыбнулся девушкам и предложил им выпить.

— От охраны я узнал о прибытии коллеги по фильму, моего любимого коллеги… И я имею в виду совсем не Уилла!

Доун вспомнила, что с Жаки снимается сам мистер День-независимости.

— Не представишь свою подругу, Жаклин? — добавил Пол.

Доун хотела было вспылить: мол, она лет на десять старше тех, кто представляет для него интерес, — но ради Жаки сдержалась.

Старлетка расцвела от удовольствия. Представив девушку Полу, она начала рассказывать о каскадерской работе подруги и в конце концов прощебетала, как было бы чудесно, если бы Доун работала с ними.

Неужели Жаки так благоговеет перед знаменитостью? Или тут замешаны чувства?

Охотница отказалась от предложенного коктейля и отошла в сторону. Жаклин внимательно изучала красную жидкость.

— Что это? — спросила она.

Пол отпил из бокала, от которого отказалась Доун.

— «Смерть от сангрии». Черт его знает, что тут намешано! Думаю, творческая интерпретация классического коктейля.

— М-м-м… — Жаки засмеялась. — Очень вкусно. Доун, ты правда не хочешь попробовать?

— Я не пью. — Фрэнк личным примером отбил у нее охоту пробовать спиртное.

— Нет, вы только… — Пол как дозорный наблюдал за всем, что происходило в вестибюле, и при появлении известного продюсера приветственно помахал тому рукой. — Роберт пришел. Я вас оставлю, уж простите — надо засвидетельствовать ему свое почтение. Встретимся позже.

— Конечно, — ответила Жаки.

Пол наклонился к ним и заговорщически прошептал:

— Мой вам совет: если кто-то предложит показать дом, не соглашайтесь. У нас этим вечером уже было происшествие с одной начинающей актрисой, сексуально озабоченным режиссером — не будем называть его имени — и тайной комнатой за камином. Берегитесь старых домов, прекрасные дамы!

Он подмигнул им и ушел. Жаки проводила его взглядом.

Доун воскликнула:

— Только, умоляю, не говори, что ты…

— Нет! Да ты что! Просто… Мы вместе работаем. В детстве я смотрела его передачи. — Она поднесла бокал к губам, но тут же опустила, будто заметив что-то интересное на другом конце зала. — А, между прочим, справа по курсу какой-то тип… Глаз с тебя не сводит.

Тут уж Доун действительно не смогла устоять — все вокруг напоминало о ежедневном соперничестве с Эвой, и старая обида захлестнула ее с новой силой. Так что если незнакомец смотрел на нее, а не на Жаки, то в Доун одержала маленькую победу. Как ни противно признаваться в недостойной слабости, но это — факт.

Она посмотрела в указанном направлении. И правда! На нее таращился обычный смазливый парнишка. Как только он понял, что Доун глядит на него, он, естественно, перевел взгляд на Жаклин.

Эва опять выиграла… Хотя ее здесь и не было.

— Займись им, — предложила Доун старлетке.

— Ему нравишься ты. Я же вижу.

— Ладно, проехали.

У одной из кушеток стоял холодильник с прохладительными напитками. Доун взяла себе бутылочку воды и случайно услышала разговор двух киношниц, сидевших тут же на диванчике. Под носом одной из собеседниц белела тонкая полоска порошка. Бурно жестикулируя, женщина твердила, что Голливуд всегда будет «в курсе всех дел», чертыхалась и костерила на чем свет стоит республиканцев и консервативные СМИ.

Сдерживая смех, Доун открыла воду и сделала глоток. Жаклин понимающе на нее взглянула и рассмеялась, а потом предложила выйти на улицу — там было тише.

Бассейн окружали настоящие джунгли. Две нагие купальщицы плескались в сияющей голубой воде; мужчины поодаль курили марихуану и с видом знатоков взирали на дивное зрелище.

— Как твоя работа? — спросила Жаки. Она повернулась спиной к бассейну и сделала большие глаза: неужели таким людям можно верить?

— Работа как работа, в детективном агентстве. Сплошные секреты, конфиденциальность и все такое прочее.

— По-моему, супер!

— Не то чтобы супер… — Доун отпила из горлышка. — Сыщики только и делают, что либо выжидают, либо на препятствия наталкиваются… А мой босс… — Она вздохнула. — Он…

Стоп. Куда ее понесло? Самое время заткнуться.

— Что он? — Жаки откровенно радовалась, что охотница наконец запросто, по-дружески с ней беседует.

Внезапно у Доун мелькнула неприятная мысль: может, старлетка неспроста желает «задружиться»? Некоторые коллекционируют всяческие «полезные» знакомства, специально стараются ими обзавестись. А вот саму Доун, похоже, все время тянет к «несчастненьким».

— Мой босс очень замкнутый, — придумала она ничего не значащую формулировку. — Он меня совсем замучил.

— А! Не заморачивайся. Побереги нервы, жить станет легче.

— Точно знаешь?

— Однозначно. Нельзя впускать в себя отрицательную энергию. — Жаки грациозно взмахнула рукой. — Неужели кому-то хочется отравлять себе жизнь?

«Мне», — мрачно подумала Доун.

Жаки дотронулась до ее плеча, и от этого прикосновения стало спокойно и уютно. Тем не менее Доун вздрогнула и шагнула в сторону.

— Прости, — проговорила Жаклин.

Сыщица сделала вид, что не понимает, о чем речь.

— Нет, я… — Актриса поправила белокурую прядь. — Прости, что я на нее так сильно похожа. Прости! Я тебя мучаю.

Что тут можно сказать? Доун сделала еще глоток, чтобы потянуть время.

— Можно вопрос? — продолжила Жаки. — Твоя мама… какой она была?

Этого еще не хватало!

— Понятия не имею. Она умерла, когда мне исполнился месяц, поэтому воспитывал меня отец.

— Ты говоришь, словно она тебя нарочно бросила.

Доун стиснула в кулаке бутылку.

— Не бросила. Она умудрилась навсегда остаться рядом со мной.

Охотница пристально поглядела на Жаклин, следя за ее реакцией, но старлетка непонимающе смотрела на приятельницу.

— Что ты имеешь в виду?

Доун выжидающе, настойчиво буравила Жаки взглядом.

Актриса отвела глаза.

— Ты как будто не особенно ее любишь.

— С чего ты взяла?

— Да ладно тебе! — сочувственно вымолвила Жаки. — Тебя же переполняет ненависть, Доун.

Ага! Появился отличный предлог высказать наболевшее, независимо оттого, заслужила Жаклин подобную отповедь или нет.

— Всю мою жизнь она меня преследует. Матери так не поступают. Постоянные придирки и сравнения: «Ах, если б ты была такая же хорошенькая… такая же талантливая… такая же милая…» Я нарочно выбрала иной путь, решила стать другой по всем статьям. Я устала с ней соперничать примерно к тому времени, как повзрослела и поняла, что такое комплекс неполноценности. А повзрослела я рано.

Доун стало намного легче: она не загнала злобу внутрь, направила свою ярость куда следовало, а не на первого встречного.

— Она бы… — начала Жаки дрожащим голосом. — Ну, если бы она была жива, то, наверное, желала бы тебе счастья… Может быть, она бы все ради тебя сделала. Просто… перестань с ней соревноваться. Мне кажется, она бы очень огорчилась.

Дыхание перехватило. Доун предупреждающе подняла палец.

— Куда мне с ней соревноваться! Знаешь почему?

— Почему? — Жаки чуть не плакала.

— Потому что Эва Клермонт — чемпион! — Доун затрясло. — Она взяла главный приз в забеге кто-быстрее-бросит-свою-семью. Я в эту гонку еще раз ввязываться не собираюсь.

Если Жаки — настоящая Эва, то намек она поймет. Эва никогда не умирала. Она в прямом смысле слова бросила семью ради иного мира — ради Подземелья.

Жаклин прижала руку к груди; в глазах актрисы бушевал такой ураган эмоций, что Доун мысленно напряглась и приготовилась к пространным оправданиям и бурному выяснению отношений.

Однако это неосознанное проявление чувств старлетки исчезло, словно его и не было, как будто вырезали лишний кадр и склеили пленку. Жаклин участливо качнула головой и прижала к себе бокал.