При каждой очередной вспышке возбужденные змеи поднимали головы, высовывали языки, вонзали ядовитые зубы в обнаженную плоть людей, которые несли их на руках, а танцовщицы проливали слезы, рыдали и вопили, воздевая руки к Камню. Жрец смеялся, охваченный ликованием, и не сводил глаз с Дваера. Чуть прикасаясь к нему рукой, он чувствовал, как камень простирает свои силы за многие мили, туда, куда унесли Камень Жизни, чтобы вернуть его… домой.

Пляска танцовщиц превратилась в безумное кружение, змеи жалили почти непрерывно. Песня Камня стала громче, и рисунок танца жрецов Змеи начал изменяться. По мере того как яд расходился по венам, плавные поначалу движения рук и ног сделались судорожно-резкими, обнаженные тела приобрели густой янтарный цвет, вскоре сменившийся на темно-лиловый, глаза блестели золотом, а изо ртов все гуще валили хлопья пены. Служителей Змеи держала на ногах только сила магии.

В замке Серебряного Древа отворилась одна из дверей, и в залитую кровью спальню вальяжно шагнул человек, облаченный в роскошную мантию.

Одна из женщин, скорчившихся на полу у кровати, подняла усталые глаза.

— Это вы, — чуть слышно произнесла она, но даже усталость и отчаяние не могли скрыть презрения, прозвучавшего в ее шепоте. — Я знала, что вы скоро сумеете пробраться сюда.

Ингрил Амбелтер развел руками и нежно улыбнулся.

— И я не разочаровал тебя, — Он окинул комнату быстрым взглядом, встретив много покрасневших, пустых глаз, и добавил: — Как Повелитель Заклинаний Серебряного Древа и как правитель баронства Серебряное Древо, я предлагаю вам выбор.

Он немного выждал, но женщины лишь угрюмо смотрели на него и молчали. Все плохо наигранное дружелюбие Повелителя Заклинаний свелось к кривой полуулыбке.

— Если вы станете верно служить мне так же, как служили барону, то я уберу когти и снова сделаю всех вас нормальными.

Саринта напряглась и вскочила на кровать, выставив вперед пальцы с когтями, словно кинжалы. Ее нагое тело почернело от запекшейся крови, большая часть которой пролилась из тела барона; на мягких мехах за ней тянулась цепочка кровавых следов.

— Служить колдуну, который сделал с нами такое? — прошипела она, как разъяренная кошка, сверкая глазами. — Служить единственному человеку, которого боялся даже барон? — Внезапно она кинулась на волшебника, растопырив когти. — Никогда!

Саринта в гневе взмахнула смертоносными когтями, но Ингрил Амбелтер, сохраняя полное спокойствие, стоял на месте; а из его ладоней вдруг вырвались ревущие языки пламени.

Он испепелил женщину в тот момент, когда она прыгнула на него, лишь немного не дотянувшись до лица. Останки тяжело рухнули на устилавшие пол окровавленные меха, омерзительно запахло паленым мясом.

Проводив взглядом падение мгновенно обуглившегося трупа, который только что был прекрасной Саринтой, волшебник поднял голову и лучезарно улыбнулся остальным наложницам барона. Пока что живым. Неподвижно стоя на месте, держа перед собой поднятые ладони, на которых медленно угасали последние язычки пламени, он мягким голосом повторил свое предложение.

Медленно, потупив глаза, стройная женщина с великолепной гривой струящихся черных волос пересекла комнату и покорно опустилась на колени перед Ингрилом Амбелтером. Руки с когтями она держала за спиной. Повелитель Заклинаний скорее угадал, чем почувствовал мягкое прикосновение ее губ к своему башмаку, и улыбнулся.

Совсем немного погодя еще одна из живых игрушек барона преклонила колени рядом с первой, затем еще одна. Они одна за другой понуро брели к Повелителю Заклинаний, и он наконец вскинул голову и разразился ликующим хохотом.

После того как последняя из женщин опустилась на колени и наклонила голову, чтобы облобызать его башмаки, Ингрил сделал величественный жест, и одна из диадем барона, все это время висевшая на столбике спинки кровати, поднялась в воздух, плавно проплыла по комнате и опустилась на голову волшебника.

Ощутив ее тяжесть на своем лбу, Повелитель Заклинаний снова расхохотался. Он не обращал внимания на то, что при каждом поцелуе женщины роняли на пол крупные слезы. Впрочем, не в обычаях большинства волшебников было считаться с желаниями и чувствами ближних, если, конечно, те не имели власти над жизнью и судьбой мага. Корона баронов Серебряное Древо была очень к лицу Ингрилу Амбелтеру.

Никем не замеченные слезы продолжали падать на окровавленные меха.

Танцующие двигались все быстрее, и уже весь Дом Безмолвия начал сотрясаться от песни Камня Войны. Жрец, стоявший в самом сердце бешеной пляски, ощущал, как в нем и вокруг него нарастала темная и могущественная сила.

В темноте, за пределами круга, сверкнула яркая вспышка. Не ожидавший ее жрец нахмурился и вгляделся во мрак. Возмо… Снова блеснул свет!

Когда блики после второй таинственной вспышки угасли, жрец увидел, что среди танцующих появился незнакомый ему безголовый мужчина. Он дергался и подпрыгивал в танце, а рядом с ним кружилась в воздухе расплющенная летучая мышь. А возле него плясал воин в доспехах с орнентарским гербом; его голова свободно болталась на перерезанной шее, то и дело открывая страшную рану. Вот блеснуло два раза подряд, и к кругу мчащихся в безумной пляске полуживых последователей Змеи присоединились еще два воина.

Жрец Змеи несколько мгновений смотрел на них, изумленно открыв рот, а затем пожал плечами и вновь погрузился в вызывавший благоговейный ужас ритуал. Ему было ясно лишь одно: груды окровавленных костей и изуродованные останки, которые то и дело возникали в кругу, порой сшибая с ног кого-нибудь из танцующих, некогда были людьми, жившими на этом свете.

Это был совсем не тот конец, на который рассчитывали для себя Маркоун или Кламантл, но ведь мало кто из смертных обитателей Дарсара имел возможность выбрать время или способ для того, чтобы расстаться с жизнью.

Когда в круг вступила целая толпа изуродованных тел бардов и безголовых обгоревших волшебников, восхищенный жрец громко рассмеялся, а ритуальный танец все ускорялся, и все громче звучала победная песнь Камня…

На мраморном полу гостиничного номера в Урнгаллонде вырос целый горный хребет из винных фляг и бутылок. А над их сверкающими пиками возвышалась огромная лохань, из которой торчали четыре головы. В комнате царило веселье.

— О боги! — задыхаясь, воскликнул Краер, чуть не уронив полупустую бутылку в приятно теплую, благоухающую воду. — Я чувствую в себе такую мужскую силу!

— Ха! — откликнулся Сараспер, выхватив вино из руки квартирмейстера. — Значит, больше не будет тебе развлекательных поездок с госпожами волшебницами!

— Однако, — протянул своим грохочущим басом Хоукрил, — я никогда не думал, что все это закончится купанием вместе с госпожой волшебницей в ванне, в которой будет больше вина, чем воды! Не даст ли мне кто-нибудь еще бутылочку? Эмбра?

Владычица Серебряного Древа вдруг притихла.

— Эмбра? — резко повторил латник. — Снова что-то не так?

Волшебница неожиданно мрачно взглянула на него и, ничего не сказав, уставилась в воду. Трое мужчин поспешно вскочили на ноги и увидели, что камень, до этого спокойно лежавший на дне рядом с девушкой, вдруг засветился тревожным мигающим сиянием.

— Госпожа, — ровным голосом спросил Сараспер, — что происходит? Скажи нам!

Эмбра вскинула голову; ее мокрые волосы рассыпались по плечам, а глаза казались огромными и темными от нехороших предчувствий.

— Магия, — упавшим голосом пробормотала она. — Какая-то магия пытается схватить Камень.

Не успела она договорить, как ярко светящийся Камень поднялся к поверхности воды и наполовину высунулся из нее, словно покрытый росой ядовитый гриб. В следующее мгновение он уже повис над водой, и по мере того, как он поднимался, белое свечение разгоралось все ярче и ярче.

Волшебница Серебряное Древо ухватилась за него обеими руками, так что костяшки пальцев побелели от усилия, и беззвучно шептала молитвы Троим.