— Это доставит мне удовольствие, — ровным голосом ответил он, — Будьте так любезны.

Наутро смерть пришла в Индраевин всерьез. Человек, неподвижно лежавший на вершине плотно окутанной разнообразными лианами башни, видел, как созданное волшебством подобие охотника голыми руками прикончило нескольких набросившихся на него воинов; маг, управлявший боевым фантомом, укрылся в чаще, не ведая о том, что сзади к нему подбирались три латника с обнаженными кинжалами в руках. На противоположных концах погибшего города происходили по меньшей мере две колдовские битвы между соперничавшими магами. Нечто, очень похожее на чешуйчатую горную ящерицу, но с львиной головой, облаченное в боевую кожаную одежду, шествовало во главе цепочки мрачных воинов, направляясь к небольшому отряду латников, нанятых защищать волшебника, который испуганно скорчился у костра.

Терпеливый человек наблюдал за схватками, слушал крики и стенания умирающих, а солнце все выше поднималось в небеса. Любому наблюдателю было бы ясно, что волшебники, несомненно, знают множество способов убивать, причем один омерзительнее другого. Но воины с мечами всегда с превеликой радостью воздавали за нанесенный им урон, когда действие волшебства заканчивалось или же им удавалось настигнуть мага врасплох и без охраны. Ну что ж, пусть они старательно убивают друг друга, делая за Лустуса эту работу.

Особенно радовало его, когда он видел, как другие уничтожают за него разных тварей, созданных магами. Бывший армейский квартирмейстер, известный многим под именем Лустус, а некоторым — под прозвищем Бархатная Лапа, мог справиться или же договориться с большинством телохранителей и даже со многими опытными латниками, но он не испытывал ни малейшей симпатии к волшебству и еще меньше — к тем существам, которых оно могло породить, и управлявшим ими людям. Поэтому сейчас он лежал, стараясь не обращать внимания на тлевший в его душе боевой огонь, и наблюдал за жестокой сумятицей, охватившей все, что находилось внизу: за тем, как наносились и отражались магические удары, как дюжинами гибли люди. Умирающие, раненые и просто отбившиеся от своих отрядов станут его добычей после того, как ночь снова вступит в свои права.

Проворный невидимый убийца-душитель, предпочитающий нападать сверху, — так однажды охарактеризовал его один из хозяев, которым он служил. Лустус тогда лишь улыбнулся, услышав эти слова. Точно так же он улыбнулся и теперь. При нем было множество различных видов хитрых приспособлений: он намотал на себя шнуры, из которых делал ловушки, удавки, канаты для лазания. Всему этому найдется применение, как только сгустится тьма. Если же на него нападут засветло, то он сможет отбиться с помощью нескольких заколдованных «дымовых яиц» и кинжалов — их у Лустуса был целый мешок, и он умел метать их со смертоносной меткостью, — и, конечно, с помощью хитрости.

Нынешним его хозяином был закутанный в плащ и не снимавший с лица маски волшебник, утверждавший, что прибыл из далекого Реншоуна. Задачей Лустуса было найти и вернуть Замаскированному четыре камня, известные под названием Дваериндим, которые, если их использовать вместе в ходе определенного ритуала, разбудят, освободят и призовут в мир Змею в Тенях, извечного врага Спящего короля.

Этот план нисколько не тревожил Лустуса: маги всегда стремятся к каким-то недосягаемым безумным целям, далеко превосходящим их силы и возможности. Пока они платят вперед и полностью, можно позволить им уничтожать себя всевозможными хитрыми и эффектными способами. В конце концов Дарсар изменится, и жизнь простых, не столь хитроумных людей станет намного безопаснее.

Его собственный хитроумный план состоял в том, чтобы разыскать хоть один из Камней, нанять кого-нибудь, чтобы сделать его точную копию, и еще кого-нибудь, чтобы доставить эту копию заказчику, а потом, воспользовавшись неизбежным приступом ярости нанимателя, натравить на волшебника кое-кого из его врагов, которые порадуются возможности свести старые счеты. Сам же Лустус будет прятаться и наблюдать за происходящим, как делает это сейчас. Если представится возможность, то он покопается в логове Замаскированного, если же не удастся, он просто сбежит… став богаче на один Мировой Камень.

Покосившаяся каменная башня слева от них внезапно с грохотом разлетелась, превратившись в кучу обломков.

— Клянусь Троими, похоже, что сегодня здесь резвится чересчур много волшебников, — пробормотал Сараспер.

— А что, разве меня одной вам недостаточно? — ехидно шепнула Эмбра Серебряное Древо, когда Четверо поспешно пригнулись, чтобы укрыться за наклонно торчавшей из земли каменной плитой.

— По острому языку мы сможем узнать ее, когда она станет Эмброй Королевой Долины, — чуть слышно бросил Краер и вытянул руку, — Это, что ли, верхушка купола твоей библиотеки, Старый и Мудрый?

Сараспер прищурился.

— Очень может быть, Маленький и Надоедливый. Наверное, стоит подойти поближе.

Рядом с выбранным ими домом рос густой кустарник, покрывавший груды щебня, в который превратились камни разрушенного здания. Далее лежала небольшая открытая площадка, по другую сторону которой тянулась полуразрушенная стена, а за нею возвышалось почти нетронутое временем круглое куполообразное здание. Краер невозмутимо проскользнул вдоль стены, увидел перед собой дверь, точь-в-точь соответствующую тому описанию библиотеки, которое дал им Сараспер, и повернулся к своим спутникам.

— Это на…

— Ложись! — крикнула Эмбра, и квартирмейстер без раздумий кинулся ничком наземь. Что-то, шипя, пролетело над самой его спиной, и Краер перекатился набок и оказался за барьером, оставшимся от некогда высокой и толстой каменной стены.

— А кто же теперь пытается убить нас? — совершенно спокойным голосом спросил он у находившегося неподалеку латника.

Хоукрил, лежавший за другим выступом той же самой стены, не поднимаясь, развел руками.

— Не знаю. Какой-то маг, а может быть, и не маг. Молодой и держит в обеих руках по жезлу — такие длинные, металлические, наподобие того, которым старый Меллорван Крутое Заклинание так любил размахивать, когда мы были молодыми.

Часть стены, за которой прятался латник, взорвалась со вспышкой фиолетового огня. Латник вздрогнул, отпрянул в сторону и спросил:

— Видел?

— Если бы вы не поторопились изжарить моих лучших воинов, — произнес барон Серебряное Древо, обращаясь к двум своим младшим магам, — то вам не пришлось бы сейчас заниматься этим делом. Так что кончайте хмуриться, принимайтесь за работу, наколдуйте охранный щит и немедленно прикройте им мою дочь. — Он подался вперед, сидя в своем кресле, и спросил своим обычным ласковым и вкрадчивым голосом: — Или, может быть, на этот раз кто-то из вас хочет — прямо-таки очень хочет — что-нибудь сказать мне?

Кламантл уставился на знакомый до малейших подробностей потолок и промолчал, зато Маркоун, кинув быстрый взгляд на своего напарника, выпалил:

— Господин, мы оба без малейшего энтузиазма относимся к тому, чтобы отправляться верхом на созданных магией ночных червях прямо в гущу сражения, в котором участвует множество волшебников, но у Кламантла есть план.

Барон надменно вздернул бровь.

— Наверно, тот самый, из-за которого он только что лишился дара речи?

Кламантл наконец решился отвлечься от созерцания потолка и взглянул на барона безмятежными и то же время подобострастными глазами.

— Господин, мне некогда довелось побывать на озере Лассабра. Я могу магическим прыжком перенести туда нас обоих, а оттуда мы сможем подобраться к разрушенному городу достаточно скрытно для того, чтобы иметь шанс выполнить ваш приказ.

Барон перевел взгляд на Повелителя Заклинаний, и тот чуть заметно кивнул. Тогда Фаерод поднял руку и указал на столы обоих магов.

— В таком случае, отправляйтесь, а мы будем следить отсюда и радоваться вашим победам.

Как только посланцы направились к своим местам, Повелитель Заклинаний подошел к столу барона и положил на него небольшой сверток: салфетку, в которой оказались два стеклянных шара величиной с ладонь. Ингрил расправил салфетку и напевно произнес: