Кира воспрянула духом:

— Ситуация возникает, можно сказать, уникальная: в тот момент, когда Бармен попытается отнять кейс у Фотографа, мы его возьмем с поличным.

Иван Ильич давно уже оценил ситуацию, еще когда первый раз скрипнул стулом, но глаза его, вопреки ожиданию, не заблестели, ноздри не раздулись, как у гончей… Невозмутимое административное выражение сохранилось на лице, пальцы привычно наводили порядок на столе: сюда фломастер, туда — календарик…

— Завидую я тебе, Кириллова. Все у тебя так просто: он попытается — мы возьмем… Рассчитывать на то, что Бармен тихо-мирно отнимет кейс у Фотографа, мы не можем: Бармен не оставит живого свидетеля. Особенно теперь, когда Долгов под следствием.

— Это я как раз понимаю.

— Понимаете? — Полковник вновь перешел на “вы”. — Так как же вы на это идете? А еще юридический факультет окончили!..

Кира понимала, что он хочет сказать: ни чьей жизнью, даже если это жизнь преступника, они не имеют права рисковать, кроме своей собственной, и то ради спасения чьей-то жизни.

— Здесь как раз тот самый случай. Надо, чтобы Фотограф добровольно, не вызывая подозрений у Бармена, который будет за ним следить, передал кейс с деньгами нашему сотруднику. Ну-у, как будто он передает тому, кому должен был передать. Убийца пойдет за кейсом. Бармена интересуют деньги, а то, что они в руках сотрудника милиции, он знать не будет.

— Сотрудник милиции не человек, по-вашему?!

Кира растерялась: что с ним? Первый раз, что ли, приходится рисковать?

— Подстраховать будет крайне трудно: Бармен выберет для нападения самое неудобное для нас место. Более того, мы сами будем выбирать для него такое место, иначе он не решится. Думаю, это вообще неоправданный риск.

Снова заскрипел стул. На этот раз скрип означал: аудиенция окончена…

Но Кира еще не сказала самого главного. Собственно, с чем пришла.

— Можно я?

— Не понял.

— Прошу поручить это мне, товарищ полковник.

Иван Ильич посмотрел на Киру: вроде женщина как женщина, даже о косметике не забывает: вон как ловко кладет! Молоденьких штукатурка обычно старит, а эту вот молодит… Как она тогда упала в обморок со спецкобурой…

— Мне кажется, вы начали забывать, Кира Кирилловна, какого вы, простите, пола. Что, у нас мужиков нет, холостых и бездетных? Я еще твоего отца не забыл…

“Откажет, — подумала Кира. — Раз уж и о Кирилле вспомнил…”

— Нет, нет… Я должен подумать. Подумать должен. В конце концов, вы все для меня не чужие…

Кира не знала, что как раз перед ее приходом в кабинете полковника побывал майор Супрун. Намекал, что ответственность за допущенную ошибку, если докажут, что это была ошибка, будет нести не столько он, Супрун, сколько… “Вы же знаете, товарищ полковник, как это у нас делается: начальство всегда виновато”.

“Да, — думал полковник, — от супрунов уже не отмыться. Кирилл — тот бы не стал полковником”.

Кира ждала ответа.

— Хорошо, — сказал полковник, — с Хабаровском договоримся — операцию проведем. И все же никак не возьму в толк, почему именно вы, Кира Кирилловна, должны послужить приманкой для Бармена?

— Но, кроме меня, некому. Этот человек, что на фотографии… С какой стати он отдаст кейс нашему сотруднику? Да так, чтобы Бармен не увидел тут ловушки.

— А тебе, значит, Фотограф отдаст двести тысяч за твои красивые глаза?

— Дело в том, товарищ полковник, что мы знакомы с этим человеком.

И вот дошла очередь до кожаного пальто на меху ламы. Когда Кира, собираясь в аэропорт Домодедово — это было уже сегодня, — доставала пальто из шкафа, Валера оторвался от телевизора.

— Пошла на дело?

— А может, на свидание?

Валера брезгливо оттопырил губы. Он оброс бородой, в которой попадались уже седые пружинки.

— Знаем мы эти ваши свидания! Если из нас кто Мегре — так это я. Тоже когда-то думал: с чего это она среди бела дня наводит вечерний марафет? Взял и проверил. Раз в театр пошла без мужа — так двое зрителей с Малой Бронной перекочевали на Петровку. Другой раз уехала в командировку в Ярославль, а жила в Москве в гостинице “Северной” на Марьиной Роще, в ресторане отплясывала с пузатыми товароведами из Перми. Я бы тебе тогда устроил Варфоломеевскую ночь, если бы твои коллеги в штатском не притиснули меня в углу. “Нечего, — говорят, — облизываться на чужих дам”. А что эта дама моя жена…

— Когда-то ты даже ревновал.

— А сейчас так вообще не пущу. Думаешь, не знаю, на что ты идешь?

— У нас разглашать не положено.

— Майор звонил. Супрун Роман Тимофеевич.

— Ромка?..

Этого следовало ожидать. Не исключено, что в ближайшее время Ромка задружит с Валерой. У Валеры с ним обнаружится больше тем для разговоров, чем с ней, с Кирой, хотя на самом-то деле Роман и Валера — все равно что кот с канарейкой.

— Он что, так и представился майором?

— А чего ему скромничать? Скромница у нас ты. Майор этот, по-моему, моложе тебя, а ты вот еще капитан… пока не разжаловали в сержанты.

— Это тоже Ромка сказал?

— Он сказал, что ты вешаешь на отдел дело, которое давно захоронено с концами! Полковник тебе потакает, потому что с твоим папаней служил. Но ему что? Он себе пенсион выслужил по высшему классу, а ты… еще и голову подставляешь.

— Значит, по-Ромкиному, получается: пусть опасный преступник бродит на свободе?

— Преступника без тебя схватят. Майор сказал, ты можешь отказаться. Мало ли что? Заболела!.. — Валера стал снимать с нее пальто. — Хочешь — врача вызову. Вадик тебе что хошь напишет!

Валера работал в спорткомитете, вся медицина была на него завязана. Кто не хочет видеть своего сына или дочь в школе олимпийских резервов?

— А полковник твой только рад будет, — тарахтел Валера, сдирая с нее пальто. — Почему именно ты должна хватать разных там опасных преступников? У вас такие мужики есть, что еще неизвестно, кто опасней…

— Опасней любого преступника знаешь кто? Майор Роман Супрун!

Валера только рукой махнул — он от Киры еще и не то слышал.

— Да он тебя по-человечески жалеет, а ты…

— Такие майоры никого не жалеют, кроме себя! Знаешь, почему закрыли дело об убийстве шофера? Потому что Ромка катил, как танк, на экспедитора, и Долгов с компанией ему в этом помогали. Словом, любыми правдами и неправдами добились от экспедитора, который участвовал в драке, чтобы он взял на себя вину в непреднамеренном убийстве. Человек двенадцать лет получил вместо четырех. Бармен, мокрушник, гуляет на свободе, а Ромка зато майор!.. И этот майор лучше всех знает, что Бармен выйдет только на кейс — “атташе”, который Фотограф отдаст лишь одному человеку: мне, а не каким-то мужикам. И тогда все кино завертится обратно: экспедитор через четыре года выйдет, а не через двенадцать, его, кстати, двое пацанов дома ждут; а с Ромки погоны снимут и выгонят из органов милиции, если не отдадут под суд.

— Да-а, ему не позавидуешь, — протянул Валера. — Пенсиона он, в отличие от полковника, еще не выслужил.

— Похоже, ты ему сочувствуешь.

— Почему? — Валера пожал плечами. — Мне он не сват, не брат. А вот ты с такими работаешь.

— А ты с какими?

— Я?.. С нормальными.

Кира как-то взялась подсчитать, сколько раз за день Валера употребит это свое любимое: нормальный, нормально, в норме, нормалек… — и со счета сбилась еще до обеда. А за обедом в присутствии сына он вдруг завел:

“Нормальный мужчина должен зарабатывать не меньше сотни”.

Кирилл его поддержал:

“Валера прав. — Он отца называл, как и она своего когда-то, только по имени. — Мужик, который приносит меньше ста рублей в месяц, — лентяй или алкаш”.

“В месяц? — расхохотался Валера. — Детеныш! В день!..” Сам Валера сидел на зарплате, а если перепадали какие-нибудь неучтенные гроши, прятал — Кира даже знала где — на непредвиденные расходы. Поэтому Кира в тот день не придала этому разговору особого значения. А вот сейчас вспомнила…

— Болтун! — Она глядела на него, как мать на неудачное дитя: боже, за что мне такое?! — Ты же ни о чем не имеешь своего мнения, только повторяешь, как попка-дурак, а твой сын потом всю жизнь будет чувствовать себя несчастным.