Но больше всего огорчала не потеря вещей. Все это можно купить — телевизор, диван и прочее. Дымом закоптило платяной шкаф, но страховка позволит купить новый. Зато как жалко того, что связано с историей дома, что навевало воспоминания! Она выросла здесь. Вот эти уродливые обломки когда-то были письменным столом отца. Ей тотчас вспомнилось, как она забиралась под него, играя с сестрой в прятки. Кресло-качалка принадлежало двоюродной бабушке. Альбомы с дорогими сердцу фотографиями обгорели, расплавились от жара или раскисли от воды и пены, замерзли от холода и снова оттаяли.

Кейт подняла обгорелый альбом с фотографиями Эмили и принялась перелистывать его, чувствуя, как на глаза при виде испорченных фотоснимков накатывают слезы. Горько и обидно. Это все равно что снова потерять ребенка.

Кейт захлопнула альбом и, прижав его к груди, огляделась по сторонам. Наверное, сегодня не совсем подходящий день для таких дел. Куинн попытался по телефону отговорить ее, просил не приходить сюда. Но она утверждала, что чувствует себя неплохо и ей нужно чем-то заняться.

Похоже, она переоценила свои силы. По крайней мере, моральные. Кейт чувствовала себя разбитой и усталой, в любую минуту готовой расплакаться. Нет, она потеряла гораздо больше того, что уничтожил огонь. Серьезно пошатнулась вера в собственную правоту. Привычный мир с его упорядоченностью перевернулся. А еще она корила себя за то, что могла не допустить случившегося.

Проклятие жертвы. Теперь она критикует себя. Ненавидит за беспомощность. Тяжкое испытание, которое покажет, способна ли она подняться над случившимся, задвинуть воспоминания о пережитом в самый дальний уголок сознания и жить дальше.

Не выпуская из рук альбома, Кейт вышла наружу и положила его в коробку на ступеньках крыльца. Задний двор был залит оранжевым светом — в это время года закат наступал довольно рано. Размытый солнечный свет подобно туману окутывал голый по-зимнему сад в дальнем конце двора. Там стояла садовая фигурка, которую она забыла унести в дом с наступлением холодов — сидящая фея с книгой в руках. В окружении голых стволов гипсовая фигурка казалась беззащитной и уязвимой. Кейт испытала неодолимое желание взять ее на руки и, словно ребенка, прижать к груди. Защитить и приласкать.

Эмоции накатились новой волной, стоило подумать об Эйнджи — такой юной, такой хрупкой и потерянной, одетой в большой, не по размеру, больничный халат. Кейт вспомнился взгляд девушки, когда та рассматривала крошечную фигурку ангела на ладони.

Из задумчивости Кейт вывел стук. Кто-то рядом с домом захлопнул дверцу машины. Посмотрев за угол, она увидела Джона, и сердце радостно екнуло. Было приятно видеть его серьезное лицо, походку, то, как он посмотрел на дом, еще не зная, что она наблюдает за ним. Впрочем, нервы тотчас напряглись как струна.

После пожара они практически не виделись. Оформление документов по расследованию отнимало у него массу времени. Неожиданно агент стал нужен прессе — той требовались новые формулировки, новый анализ и перепроверка фактов. Кроме того, начальство несколько раз вызывало его в Куонтико, где ему поручили сразу несколько новых дел. Даже их разговор по телефону был очень коротким, и оба старательно обходили стороной больные вопросы их отношений. Дело привело его в Миннеаполис. Дело свело их вместе. Теперь дело закончено. И что дальше?

— Иду к тебе! — крикнула Кейт.

Наконец Куинн свернул к дому и увидел ее. Она показалась ему удивительно красивой, хотя и немного комичной: в каске и зеленом плаще, который ей велик.

Он едва не потерял ее. Причем на этот раз — навсегда. Эта мысль била с силой молота. От нее невозможно избавиться. Он едва не потерял ее отчасти потому, что не сумел разглядеть монстра, хотя тот все время находился рядом. А ведь следовало бы догадаться!

— Привет, красотка! — произнес Куинн. Поставив сумки на землю, он обнял Кейт и поцеловал, но не страстно, а нежно, чтобы обоим было хорошо. Каска съехала на затылок и упала, волосы каскадом рассыпались по спине. — Как дела?

— Паршиво. Ужас, — просто ответила Кейт. — Я так любила мой дом! Любила все, что в нем было. Когда-то мне пришлось все начинать заново. И страшно не хочется вновь через это пройти. Вот только жизнь говорит «крутой поворот», и что мне остается? Гордо вскинуть голову и идти дальше. — Кейт пожала плечами и отвела взгляд. — Но все равно это лучше, чем то, что случилось с Эйнджи. Или с Мелани Хесслер.

Куинн приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза.

— И ты упрекаешь себя за это?

Она кивнула и позволила ему смахнуть большим пальцем слезы со своих щек.

— И я тоже, — признался Джон и криво улыбнулся. — Ну, мы с тобой и парочка… Ты представляешь, каким прекрасным стал бы мир, если бы в нем все было так, как хотим мы?

— Думаю, у нас с тобой получалось бы лучше, чем у тех, кто правит миром сейчас, — сказала Кейт и вздрогнула. — Или я взорвала бы его, этот мир. Но тогда пострадали бы те, кого я люблю.

— Знаешь, я сегодня услышал глупую сплетню: мол, мы всего лишь люди, а людям свойственно ошибаться.

Кейт нахмурила брови.

— Люди? — Она взяла его за руку и подвела к старой садовой скамейке. — Мы с тобой? Кто тебе это сказал? Да пусть они обработают мой мозг смертоносными лучами.

Они сели, и Куинн обнял ее за плечи. Голова Кейт легла ему на плечо.

— Слушай, ты рано приехал, — проговорила она.

— Не хотел пропустить Праздник Индейки, — невозмутимо ответил Куинн. — Рада меня видеть?

— После такого вопроса — нет.

Он рассмеялся и поцеловал ее в висок. Они несколько минут сидели молча, устремив взгляды на разбитую дверь черного хода, через который они с Ковачем вынесли Кейт.

— Я вернулась сюда и построила новую жизнь, — тихо произнесла она. — Думала, что теперь полновластная хозяйка и со мной не произойдет ничего плохого. Наивное предположение, правда?

Куинн пожал плечами.

— А я думал, что если подомну мир под себя, то смогу выгнать из него всех демонов. Не сработало. За одним изгнанным демоном всегда появляется другой. Я больше не в силах считать их. Я не могу справиться с ними. Черт побери, я не вижу их даже перед собственным носом!

Кейт уловила нотки отчаяния в голосе, и ей стало понятно: его вера в собственные силы тоже пошатнулась. Всемогущий Куинн. Всегда прав, всегда уверен в себе, всегда летит вперед, как стрела. Ей нравилась его несокрушимая мощь, восхищало упрямство. В то же время в нем чувствовалась некая уязвимость, и это подкупало.

— Джон, такое не угадаешь! Этот тип был мне неприятен с первого дня, как только он пришел к нам в отдел, но чтобы заподозрить дурное… Обычно мы видим в людях только то, что хотим увидеть.

Она перевела взгляд на сад, мертвый и потемневший, даже какой-то нереальный в угасающем свете дня.

— Страшно подумать, какие мерзости способен творить человек по отношению к своим ближним. Подобное наверняка совершается где-то прямо сейчас. Не понимаю, как только ты выдерживаешь такое, Джон.

— Я не выдерживаю, — признался он. — Знаешь, каково мне было, когда я только пришел на работу? Поначалу выть хотелось. Приходилось закалять сердце и душу. Укрываться от жестокого мира за стальной броней. А потом наступает такой момент, когда ты всякого навидался и тебя уже больше ничто не трогает, и тогда начинаешь думать: а остался ли ты человеком? Если это продолжается долго, то броня начинает давать трещины, зло постепенно разъедает ее, как ржа железо, и тогда снова возвращаешься к тому, с чего начал. Только ты уже старше и до смерти устал, и знаешь, что, как ни старайся, уже не можешь убивать драконов.

— И что тогда? — тихо спросила Кейт.

— И тогда ты или отходишь в сторону, или же сгораешь на работе, как Винс Уолш.

— Сказать по правде, такой выбор не требует большого ума.

— Верно, если у тебя есть лишь работа. Когда ты себя заживо хоронишь в ней, потому что боишься обычной жизни, которой ты хочешь. Это мой портрет за последние пять лет, — сказал Куинн. — Не более того. С сегодняшнего дня я в отпуске. Настало время снять накопившуюся усталость и немного прочистить мозги.