Обняв за талию, Тим помог ей сойти со сцены.

— Фантастика! Зу, это просто фантастика!

— Я думала, ты ушел, — сказала она. — Сам же говорил, что в таких вещах ты мне плохой помощник.

Тим расхохотался:

— Я сказал это только для того, чтобы мое присутствие не нервировало тебя. И ты совсем не волновалась, верно?

Зу подавила улыбку.

— Нет, — ответила она. — Все оказалось проще, чем я думала.

— Это потому, что ты актриса. И теперь ты моя актриса.

Они выбрались наконец со съемочной площадки, огибая ящики с реквизитом и переступая через паутину проводов, которые тянулись, переплетаясь, от прожекторов и камер.

— У меня правда получилось неплохо? — спросила Зу, хотя и сама знала, что получилось здорово. И не просто здорово, а действительно превосходно.

— Я думаю, роль у тебя в кармане. Особенно если выяснится, что камера отнеслась к тебе «благосклонно».

Зу подавила радость и ликование, готовые захлестнуть ее с головой, чтобы сохранить способность трезво оценивать ситуацию. Что ж… Возможно, у нее все получится. Возможно, она вернется в кинематограф, снова станет звездой. Возможно, ей удастся спасти Седар Блаф.

— Как скоро будут результаты? — спросила она.

Ей очень хотелось услышать от Тима что-нибудь вроде: «Да через пару-тройку часов». Зу казалось, что она до завтра не доживет. Во всяком случае, бессонная ночь обеспечена.

— Я думаю, долго ждать не придется, — ответил он, провожая ее в гримерную.

— Ну, сколько?

— Дней десять. Может, две недели.

Зу остановилась как вкопанная. Десять дней?! Две недели?! Но неужели никто не знает, что у нее всего в распоряжении две недели?!

— Почему так долго? — кое-как справившись с собой, спросила она.

Тим пожал плечами:

— Кто знает? Может, они будут пробовать и других. Впрочем, ты не волнуйся. У тебя все получилось просто здорово. Это я тебе говорю.

Зу ощутила подступившую к горлу дурноту.

— Давай заходи в гримерную, смой грим и переоденься. А потом я свожу тебя на ленч в студийную столовую.

В студийную столовую? Это, конечно, не «Браун Дерби», но и Тим Данахи в конце концов не Эрик. И Зу, может быть, уже не та…

Для Мэг это дело оказалось самым беспокойным за всю ее двадцатилетнюю карьеру. Поначалу она полагала, что столкнется в лице Арнольда Бэнкса с исключительно степенным невротичным человеком, но перед ней предстал высокий — шесть футов и два дюйма, красивый, обаятельный и уверенный в себе мужчина. Он взял себе за правило называть Мэг «моя девочка» и во время разговора постоянно брал ее то за руку, то за плечо, то под локоть.

Посидев как-то в своем кабинете и изучив имевшиеся по делу материалы, она пришла к выводу, что этот человек, несомненно, совершил все то, что ему ставилось в вину. У Мэг имелись показания, данные под присягой одной женщиной, которая была подругой матери Бэнкса и прослужила в течение тридцати лет ее секретарем. «В последние два года жизни покойной никому, кроме Арнольда, не было позволено видеться с нею». Как раз в то время Бэнкс уволил эту женщину, но ей все же удалось впоследствии пару раз пробраться в дом и увидеть миссис Бэнкс. «В ее комнате пахло испражнениями, а на ее лице я заметила синяки», — говорилось в протоколе свидетельских показаний.

В одном лишь прислуга сходилась в своих оценках с Бэнксом — именно в том, что в последнее время его мать превратилась в капризную старуху, предъявлявшую к окружающим непомерные требования. «Интересно, стала бы и моя мать такой, если бы прожила больше пятидесяти? — думала Мэг. — Довела бы она меня когда-нибудь до такого состояния, в котором я смогла бы задушить ее?» Подобного рода внутренние рассуждения являлись специальным адвокатским приемом, которому научил ее Эйвери: «Ставь себя на место клиента и тогда тебе будет не так неприятно защищать в суде заведомо виновного человека».

В кабинет зашла Джанина.

— Сегодня почта небольшая, — проговорила она, кладя действительно тонкую пачку на стол. — Но как только начнутся судебные заседания, положение изменится.

Создавалось такое впечатление, что весь мир уже начисто позабыл про Холли Дэвидсон. Но Джанина была права. Суд над Арнольдом Бэнксом вновь повернет все обывательские взгляды в сторону их юридической фирмы. И в сторону лично Мэг.

— Спасибо, Джанина, — бросила ей вдогонку Мэг, когда та уходила.

Мэг хотелось поскорее отвлечься от мрачных и малоприятных обстоятельств разбираемого ею дела, и она с жадностью набросилась на принесенную почту. Среди больших конвертов затерялся один маленький, адрес на котором был написан от руки и кроме того стояла пометка «Лично. Конфиденциально». Оно было отправлено, как Мэг определила по штемпелю почтового отделения, из Лос-Анджелеса. Она на секунду нахмурилась, но тут же улыбнулась. Это послание от Зу.

Вскрыв письмо, она принялась читать:

«Дорогая Мэг,

Просто не верится, что прошло уже больше месяца с тех пор, как мы были вместе на «Золотом источнике»…»

Зу подробно рассказывала, как ей удалось сбросить лишний вес, каялась в том, что время от времени и сейчас еще не может удержаться, чтобы не наброситься на сладкое, описывала свою кинопробу… «Молодец! — захотелось воскликнуть Мэг, когда она прочитала об этом. — Я же говорила, что у тебя все получится!» Но когда она перевернула страницу, радость ее померкла.

«Только через десять дней, или даже через две недели, я узнаю, дадут мне роль или нет, — писала Зу. — Так вот, чтобы не сидеть все это время сложа руки и не изводить себя понапрасну, я решила начать поиски Эрика. Для этого, наверно, придется съездить в Миннесоту. По-моему, начать лучше всего именно оттуда…

…А как у тебя с этим? Наметились какие-нибудь подвижки?..»

Мэг отложила письмо и откинулась на спинку стула. Зу была права. Прошло уже больше месяца. Сколько же еще можно бесцельно ждать? Дело Бэнкса отнимает много времени, но не все же… Может, как раз пришла пора начать? Если у Зу хватило мужества, почему бы и ей, Мэг, не попробовать? Ей очень хотелось увидеть Стивена. Очень хотелось разобраться в себе наконец: любит ли она его до сих пор или нет?

Она выдвинула верхний ящик стола. Открытка лежала сверху. Вот и его имя. Его подпись.

Чего она боится? Что она по-прежнему любит? Или, наоборот, что уже разлюбила? Конечно, будет страшно, если выяснится, что чувства на самом деле давно ушли. Тогда Мэг лишится своего единственного оправдания перед самой собой и уже нечем будет объяснить ее одиночество и то, что она до сих пор не полюбила другого мужчину.

В дверь кабинета постучали. Она быстро задвинула ящик обратно.

— Входите.

Это был Данни.

— Бутерброд с индюшкой? — предложил он.

— Что? — не сразу поняла Мэг.

— Приглашаю тебя перекусить. Ты сейчас свободна? — Он показал ей бумажный пакет, который держал в руке и из которого доносился пряный аромат. — Тебе индюшка, а мне пастрама. Вредная штука: сплошные нитраты и нитриты. Сначала индюшка улыбалась твоему начальнику, но он сам от нее отказался.

— А вы заметно сблизились, как я погляжу, — заметила Мэг.

— Крупное дело. — Шутливо закатив глаза, он посмотрел на нее. — Так ты будешь со мной есть или нет?

— Буду. Садись. — Она незаметно коснулась рукой ящика, проверяя, надежно ли он закрыт. — Ну и как продвигается ваше дело?

— Продвигается помаленьку. Но жалею о том, что не стал работать с тобой по Бэнксу.

Он сунул руку в пакет и достал оттуда два свертка. Развернув вощеную бумагу, передал индюшку Мэг, а со своим сандвичем уселся на стул напротив нее.

— Чай? — спросила она.

— Я предпочел бы пиво.

— Увы, — сказала она, поднимаясь из-за стола и подходя к микроволновке. — Чего нет, того нет.

Она жалела о том, что не может поговорить с Данни насчет Стивена. Не может спросить его совета, узнать его чисто мужское видение ситуации. Но ведь он ее друг, а друзьям принято доверяться, разве не так?