— Дома, где-же еще. Кто это?

Ее сердце упало.

— К-Клэр.

— Из школы?

— Ээ… да. Из школы. — Она солгала только потому, что она чувствовала себя плохо, и ей просто нужно было услышать дружеский голос. Даже если он не знает, кем она была на самом деле.

— Математический класс.

— О, да, ты сидишь в конце. Я помню.

Клэр откашлялась, потому что ее голос звучал хрипло.

— Что ты делаешь?

— Происходит странная фигня в Вирдсвилле, давай расскажу. Я пришла домой, а моя мама не разговаривает со мной, что на самом деле хорошо для разнообразия, но моя комната исчезла.

Я имею ввиду, она здесь, но в ней куча мусора. Я должна была отодвигать вещи, чтобы добраться до моей кровати! Как-бы им было все равно, вернусь ли я вообще. — Ева говорила нервно и маниакально. — Это странно, я имею ввиду, мои вещи… Думаю, она вынесла все. Я не могу найти свои вещи. Наверное родители пытаются выгнать меня из дома. Что есть замечательно, ты знаешь? Я ненавижу все здесь. Не так ли?

Клэр всхлипнула и вытерла свой нос.

— Да, — сказала она слабо. — Я тоже. Так куда ты пойдешь?

— Я не знаю. Прочь. Прочь от всего этого дерьма. Куда-нибудь, где солнечно, если ты понимаешь меня.

— А как на счет Майкла?

— Макйл? Гласс? — Ева засмеялась, но ее смех звучал резко и странно.

— Как будто он знает, где я живу. Я имею ввиду, он очень милый, но он никогда не обратит на меня внимание.

— Я думаю, обратит, — сказала Клэр. — В смысле, он думает, что ты привлекательная.

— Серьезно? — Голос Евы заострился и звучал подозрительно.

— Ты думаешь я на самом деле куплюсь на это? Я должна придти к Мистеру-Идеальному-

Глассу, упасть ему в руки и быть униженной? Это об этом идет речь? Кто ты, одна из сучек Моники? Потому что если это ты…

— Нет! Я не одна из них. Правда!

Но переключатель паранойи Евы был исправен и действительно сработал сейчас.

— Да, ну, в общем, приятно было с тобой поболтать. Удачи.

И она повесила трубку.

Клэр придвинула телефон к груди, сильно, и старалась не кричать от разочарования.

Когда зазвонил телефон, она подумала, что это Ева перезванивает, чтобы дальше выяснить отношения.

— Да? — произнесла она жалко.

— Клэр? — Шейн. — Клэр, ты в порядке?

Она почти снова разрыдалась.

— Я дома, в Стеклянном доме. Где ты?

— Направляюсь туда, — сказал он. — Оставайся там. Снаружи не безопасно.

— Я знаю. — Она села и обняла подушку. — Оливер не пострадал. Он собирался помочь мне достучаться до Мирнина.

— Клэр, я же говорил тебе не…

— Неважно. Нам устроили засаду. Амели забрала его. Я думаю, ей кажется, что он пришел, чтобы убить ее. Она не помнит, как он жил здесь, или что он был ее… другом. — "Друг" не звучало верно, особенно, если учесть то, что произошло между ними. — Я не знаю, что произошло с ним.

— Ну, прости, что говорю это, но если она убьет его, я получу рекомендацию. Послушай, просто оставайся там. Я буду дома примерно через 10 минут. Я принесу еду.

— Что с Майклом?

Шейн затих на несколько долгих секунд, так долго, что Клер проверила экран, чтобы проверить не пропала ли связь.

— Я не смог заставить его вспомнить, — сказал он, наконец. — Было более безопасно оставить его с вампами. Он почти разорвал мое горло, и продолжал кричать, что он не… Ты знаешь. Это было плохо.

— Это все плохо, — сказала Клер. — И это — вся моя ошибка. Я не могу остановить это, Шейн.

Я не могу сделать ничего, чтобы остановить это.

— Эй, эй, прекрати. Мы со всем разберемся, хорошо? Мы найдем выход. Но сначала, мы поедим, немного отдохнем, и затем спасем мир. Так?

— Просто поторопись, — сказала она. — Ничто плохое не может произойти, когда я с тобой.

— Ухты. Не знаю, чувствовать мне смущение или испуг.

— Испуг более полезен прямо сейчас.

— Отличная мысль. Я скоро буду, хорошо? Я бегу.

Она улыбалась, хотя слабо, когда она повесила трубку. Она осталась на кровати с арбалетом рядом с собой, пока она не услышала, что парадная дверь внизу открылась и закрылась, и голос Шейна окликнул ее.

Она встала, взяла арбалет и телефон, и спустилась вниз, чтобы встретить его. Он выглядел немного взволнованным по поводу арбалета, пока ставил заляпанную жиром сумку на обеденный стол в углу.

— Ожидала кого-то еще? — спросил он. — Поскольку надеюсь, что это не предназначено для меня.

Она опустила его, побежала к нему, и отчаянно поцеловала его. Он прижал ее и поцеловал в ответ, тепло, сладко и мягко, и лишь его присутствие здесь вместе с ней, делало вещи намного, намного лучше.

Она, наконец, перестала его целовать и положила свою голову на его грудь.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за то, что помнишь.

— Да без проблем, — сказал он. Его голос звучал довольным. — Но ты можешь не благодарить меня за бургеры и картошку фри. Не думаю, что закусочная Дэна поработала сегодня хорошо.

— Что угодно, — сказала она. — Пока ты здесь.

— Клер. — Он слегка отодвинул ее и приподнял ее подбородок. Он выглядел усталым, и взволнованным, и она подумала, что он, в глубине души, так же взбешен, как и она. — Не забывай меня, хорошо?

— Я не забуду, — пообещала она. — Я не думаю, что когда-либо смогу. Даже не… даже если…

Он обнял ее, и им действительно не нужно было заканчивать этот разговор. Так было… лучше. В конце концов, он сказал:

— Бургеры остывают, — и Клер отпустила его и пошла в кухню, чтобы захватить все необходимые напитки для ужина. И да, бургеры были очень большими, и картошка немного остыла, но она смаковала каждый укус. Это был вкус нормальной жизни, и она нуждалась в каждом кусочке, которого она могла получить. Позже они все убрали, и Шейн решил, что лучше он помоет посуду, поскольку была очередь Евы, а она, так или иначе, не собиралась помнить, даже если бы она каким-то чудом нашла дорогу сюда. И это также ощущалось правильным.

Казалось, что контролируешь ситуацию, по крайней мере на кухне.

Клер позвонила маме, которая рассказывала об обследованиях, которые проходил ее папа, и как они планировали операцию, чтобы установить клапан в его сердце, и насколько он поправился, действительно, учитывая все обстоятельства. Клер говорила совсем немного, потому что боялась, что лишь начнет истерически плакать, если заговорит. Мама, казалось, не заметила — папа был в центре ее внимания, конечно же. И это было хорошо. Последнее, что ее мама сказала ей:

— Я очень люблю тебя, милая. Береги себя. И позвони мне завтра.

— Обязательно, — прошептала Клер. — Тоже тебя люблю, мам.

Она повесила трубку прежде, чем ее голос задрожал, и увидела, что Шейн наблюдает за ней со своего рода теплым пониманием на лице.

— Это было тяжело, да? — он спросил, и обнял ее. — Твой папа в порядке?

— Лучше, чем они ожидали, — сказала Клер, и глубоко вздохнула. — В отличие от нас, я полагаю.

— Эй, еще рано нас списывать.

— Я не списываю, — сказала Клер. — Но это плохо, Шейн. Мне кажется, словно мы действительно одни на сей раз. Только мы вдвоем.

Он ближе прижал ее.

— Не всё так ужасно. Завтра мы во всем разберемся, хорошо? Прямо сейчас ты слишком слаба, и выходить в темноте отнюдь не превосходный план. Мы будем бороться с монстрами утром.

Телестанция Морганвилля показывала повторы шоу трехлетней давности. Шейн включил фильм, и они поговорили немного о… хорошо, ни о чем в действительности, и поцеловались, и остались вместе пока, наконец, не осталось ничего, кроме как лечь спать.

Шейн проводил ее до двери ее спальни, и прежде, чем он мог сказать что-нибудь, она сказала:

— Останься, хорошо? Я хочу, чтобы ты был со мной. — Он лишь кивнул, и она увидела облегчение на его лице. Он, так или иначе, собирался об этом спросить.

Они разделись — в основном — в тишине, и скользнули под одеяла, чтобы прижаться друг к другу. Клер была слишком взволнована и напугана, чтобы желать чего-либо еще, и она думала, что он чувствовал то же самое — это было больше, чем просто держаться за комфорт прямо сейчас. И это было хорошо. Это было действительно хорошо.