– Да, я в курсе. Он уехал из Лэнгли. Я разговаривал с ним сегодня днем. Ваша служба не должна вмешиваться в это дело. Это наши проблемы.

– Нет, генерал, вы ошибаетесь, теперь и мы завязаны в этом деле. Мы оказались вовлеченными в него по дипломатическим каналам, благодаря некой женщине из Канады.

– Ради бога, объясните, почему?

– Мы были вынуждены заняться этим делом. Фактически она вынудила нас заняться им.

– Она у вас и вы держите ее в изоляции? Она должна быть передана нам! Мы принимаем решения!

– Я думаю, что вы должны объяснить мне массу подробностей. Я не совсем вас понимаю.

– Мы имеем дело с безумным человеком. У него развитая шизофрения. Он может прикончить массу людей по каким-то даже ему неизвестным причинам, движимый взрывным импульсом подсознания, и при этом не сознавать, чем вызваны такие поступки.

– С чего вы взяли?

– Потому что он уже прикончил несколько человек! Та бойня в Нью-Йорке на прошлой неделе была устроена им. Он убил Стивенса, Монаха, Вебба и еще двух других, о которых вы ничего раньше не знали. Конечно, он не отвечает за свои поступки, но это ничего не меняет, поэтому оставьте это дело нам… Конклину.

– Вы сказали, на прошлой неделе? Борн?

– Да, у нас есть доказательства: его отпечатки. Они были подтверждены ФБР. Это его отпечатки.

– Ваш человек оставил отпечатки?

– Да, несомненно.

– Он не мог этого сделать, – заявил человек из Госдепа.

– Что?!

– Скажите, как вы пришли к заключению, что он безумен? Эта развитая шизофрения или какая еще чертовщина, про которую вы упоминали?

– Конклин разговаривал с психиатром, с одним из лучших специалистов по таким случаям. Алекс описал ему ситуацию, и врач подтвердил наши подозрения… подозрения, возникшие у Конклина.

– Врач подтвердил то, что сказал Конклин? – осведомился ошеломленный директор.

– Да.

– Только на основании того, что говорил Конклин?

– Других объяснений не было. Оставьте это дело нам. Этот человек – наша проблема.

– Вы самый последний болван, генерал! Вам бы следовало заниматься вашими банками данных или, что еще лучше, вашей артиллерией. Обижайтесь сколько вам будет угодно, но если вы сделали то, что я думаю, то вам больше ничего не остается, как только обижаться на свою тупую башку.

– Объяснитесь! – резко выпалил генерал.

– Вы имеете дело не с сумасшедшим или человеком, страдающим развитой шизофренией, о которой, я сомневаюсь, что вы знаете больше меня. Вы имеете дело с человеком, страдающим амнезией, с человеком, который уже больше полугода пытается выяснить, кто он такой и откуда он появился. Из телефонного разговора, запись которого у нас имеется, мы поняли, что он делал попытки все объяснить вам, объяснить Конклину, но тот отказался его выслушать. Никто из вас не захотел его выслушать… Вы послали человека под глубоким прикрытием почти три года назад на охоту за Карлосом, и когда стратегия начала ломаться, сразу же согласились с наихудшим вариантом.

– Амнезия? Нет, вы не правы! Я лично разговаривал с Конклином. Он пытался его слушать… Вы ничего не понимаете, мы оба знаем…

– Я ничего не желаю больше слушать о Конклине! – резко оборвал его директор.

Генерал сделал паузу и проговорил:

– Мы оба знали Борна… много лет назад. Я думаю, вы знаете где. Он выполнял самые сложные задания, за которые не брался никто.

– И это дает вам право записывать его кандидатом в психушку? Спустя десять лет?

– Семь лет, – поправил его Кроуфорд. – Я противостоял выбору его в качестве кандидата на эту роль в операции «Тредстоун», но Монах сказал, что он самый лучший.

– Вы продолжаете настаивать на чем-то своем, генерал? Мне кажется, что вы с упорством осла продолжаете сваливать всю вину на других. Я говорю это потому, что Монах был прав. Ваш человек самый лучший, с памятью или без нее. Он привел Карлоса, доставил его к вашему порогу. И сделал это, несмотря на то что вы собираетесь первым уничтожить его самого. – Генерал резко вдохнул, боясь, как бы директор не догадался о его состоянии. – Я спрашиваю, генерал, можете вы связаться с Конклином или нет?

– Нет.

– Он не готовится к тайной операции – потому что уже подготовил группы вооруженных людей, которым даны обещания об оплате через непрослеживаемые источники, и они не знают друг друга. У каждого из них имеется фотография объекта. Я верно обрисовал сценарий?

– Вам не нужен мой ответ, – пробурчал Кроуфорд.

– Вы и не должны отвечать. Я представляю отдел дипломатических операций, и вы можете передо мной в этом не отчитываться, но вы были правы по поводу одной детали: это действительно ваша проблема. Мы не собираемся нести ответственность за ваши делишки. Такова будет моя рекомендация государственному секретарю. Госдепартамент даже не сделает попытки вступиться за вас. Считайте этот разговор неофициальным.

– Да, я понял.

– Мне жаль, – проронил директор, слыша безысходность в голосе генерала. – Судьба иногда наносит весьма неприятные удары.

– Да, у нас есть опыт по «Медузе». Что вы собираетесь сделать с этой женщиной?

– Мы даже не знаем, что нам делать с вами.

– А вы уверены, вы совершенно уверены? – перебил его генерал.

– Насчет чего?

– Насчет амнезии. У вас есть достоверные сведения?

– Я прослушал запись по меньшей мере двадцать раз, стараясь вникнуть в ее рассказ и в ее тон. Никогда в своей жизни я не был так уверен, как сейчас. По случайному совпадению, ее только что доставили сюда, несколько часов назад. Сейчас она в отеле «Пьер» под охраной. Утром мы перевезем ее в Вашингтон, но после того, как завершим намеченную работу.

– Подождите минутку… – генерал повысил голос. – Не надо завтра! Она сейчас здесь? Вы разрешите мне увидеть ее?

– Не копайте себе яму, генерал, не старайтесь сделать ее еще глубже. Чем меньше имен она знает, тем лучше для всех нас. Она была вместе с Борном, когда он звонил в посольство. Она знает о первом секретаре и, возможно, о Конклине. Ему самому придется отчитываться за свои дела. Будьте хотя бы вы в стороне от этого!

– Но вы же только что предложили выйти из этого дела с честью.

– Но не таким путем. Вы порядочный человек, как и я. Мы оба профессионалы, и нам не следует идти на грязные подтасовки!

– Вы меня не поняли! У нас имеются фотографии, но они могут быть бесполезны, поскольку они трехлетней давности. Борн изменился за эти годы. Кроме того, Конклин разговаривал с ним ночью и под дождем. Теперь эта женщина может стать нашим единственным спасением. Она долгое время находилась рядом с ним и может опознать его раньше, чем любой другой человек.

– Я все еще не понимаю…

– Попробую объяснить. Среди многих талантов Борна есть способность изменять свой облик, растворяться в толпе или в лесу так, что вы ни за что его не заметите. Если вы говорите, что он почти ничего не помнит, то это еще ничего не значит. Мы использовали для него специальное слово в «Медузе». Его люди называли его… Хамелеоном.

– Это и есть ваш Кейн, генерал.

– Это был наш Дельта. В мире не было никого, подобного ему… И в этом женщина может нам помочь. Сейчас… Поверьте мне! Разрешите мне встречу с ней, разрешите поговорить!

– Доверяя вам, мы как бы подтверждаем ваше отношение к этому делу, а я не думаю, что мы можем это допустить.

– Ради бога, выслушайте меня! Вы только что сказали, что мы порядочные люди! На самом деле? Мы должны спасти ему жизнь! Если она будет со мной, то мы найдем его и сможем вывести из-под удара!

– Вы говорите так, как будто точно знаете, где он собирается быть.

– Да.

– Почему?

– Потому что никуда больше ему идти не надо.

– Может быть, вам известно и время? – удивился директор службы дипломатических операций. – И вы знаете, когда он собирается туда пойти?

– Да. Сегодня. Это день его собственного уничтожения.

Такси, пробиравшееся на восток в направлении 71-й улицы, угодило в пробку на въезде на Ист Ривер драйв. Машины продвигались вперед лишь на дюймы, ревя двигателями и не переставая сигналить. Было 8:45 утра, и нью-йоркские улицы выглядели как обычно. Откинувшись на заднее сиденье, Борн смотрел на улицу из-под полей низко надвинутой шляпы через солнцезащитные очки. Он действительно бывал здесь, и прошлое всплывало в памяти. Он ходил по этим тротуарам, разглядывал эти двери, витрины магазинов и стены, увитые плющом. Борн видел все это раньше, эти сады, расположенные в нескольких кварталах, и парк. Он припомнил, что когда-то любовался деревьями из окна большой комнаты, находившейся внутри узкого кирпичного дома с огромными окнами в три ряда. Пуленепробиваемость этих окон сочеталась с их античным внешним видом.