— Ну хорошо. Теперь мы можем начать.

— А что у вас с ногой? — неожиданно спросил один из слушателей.

Мэг слегка возвысила голос.

— Сегодня нам предстоит обсудить авторскую позицию в произведении.

Слушатели смотрели на нее умоляюще, словно дети, выпрашивающие еще одну сказку на ночь.

— Ну хорошо, — смягчилась Мэг. — Пусть Эл ответит на этот вопрос. А потом вернемся к обсуждению авторской позиции.

Эл улыбнулся ей, а потом повернулся к мужчине, задавшему вопрос.

— Мне прострелили ногу.

— Как?

— Во время облавы.

— А что за облава? Притон наркоманов или что?

Раздался громкий скрип стульев: все слушатели повернулись, чтобы лучше видеть и слышать Эла. Эл неуверенно посмотрел на Мэг.

Она пожала плечами. Нельзя их винить за жадный интерес к новому человеку. Разве Мэг не смотрит на него с таким же восхищением?

— Расскажи об этом случае, — разрешила она. — А потом продолжим.

Только в тот день они так и не продолжили. Ее слушатели, словно юные болельщики во время встречи с кумиром, забрасывали Эла самыми неожиданными вопросами. Все время находился кто-то, кто хотел знать подробности, а потом еще и еще. К концу занятия Мэг была совершенно вымотана, но только не от педагогической деятельности. Она чувствовала себя так, будто провела нешуточный бой с собственными чувствами. Мэг была совершенно очарована рассказами Эла. Она не могла отвести глаз, когда лицо его иногда темнело, а губы сжимались в тонкую полоску: о чем он вспоминал в такие моменты, было известно только ему. Он был терпелив, когда вопросы сыпались один за другим, и деликатен, когда касались тем, которые, по его мнению, не следовало бы обсуждать. В то же время, за терпеливостью и мягкостью сквозила несокрушимая сила. В рассказах Эла не было хвастовства, но отчетливо ощущалось, что каждую минуту он был Готов жертвовать собой, если речь шла о безопасности людей.

— Извини, что так получилось, — сказал Эл, когда занятие закончилось и он, прихрамывая, подошел к столу.

Остальные слушатели ушли. Они и так задержались в аудитории больше положенного.

— Ничего страшного, — улыбнулась Мэг. — Устный рассказ — хорошее упражнение для писателя. И ты внес некоторое разнообразие в нашу довольно однообразную жизнь.

— Поверь, я не хотел срывать тебе занятия.

Такой нежный голос мог бы растопить айсберг в Антарктиде. Мэг готова была слушать его часами. Слушать и удивляться, как ему удается сметать ее баррикады и находить дорогу к сердцу. Опасная мысль! Она отвернулась и стала собирать вещи.

— Ты вовсе не сорвал мне урок. Если бы я захотела, то прекратила бы вопросы. Но всем было так интересно.

Прежде всего ей самой.

— И знаешь, — добавила Мэг, — очень хорошо, что ты согласился поговорить с внуком Мэрилин. Она уже отчаялась и считает, что ее парня уже никак не уберечь от неприятностей.

— Подумаешь! Я со столькими ребятами проводил такие беседы.

— Правда? Может быть, тебе стоит включиться в организацию молодежного центра? Этим уже занимаются городские власти.

— Нет, пожалуй. Я ведь решил начать новую жизнь. А ты выглядишь усталой.

Эл подошел на шаг ближе. Мэг это сразу почувствовала, хотя он стоял у нее за спиной.

Она пожала плечами. Ее беспокоило, что Эл подошел к ней так близко. За много лет она привыкла держать сердце в броне и теперь не хотела, чтобы кто-то видел ее беззащитной.

— В последнее время тяжело приходится.

— Из-за Уилла?

В Эле есть твердость, надежность. Мэг всегда это чувствовала, даже когда он задавал самые простые вопросы. Такой не сбежит, если придется туго.

— Пошли, — вместо ответа сказала она, перекинув сумку через плечо. — Я отвезу тебя домой.

— Спасибо, — сказал Эл. — Люк ждет меня у входа.

Мэг остановилась. Ее охватило жгучее разочарование. Она рассчитывала, что сама отвезет его домой.

— Значит, ты поедешь домой на такси?

— Да, я поеду на такси. Не хочу, чтобы ты ездила одна ночью по безлюдной дороге.

С какой стати Эл решает, что ей делать?

— Здесь не Чикаго, — заметила она.

— В маленьких городках, между прочим, проблема преступности стоит так же остро, как и в Чикаго.

Мэг чувствовала себя, как ребенок, которому обещали мороженое и не купили. Абсурдное, нелепое чувство. Какая разница, кто отвезет Эла домой — она или Люк? А, оказывается, есть разница.

— Но отсюда я езжу домой одна!

— Отсюда до твоего дома всего пара кварталов.

— Ах вот как! А сколько кварталов требуется, чтобы что-то случилось, господин страж закона.

Стоит ли так переживать? — одернула себя Мэг. Эл хочет, чтобы до дома его вез Люк. Скатертью дорога. Значит, у нее будет возможность подольше побыть с Джерри. Она уже и так весь вечер пытается убедить себя в том, что Эл для нее всего лишь знакомый, к тому же не самый близкий.

Мэг повернулась и пошла прочь, но вдруг остановилась и обернулась, испугавшись, что была груба с ним.

— Спокойной ночи, — сказала она.

Его взгляд пронзил ее насквозь. Столько чувств было в этом взгляде: страх, желание и тоска одиночества. Душа Мэг рванулась навстречу, ноги сами сделали шаг к нему. Ей до боли хотелось коснуться губами этих губ, согреть теплом эту одинокую душу, стереть холод с его лица и погасить суровый блеск глаз.

Лучше бы она не оборачивалась.

— Спокойной ночи, — повторила Мэг и бросилась прочь из комнаты.

Джерри демонстрировал свою выставочную работу по естествознанию. Мэг рассеянно рассматривала сложное сооружение, стараясь сосредоточиться на крошечных деталях.

— Очень хорошо, милый, — сказала она.

— Да я просто собрал какой-то дурацкий конструктор, — буркнул Джерри. — С этим справится любой болван.

Мэг вздохнула. Как ей хотелось забраться в постель, свернуться калачиком под одеялом и ждать, когда придет сон. Как в детстве.

Прошлой ночью она почти не спала. Как маленький ребенок, Мэг мечтала: вот если бы все было иначе, если бы в ее жизни не было Уилла. Пусть бы он оставался в газетных вырезках и на фотографиях в школьном музее спортивной славы. Но больше всего мешала ей спать детская обида на Эла.

Глупо было так расстраиваться из-за того, что он не позволил ей отвезти его домой. И почему она так нервничает. Один Бог знает. Наверное, переутомилась. Раньше ведь она никогда не злилась, когда кто-то избавлял ее от лишних обязанностей. Скорее наоборот…

— Здравствуй, Мэг.

Мэг обернулась и увидела свою квартирную хозяйку.

— Здравствуйте, миссис Хиллиард.

— Прими мои искренние соболезнования, — сказала пожилая женщина. — Какое это потрясение для тебя и для малыша.

— Мы стараемся держать себя в руках, — сухо ответила Мэг.

Женщина потрепала Джерри по щеке и произнесла еще несколько фраз, которые Мэг не разобрала. После этого она перешла к следующему столу и принялась рассматривать другие работы.

— Чего она пристает к нам? — прошипел Джерри.

— Люди просто выражают нам сочувствие, Джерри.

— Да ладно, мам. Этот тип не появлялся здесь десять лет. — С тех пор как Джерри узнал о смерти Уилла, Мэг все чаще слышала от него «этот тип» вместо «отец». — За эти десять лет хоть кто-нибудь выразил нам сочувствие?

— Нет, Джерри. Никто.

— Что же они так разволновались сейчас? Я так даже рад, что он умер. Теперь не придется гадать, приедет он когда-нибудь или нет.

У Мэг на глаза навернулись слезы. Она не знала, что делать — обнять сына или влепить ему подзатыльник.

Независимо от того, что Уилл сделал или не сделал, он был отцом Джерри. По убеждениям Мэг, это означало, что он в любом случае заслуживает уважения. Но Джерри — ее плоть и кровь. Его боль — ее боль. Почему люди не могут просто не говорить с ним об Уилле?

— Мисс Петерсон!

Рядом с ней стояла молодая рыжеволосая женщина.

— Я — учительница по естествознанию. Джерри очень хорошо даются естественные науки. Работать с ним одно удовольствие.