Озабоченные хозяева закрывали, во избежание, магазины, кинотеатры, рестораны и бары, ну, разве что, кроме самых отчаянных, надеявшихся подзаработать в этой всеобщей неразберихе и путанице.
Во второй половине дня, когда, наконец-то, схлынул основной поток народа, перемещающегося с работы в свои дома, на улицах стало поспокойнее, и общая нервозность обстановки пошла на спад, ликвидаторы рискнули взять под контроль основные перекрестки в центре города, выставив на них блокпосты, и направили по центральным улицам патрульных с приказом пресекать возможные случаи мародерства и нарушения общественного порядка. На окраины руководство Службы посчитало за лучшее не лезть, мол, потом разберемся, что там происходит, когда наладится связь и уляжется первая волна растерянности. Но растерянность никак не хотела "укладываться". Вслед за телевидением, радио, телефонной связью исчезла и спецсвязь службы ликвидаторов, и даже — такого вообще не ожидал никто — старинная, но вполне работоспособная и сверхнадежная бывшая армейская связь. И если со спецсвязью Службы еще можно было хоть как-то взвалить вину на компьютерных хулиганов, взломавших пароли, но армейская связь с компьютерами никак не общалась и отключена была просто вручную с одного из давно забытых, секретных резервных пультов.
Кто-то из самых догадливых в руководстве Службы, по рангу своему допущенный к хозяйственным секретам, послал небольшую группу "ликвидаторов" на склад госрезерва, где, кроме консервов, сахара, муки и керосиновых ламп, находились и старинные полевые телефоны. Группа исчезла, как до этого исчезли машины с громкоговорителями на окраинах города. Но вот беда — склад-то находился в центре, и списать исчезновение группы на происки хулиганствующих люмпенов никак не получалось. Впрочем, об этой попытке хоть как-то обзавестись связью мгновенно забыли. На улицах города начали появляться сначала небольшие, а потом все более и более многочисленные группы горожан, сопровождаемые вооруженными людьми с красными повязками на рукавах. Сперва в эти донесения от блокпостов с окраин центра (вот какая тавтология получается) не поверили, но вскоре, при попытке задержать идущих к центру с окраины граждан, был, то ли уничтожен, то ли рассеян один блокпост, потом — другой. Уцелевшие и сумевшие пробраться обратно, в подконтрольные Службе кварталы города "ликвидаторы", как один говорили, что их атаковали вооруженные люди, хорошо обученные бою в городских условиях, имеющие между собой какую-то связь и требующие только одного: сложить оружие и не мешать свободному передвижению народа к центру.
Впрочем, особых подтверждений паническим заявлениям пострадавших от рук бунтарей "ликвидаторов" не находилось. Никаких вооруженных отрядов не накапливалось вокруг центра города, никто не рвался штурмовать телецентр, "Дом Власти", здание Управления службы "ликвидаторов". Не гремели взрывы, не бушевали пожары. Казалось, город замер, ожидая, чем же закончится какое-то робкое, нерешительное противостояние разрозненных групп подпольщиков и растерянных городских властей.
То самое утро
Утро началось, как и положено у всех нормальных людей, с мелких, пакостных неприятностей. Едва сбросив ноги с кровати на пол, Велемор наступил на пивную пробку, негромко выругался и потратил минут десять на поиски тапочек, которые — он точно помнил — перед сном оставил на привычном месте. Но, видимо, среди ночи ими воспользовалась оставшаяся переночевать баламутная подружка, и запихнула несчастную домашнюю обувь глубоко под кровать, подложив на ее место пробку.
Чертыхаясь про себя и старательно протирая глаза, Велемор отправился в уборную, где его ждала очередная пакость в виде закончившейся туалетной бумаги, а потом и в ванную, где, слава богу, ничего страшного, кроме собственного отражения в зеркале, он не обнаружил.
Старательно вычищая изо рта последствия вчерашнего, Велемор, не доверяя зеркалу, ощупал скулы, с тоской удостоверившись, что бриться перед появлением на работе придется обязательно, несмотря на подрагивающие руки и абсолютное отсутствие желания. Но — кое-как содрав со щек и подбородка отросшую щетину и ухитрившись при этом ни разу не порезаться — Велемор почувствовал себя гораздо лучше и бодрее, и даже сумел без напряжения и внутренней борьбы вскипятить воду и заварить себе крепкого, ароматного чая из старых, почти неприкосновенных запасов. Еще, на счастье, в холодильнике обнаружился недоеденный вчера лимон, а на столе — почти полная сахарного песка банка из-под растворимого кофе.
Глоток… еще глоток… горячий чай, сдобренный лимоном и сахаром — как мало надо с утра человеку для счастья… и на душе полегчало, из головы исчезла непонятная (впрочем, вполне понятная) муть, куда-то далеко и надолго ушла резь из глаз… и пальцы перестали подозрительно подрагивать… но…
В самый разгар наиприятственных ощущений избавления от похмельного синдрома на пороге маленькой, компактной и уютной кухоньки появилась взлохмаченная, помятая со сна подруга.
— Во, уже похмеляешься, — прокомментировала она очевидное вместо "доброго утра" и, не дожидаясь ответа, пошлепала босыми ногами в уборную.
Велемор успел покривиться, но усилием воли заставил себя не слышать звонко бьющей в унитаз струи и шума воды из сливного бачка. "Хорошо хоть кушать не начал", — подумал он, отводя глаза от заветревшего за ночь бутерброда с копченой колбасой. Тем временем подруга, сверкнув голой попкой, перебежала в ванную, откуда опять зашумела вода, но теперь звук этот не вызвал приступа бессмысленного раздражения и тупой злости у Велемора. Он в два приема, стараясь не обращать внимание на сухость и слегка затхлый запашок, проглотил бутерброд и от души запил его сладко-кислым чаем.
Из ванной подруга вышла уже слегка причесанной и умытой, хотя помятость на лице сохранилась. Присев возле стола и почти положив на него свои сочные большие груди с крупными яркими сосками, подруга переспросила, зевнув:
— Похмеляешься? А как же я?
И не успел Велемор хоть что-то ответить, как девушка нырнула головой в холодильник, пошуровала там и, разочарованно вернувшись к столу, уточнила:
— Так ты чай хлебаешь с утра… А что, больше ничего не осталось в доме?
— Не осталось, — злорадно сказал Велемор. — Ты вчера даже пиво утреннее выжрала…
— Да не могла я так… — подруга осеклась на полуслове и шустро бросилась под стол.
От неожиданно резкого её движения Велемор даже дернулся, едва не опрокинувшись вместе с табуретом, но девушка уже появилась над столешницей, с восторженным видом сжимая в руке бутылку из-под водки, в которой еще оставалось не меньше трети напитка.
— Ну, вот, я же помню, что не всё выпили, — хвастливо заявила она.
"Её бы энергию, да в мирных целях", — тоскливо подумал Велемор, наблюдая, как девушка мечется по кухне, доставая из шкафчика стакан, из холодильника — остатки какого-то салата, из микроволновки — засохший и забытый там вчера кусок пиццы.
— Ты это… особо-то тут не того… — пробормотал Велемор, с отвращением глядя, как девушка наливает в стакан, а потом вливает в себя водку и начинает энергично чавкать, заедая спиртное.
— Меня Магда зовут, если забыл, — хихикнула подруга, не обращая внимание на гримасы Велемора.
— Я помню, — согласился Велемор, — ты это… не раскладывайся тут очень-то. Мне через полчаса на службу, так что лучше иди одеваться…
— Куда одеваться? — возмутилась Магда, вновь наливая себе водки. — Я сейчас могу только выпить, да еще поспать, а ты — как сам знаешь…
Положив ладонь на лоб, Велемор то ли вздохнул, то ли застонал. "Вот тебе еще одно приключение с утра, — сказал он сам себе. — И куда её теперь девать?"
— Не кочевряжься, — попросил он подругу. — Я тебя одну здесь не оставлю, и сам не останусь.
— Вот вы, мужики, все такие, — заявила Магда, поглотив порцию водки и уже не закусывая. — Как удовольствие получать, так чего хочешь понаобещают… а как девушке просто отдохнуть после вчерашнего, так — пошла вон…