— По-твоему, я наказываю себя? Думаешь, я до сих пор не простила себе того, что случилось с Бетани? Возможно. Но если ты права, значит, мне уже ничто не поможет.

— Даже другой ребенок? — В глазах Джорджины появился лукавый блеск; они засветились такой любовью и заботой, что Элли едва сдержала слезы.

— Не знаю, — честно ответила она. — Мне известно лишь одно: искать ответ на этот вопрос я не перестану никогда.

— Ну что ж… будь по-твоему. — Джорджина, никогда не настаивавшая на своем, улыбнулась, давая понять, что разговор закончен. Поднявшись, она подошла к высокому шкафу, где держала графины с кларетом и портвейном и кое-какую выпечку. — А теперь попробуй фруктовый кекс моей соседки и выпей кларета. Они сочетаются на редкость удачно — только никому не проговорись. Летиции нравится видеть, как изумляются люди, уверенные, что им предлагают нечто несъедобное.

Элли взяла из рук подруги бумажную салфетку с ломтиком кекса.

— Если ты решила откормить меня, предупреждаю сразу: бесполезно. Я уже пыталась пополнеть. Но несмотря на все усилия, так и не прибавила в весе.

— Наверное, ты ешь слишком мало. Кстати, раз уж мы заговорили об этом, какие у тебя планы на завтрашний вечер? Только не говори мне, что намерена провести Рождество в одиночестве.

— Меня приглашали Бродские, но, по-моему, только потому, что Глории вздумалось познакомить меня со своим вдовым деверем. — Элли тяжело вздохнула. — А я сказала, что у меня другие планы. К тому же я не собираюсь никого посвящать в подробности своих отношений с Полом. Никто уже не верит, что мы расстались не навсегда. Статус женщины, временно расставшейся с мужем, имеет свои неудобства: через девять месяцев надо либо наладить отношения с прежним супругом, либо объяснить всем и каждому, что ты готова знакомиться налево и направо.

— Тогда решено. — Джорджина разлила кларет в бокалы на тонких ножках. — Ты придешь ко мне. Знакомясь с одинокими мужчинами, я обычно приберегаю их для себя, так что на этот счет не беспокойся. И потом, ты уже не виделась с моей дочерью… Сколько же вы не виделись? Чуть ли не десять лет. А еще, как тебе известно, кухарка из меня никудышная и мне не помешала бы помощь. Отказа я не приму.

Элли знала, что сопротивление бесполезно. Джорджина права. Одиночество в канун Рождества слишком угнетает. А Пол решил провести праздники у родителей в Сэг-Харбор. При этой мысли у Элли упало сердце. Бедные Джон и Сьюзан! Они так тяжело перенесли ее расставание с Полом. С первого дня знакомства с родителями Пола — в морозный ветреный январский день, когда по дороге Элли окоченела, ее встретили радушно, обняли за плечи, усадили на мягкий диван перед пылающим камином, а отец Пола начал растирать ей руки широкими мозолистыми ладонями — Элли не сомневалась в том, что великая ошибка наконец-то исправлена. В Джоне и Сьюзан она нашла родителей, иметь которых ей было суждено с рождения.

А теперь у нее отняли даже родных.

Положив салфетку с недоеденным кексом на крышку пароходного рундука, служившего журнальным столиком, Элли поднялась и снова подошла к окну. Как и предсказывали, выпало уже четыре дюйма снега, и, судя по всему, снегопад грозил затянуться на всю ночь. В белесой зимней темноте, рассеиваемой лучами уличных фонарей, Элли увидела закутанного в пальто мужчину, бредущего по протоптанной в снегу тропинке. Это напомнило Элли другой сочельник, тот вечер, когда она стояла возле церкви Святого Иоанна, завороженная библейской сценой в застекленной витрине, откуда, по-видимому, украли статуэтку младенца Иисуса в натуральную величину. Пар клубился, вылетая из ее рта, на щеках замерзали слезы.

Глубоко вздохнув, она обернулась к Джорджине.

— Я не прочь прийти к тебе на рождественский ужин. Но при одном условии: ты разрешишь мне принести пирог с клюквой и пеканом, испеченный по маминому рецепту. Это единственное воспоминание детства, которое стоит хранить. — Элли не упомянула о том, что такой пирог очень любил Пол — поэтому она испытает чувство удовлетворения, зная, чего он лишился.

— Странное и наверняка калорийное сочетание, но уверена, пирог мне придется по вкусу, — отозвалась Джорджина. — А теперь перестань слоняться из угла в угол и объясни мне, что происходит. Мы так и не поговорили с тех пор, как ты примчалась сюда, будто спасаясь от погони, и рассказала о девушке, с которой тебя будто что-то связывает. Надеюсь, мои расспросы ты не воспримешь как неодобрение? Я просто беспокоюсь за тебя, дорогая.

— С тех пор от той девушки не было никаких вестей.

— Так я и думала, — кивнула Джорджина, потягивая кларет. — Если бы она вновь позвонила тебе, я бы уже знала об этом. Скажи, ты не потеряла надежду?

Элли усмехнулась:

— Другими словами, верю ли я в чудеса?

— О том, что она вскоре станет матерью, Марию известил архангел Гавриил. Конечно, старые ворчливые бихевиористы многое отрицают, но чудеса все-таки случаются.

От прагматичной Джорджины Элли рассчитывала услышать совсем другие слова и потому едва не расплакалась. Ей хотелось положить голову на плечо подруги и закрыть глаза.

— Думаю, да.

«Чудеса? Сейчас я довольствовалась бы меньшим».

— А как дела у того мужчины из твоей группы больных СПИДом? У бывшего танцора?

— У Джимми Долана? — улыбнулась Элли. — Я не устаю удивляться тому, как хорошо он держится… Но это заслуга его друга Тони. Кстати, о Джимми: я обещала заехать к нему на обратном пути. — И она взглянула на каминные часы. — Уже поздно, мне пора.

Было ровно без десяти шесть, и когда Элли с Джорджиной сообразили, в чем дело, то дружно рассмеялись. Пятьдесят минут — обычная продолжительность консультации психолога. Джорджина проводила Элли в гостиную, а оттуда по изогнутой лестнице в узкую, выложенную кафельной плиткой прихожую. Элли застегнула пальто. Распространяя крепкий запах жасмина, который она обожала, Джорджина обняла ее и поцеловала в обе щеки.

— Встретимся завтра. Жду тебя ровно в четыре.

Как ни странно, Элли без труда поймала такси. Иначе ей вместе с толпой запоздалых покупателей, заполонивших тротуары, пришлось бы брести к ближайшей станции метро, по щиколотку увязая в снегу. «Наверное, чудеса все-таки случаются», — подумала она. Даже продавленное сиденье старого такси показалось ей подарком судьбы.

Когда она вошла в студию Джимми Долана на Хадсон-стрит, у нее появился еще один повод поверить в чудеса: за последнее время Джимми набрал несколько фунтов веса. И поскольку он пропустил последние групповые занятия, улучшение было весьма заметным. Увидев Элли, Джимми расцвел такой улыбкой, словно к нему неожиданно явились три волхва. Возбужденный приближением праздников или тем, что дожил до них, Джимми щеголял в красной водолазке и брюках на зеленых подтяжках, служивших отнюдь не для украшения — брюки были ему широки.

— С Рождеством! — Поцеловав Джимми в щеку, Элли вынула из вместительной сумки пакет.

Джимми был явно доволен и вместе с тем смущен.

— А мне нечего подарить вам, — огорченно сказал он.

— Ошибаетесь: вы только что сделали мне подарок. Вы даже не представляете, как приятно мне видеть вас в хорошем настроении!

Просияв, Джимми повел ее в просторное помещение, служившее гостиной, кухней и спальней. Усевшись на низенькую японскую кушетку, Элли, как обычно, устремила взгляд на балетные афиши, висящие на стенах. Ей больше всех нравился снимок, запечатлевший Джимми в высоком прыжке. Его обнаженный торс блестел от пота, руки были закинуты за голову.

— Откройте пакет. — Элли улыбнулась, увидев, как смущенно Джимми прижимает к груди подарок. Он напоминал ей взрослого ребенка, который до сих пор верит в Санта-Клауса.

Пока он растерянно дергал ленточку, Элли заметила, что у него дрожат руки. Джимми тяжело опустился в кресло и раздраженно нахмурился, а Элли пожалела, что перевязала подарок так тщательно. Наконец Джимми открыл коробку.

— Это из магазина «Хаммахер Шлеммер»… носки с электроподогревом, — объяснила Элли. Джимми как-то пожаловался, что у него постоянно мерзнут ноги, сколько бы носков он ни надевал и какими бы теплыми одеялами ни укрывался.