– Мне бы хотелось что-нибудь типа «Клуте», – промурлыкала Марисса.

Прошлогодний «Оскар» позволил Джейн Фонде из рядов стандартных красоток «бимбо» (а также борцов против войны во Вьетнаме) выбиться в ведущие актрисы Голливуда. Впрочем, Марисса считала, что Фонда никогда не поднимется над «Барбареллой».

– Давай ограничимся одним фильмом за раз, – порекомендовал Корбет.

– Так ты думаешь, следует согласиться?

– Думаю, тебе пойдет на пользу, если ты приступишь к работе.

Корбет успел убедиться, что во время простоев Марисса становится неуправляемой. Кое-что вызвало у него серьезную тревогу.

– Как насчет роли для Джеффа?

Корбет перевел взгляд на бассейн, где Джефф Мартин в чем мать родила жарился на солнце, лежа на надувном матрасе. Он снова возник на Мариссином горизонте после краткосрочной интрижки с Барри Джеймсом.

– Твой отец слышать о нем не хочет.

– Черт! – Марисса пошарила в холщовой сумке возле шезлонга и извлекла компактную пудру и крохотный пузырек с белым порошком. Не обращая внимания на выразительное молчание Корбета, она высыпала немного порошка на зеркальце, разделила на две кучки и вдохнула – сначала одной ноздрей, а затем другой. В тот же миг в голове у нее прояснилось, и она нашла способ перехитрить отца.

– Ладно, сделаем по-другому. Включи в договор расходы на второго гримера. Тогда подпишу.

– Отлично.

Корбет прекрасно понимал, кто этот второй гример. В кинобизнесе было невозможно обойтись без нахлебников. При составлении сметы их проводили по статье «Одна треть на дерьмо», понимая под «дерьмом» свиту кинозвезды. Корбет только что заключил контракт с «Парамаунт», куда вошло жалованье личного парикмахера кинозвезды, гомосексуалиста-любовника личного парикмахера, двух секретарей, персонального тренера для поддержания физической формы, астролога и культуриста-шофера, в чьи обязанности также входило трахать звезду. И в довершение всего, студия согласилась выделить актрисе персональный трейлер и автомобиль – это обошлось вдвое дороже, чем если бы взять транспорт напрокат.

Таковы были правила игры в высшей лиге. Марисса выросла на игровой площадке и изучила все тонкости.

Корбет подобрал рассыпавшиеся листы и приготовился уходить.

– Еще одно.

– Да? – Марисса вопросительно посмотрела на него.

– Это зелье до добра не доведет.

– Ты мой менеджер, а не опекун! – На ее красивом лице появилось жесткое выражение. Она опустила на глаза солнечные очки. – До свидания, Корбет. Ты найдешь дорогу.

Ведя машину по серпантину горной дороги, Корбет думал: как бы Джошуа ни открещивался, а Марисса пошла в него. Оба могут быть твердыми как гранит.

Его разбудил густой аромат кофе. Мэтью приподнялся на локтях и обвел взглядом комнату – знакомую и незнакомую в одно и то же время.

– Проснулся? – караулившая его сон женщина приветливо улыбнулась.

– Вроде бы. Если это не еще один сон.

Однако в последнее время ему снились только кошмары. А эта женщина была симпатичным привидением.

– Нет, сеньор. Вы были тяжело больны. Он ощупал свое лицо и скривился от боли.

– Вас ранили.

Мэтью снова лег на спину и попытался проникнуть за пелену беспамятства.

– За мной кто-то гнался. Полиция?

– Нет. Просто один старый друг. – Она виновато улыбнулась. – Когда он видит меня с другим мужчиной, то становится loco. Сумасшедшим.

Мэтью предпринял попытку сесть. У него было такое ощущение, словно ему разодрали грудную клетку.

– Из чего он стрелял? Из пушки для слонов?

– Не знаю, сеньор.

К нему понемногу возвращалась память.

– Ты – девушка из столовой? Которая помогла мне бежать?

– Si.

– Почему?

– В столовой говорили, будто вы – кинозвезда.

– Это не так.

– Но вы работаете в Голливуде? В кино?

– В общем да. – Мэтью показалось забавным, что он до сих пор не ощущает себя актером.

Девушка протянула кипу рисунков.

– Я умею шить и моделировать одежду. Моя мечта – работать в Голливуде. Может, вы знаете кого-нибудь, кто устроит мне вид на жительство?

– Думаю, это будет нетрудно. Ты знаешь, что меня обвинили в операциях с наркотиками?

– Si.

– Значит, тебе должно быть известно и то, что я невиновен.

– No es importa. – Девушка пожала плечами. – Mi hermano говорит, вы здорово перешли кому-то дорогу, раз вас держали под чужим именем.

«Неважно»… «Hermano», брат… Мэтью смутно припомнил спор.

– Твой брат не соглашался позвать врача, чтобы не привлекать внимание полиции? – Он подергал плечами и убедился, что перевязка сделана по всем правилам. – Ты настояла на своем?

– Нет.

– Кто же извлек пулю? Уж не ты ли?

– Нет. Мой кузен изучает медицину в университете. Это он вынул пулю и научил меня за вами ухаживать. У вас был жар.

Еще одно воспоминание. Женщина – или ангел – отирает ему пот прохладными простынями. Мэтью вдруг осознал свою наготу.

– Как тебя зовут?

– Росария, сеньор. Росария Рамирес.

– Слушай, Росария, я благодарен за все, что ты для меня сделала. – Мэтью встал и, закутавшись в простыню как в тогу, сделал несколько шагов по комнате. – Обещаю отплатить тебе добром – как только вернусь домой. – Он хотел спросить, где его одежда, но в этот момент в комнату вошел мужчина с пистолетом.

– Мне, конечно, очень приятно, сеньор, что вы собираетесь отблагодарить мою сестру за ее доброту, но я не могу вас отпустить.

Каньон Запата, в пятнадцати милях к югу от Сан-Диего, больше походил на свалку и служил государственной границей. Здесь пролегал самый оживленный нелегальный путь в Соединенные Штаты. До Лос-Анджелеса, родного города Мэтью, было сто сорок миль. Сто сорок миль до другой цивилизации.

Несмотря на жалкие, покосившиеся лачуги в этом уголке третьего мира, отгороженного железным забором, атмосфера в захламленном каньоне дышала праздником. На рынке вовсю торговали съестным и хлопчатобумажными куртками – защитой от вечерней прохлады. Мальчик не старше одиннадцати лет продавал явно украденные на автозаправке фирмы «Шеврон» карты – Сан-Диего, Лос-Анджелеса, графства Ориндж, Сакраменто, Фресно, Модесто. Масса возможностей для тех, кто согласен на тяжелую, черную работу, которой гнушаются многие американцы.

Со времени его ареста прошло пять месяцев – пять томительных месяцев, и сейчас, когда родная страна виднелась по ту сторону чертовой ограды, Мэтью сгорал от нетерпения.

Сначала брат Росарии, Хесус Рамирес, не хотел иметь с ним ничего общего. Этот профессиональный контрабандист прилично зарабатывал, переправляя в Штаты дешевую рабочую силу, а обратно – дорогие автомобили. Исправно выплачивая отступные местным властям, он тем не менее остерегался привлекать лишнее внимание со стороны федеральных властей. А приютить под своим кровом беглеца как раз и значило привлечь внимание.

Но потом у Мэтью воспалилась рана, и Росария, явив то самое упрямство, которое удерживало деревенских парней от признаний в любви и предложений руки и сердца, отказалась отпустить его, пока он слишком слаб для путешествия. А к тому времени, когда Мэтью окреп, он уже так долго пробыл в их доме, что контрабандист вынужден был признать: в его собственных интересах поскорее доставить гринго обратно в Лос-Анджелес. Конечно, немалую роль сыграла и сумма в тысячу долларов, поступившая телеграфным переводом от Корбета.

– Ну и что дальше? – хмуро спросил Мэтью.

– Дальше – ждать. – Хесус остановился возле потрепанного голландского пикапа с надписью на борту: «TACOS [14]VARIOUS». После непродолжительных переговоров с владельцем Хесус отошел с парой bean burritos [15]и бутылкой пива.

– Ждать чего?

– Темноты, чего же еще? – ответил Хесус с набитым ртом. – Когда можно будет незаметно прошмыгнуть мимо la migra.