Поддерживая под локоть, Халил вел ее через весь зал мимо бесконечных очередей.
– Идемте со мной, мисс Бэрон, постараюсь ускорить процедуру вашего прохождения через таможню. – Пройдя по длинному коридору, они очутились перед не слишком заметной дверью.
Уже через несколько минут позади остались медпункт, служба безопасности, иммиграционная служба и таможня. Они снова вышли в зал с его столпотворением. Ли показалось, будто люди в очереди ни на дюйм не продвинулись.
– Скорее всего, они простоят еще два – четыре часа, – сказал Халил.
Если Ли и раньше чувствовала признательность, теперь она была благодарна вдвойне. Ее спутник щелкнул пальцами, и сейчас же, словно Аладдин потер лампу, как из-под земли вырос носильщик с ее вещами. На стоянке их ждал длинный черный «роллс-ройс» с кондиционером и затененными окнами – защита от солнечных лучей.
Движение оказалось невероятно интенсивным; машины ползли одна за другой, бампер к бамперу. Водители использовали каждый дюйм свободного пространства. Мимо их лимузина проскочила на мотоцикле молодая девушка в голубых джинсах и полосатой рубашке с короткими рукавами. На руле болталась тушка козленка. Девушка виртуозно лавировала между «тойотами» и «лендроверами».
– Эрин обещала прислать за мной легковушку.
– Да, у нее было такое намерение, но поскольку легковушка не справилась бы с этой давкой, я подумал, что вы не станете возражать против моего вмешательства.
– Конечно. Большое спасибо.
– Это доставило мне удовольствие.
Халил не мог допустить, чтобы американскую гостью встретил кто-то другой. Когда-то давно, во время учебы в Оксфорде, он увидел фотографию Ли в английском журнале. Ей было двенадцать лет; хотя его мать как раз в этом возрасте вышла замуж, он понимал, что по американским меркам Ли – еще дитя. Это не помешало ему задуматься о причине глубокой грусти в чистых серых глазах.
Когда она появилась в зале ожидания, свежая и холодноватая, в брюках цвета слоновой кости и белой шелковой блузке, он пообещал себе: к концу ее пребывания в Абу-Даби они станут любовниками.
Абу-Даби представлял собой диковинную смесь древнего Востока и современного Запада. Контуры старинных мечетей и минаретов контрастировали со сверкающими небоскребами из стекла и стали. На тротуарах было не менее тесно, чем на проезжей части. Очаровательные девушки в мини-юбках по парижской моде стояли на автобусных остановках бок о бок с женщинами, закутанными в чадру.
– Невероятно! – выдохнула Ли.
– Каких-нибудь тринадцать лет назад Абу-Даби был неприметной рыбацкой деревенькой на берегу залива. Потом государство разбогатело, и шейх Саид выделил несколько миллионов на строительство города. Когда забил первый нефтяной фонтан, я учился в Англии и по возвращении не узнал родные места. До сих пор случается, что проезжая по городу, я вижу небоскреб, словно выросший за одну ночь.
Он указал на шатер бедуина – а рядом строилось административное здание.
– Все время что-то меняется, – отметил Халил. Интересно, подумала Ли, угнетает его вестернизация или радует?
Он как будто подслушал ее мысли.
– Возможно, запасы нефти – благодать, дарованная нам Аллахом, – еще поставят нас перед необходимостью осмысления перемен. Иншалла – воля Аллаха! – нам еще предстоит научиться пользоваться новообретенным богатством. Я молюсь, чтобы золотые нити, вплетенные в старинную ткань нашей истории, не оказались чем-то чужеродным и помогли создать гармоничный узор.
– Судя по тому, что уже сделано, думаю, узор должен быть не только гармоничным – совершенным!
– Наша цель – затмить роскошный аэропорт в Бейруте и в то же время не нарушить связь времен.
– Иншалла! – повторила Ли только что усвоенное междометие, чем заслужила благодарный взгляд Халила. – Вы уроженец Абу-Даби?
– Нет, я бедуин. Я первым в роду переехал в город и первым получил образование за границей.
– Трудно было адаптироваться?
– Очень – особенно вначале. Вернувшись в страну после окончания юридического колледжа в Оксфорде, я потратил три совершенно выматывающих недели на поиски своей семьи. – Это воспоминание вызвало у Ли улыбку. – Я уже думал, что английский дождь вымыл из меня инстинкт пустыни.
– Не в конце концов вы их разыскали?
– Да, разумеется.
Разумеется, повторила про себя Ли. Судя по всему, этот человек всегда добивается, чего хочет.
Она с любопытством уставилась в окно, как ребенок, которому впервые довелось увидеть сказочную страну. На улицах Абу-Даби соперничали за место на проезжей части ослики с тележками, мотоциклы, мощные грузовики с цементом и сталью, грохочущие грейдеры, мусоровозы и автобусы, набитые рабочими-строителями из Пакистана. На тротуаре расположились торговцы со своим товаром: финиками, орехами, медными кастрюлями, кожгалантереей, упитанными, только что подстреленными голубями – а мимо них спешили чиновники в темных европейских костюмах. Словно три века – восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый – встретились в научно-фантастическом фильме. Все они мирно сосуществовали в этом уголке земного шара.
– Вы не обидитесь, если я скажу, что мои представления об этой части мира в основном почерпнуты из американских кинофильмов?
– Я не обижусь, что бы вы ни сказали. Или сделали. Его дружелюбный тон и теплая улыбка поощрили Ли к откровенности:
– Когда мне было восемь лет, учительница в третьем классе, сестра Люк, однажды задала нам вопрос: кем бы мы хотели стать, когда вырастем? Посыпались традиционные ответы: врачом, медсестрой, пожарным, полицейским, учителем, домохозяйкой, кинозвездой…
– Кинозвезда – традиционная американская мечта?
– Да – в Беверли Хиллз. В общем, я шокировала сестру Люк, сказав, что мечтаю исполнять танец живота в Касбе. – Ли залилась румянцем. – Я еще никому об этом не рассказывала.
Халил улыбнулся.
– Тогда я польщен вдвойне. Однако, как ни заманчив нарисованный вами образ, должен сказать, что Абу-Даби далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. Он открывает себя не сразу – снимает покров за покровом, как и его жители.
Он произнес это обычным учтивым тоном, но, заглянув в черные глаза, Ли почувствовала, как в ней что-то дрогнуло.
– Этот сценарий – дерьмо! Как и все остальные! Марисса швырнула рукопись на кафельный пол. На деньги, полученные за работу в «Опасном», она приобрела виллу с бассейном в Лорел-Каньоне.
– Ну, не так уж он и плох, – возразил Корбет.
– Дерьмо собачье! Я говорила тебе, Корбет, что не желаю быть всего лишь какой-то парой титек!
Она низко наклонилась к нему; груди так и рвались наружу из желтого купальника. Корбет усмехнулся про себя: вряд ли кто-нибудь назовет эту пару титек «какой-то»!
– Ты сама создала такой имидж в «Шоу Барри Джеймса». Черт побери, Марисса, со стороны казалось, будто ты вот-вот слопаешь этого парня живьем. Прямо перед камерой.
– Однако зрителям понравилось.
– Вот они и рвутся увидеть тебя в такой же роли.
– Это эксплуатация образа.
И почему только актрисы, охотно использующие свое тело, чтобы получить роль, потом первыми поднимают крик, что их эксплуатируют? Корбет решил воздержаться от напоминания, что Ли дала сестре великолепный шанс не стать жертвой типажа, поручив ей роль в «Опасном». Разве Ли виновата, что Марисса явилась на телевидение и бросила в лицо Америке свои роскошные полуголые груди?
– Это комедия, версия известного французского фарса. Ты будешь неподражаема.
Марисса погрызла ноготь и перевела взгляд на то место, куда бросила сценарий.
– Думаешь, публике понравится?
Она вновь подняла глаза, и Корбет поразился: перед ним был трудный подросток, каким он всегда знал Мариссу. Поэтому-то, рискуя вызвать неудовольствие жены, он и согласился стать ее менеджером. Надо же кому-то присматривать за непутевой девчонкой. А не думать только о своих десяти процентах.
– Публика будет в восторге. А закончишь сниматься – как раз выйдет «Опасный», и, кто знает, может, тебя завалят стоящими предложениями.