— Если б я только знал, — протянул Джекоб и разразился беспорядочным монологом, имитируя наречия всех регионов Британских островов. К тому времени, когда он закончил, Флоренс, держась за живот, едва не рыдала от смеха.

— Тебе бы пародистом быть, — сказала она, когда наконец обрела способность говорить и они продолжили путь. — Жаль, что теперь нет мюзик-холлов и эстрадные представления редко по ящику показывают. А то ты бы стал домашним любимцем.

Джекоб эффектно содрогнулся.

— О, только не это! Да поможет мне Бог! Скорее уж я вовсе брошу сцену!

— Ну, это в тебе говорит снобизм театрального актера, — заметила Флоренс, лукаво погрозив ему пальцем.

— Да, и я горжусь этим! — со смехом отвечал Джекоб. В следующее мгновение он подскочил к ней и, схватив за плечи, повернул к себе лицом.

Оба сразу замолчали, понимая, что ступили на очень опасную стезю. Джекоб смотрел ей прямо в глаза, и Флоренс под его взглядом чувствовала себя, как кролик в лучах автомобильных фар. Она не смела ни шевельнуться, ни отвернуться и вздохнула только тогда, когда Джекоб опустил глаза к ее губам и начал медленно, нестерпимо медленно, склонять к ней свое лицо.

— Не надо, прошу тебя, — прошептала она, не вырываясь, не отстраняясь. Она знала, что на самом деле имела в виду обратное…

Джекоб или решил проигнорировать ее слова, или истолковал их как следовало. Флоренс больше склонялась к последнему предположению. Джекоб, казалось, читает ее, как открытую книгу, хотя ей самой книга эта порой представлялась набором полнейшей абракадабры.

Наконец его губы коснулись ее губ нежно, почти робко. Солнце пекло ей в спину, но она будто провалилась в темноту. В темноту спальни Джекоба, где она льнула к нему, прижималась под простынями. Там было жарко, но источником жара были их тела. И теперь жгучее солнце Озерного края словно воскресило ту ночь.

Вопреки собственным запретам и обещаниям она обняла Джекоба, бороздя ладонями по его спине. Сильный, мускулистый, он, наверное, мог бы раздавить ее, расплющить, но Флоренс не пугала его мощь. Какие бы у них ни были разногласия, физически они созданы друг для друга, и что бы она ни говорила ему — или ни приказывала себе, — все это не имело значения.

Как бы она ни сопротивлялась, любовной близости с ним здесь, среди озер, ей не избежать…

Но не прямо же здесь! — в панике думала Флоренс. Объятия Джекоба стали крепче, большие ладони бесцеремонно ощупывали ее фигурку. Одна легла на ягодицы, настойчиво прижимая ее к мужскому паху. Флоренс, млея от сказочного поцелуя, понимала, что должна немедленно отстраниться, иначе Джекоб просто перекинет ее через плечо, перенесет за каменную стену и предастся с ней любви прямо под открытым небом, на солнцепеке. Она вздохнула с облегчением, когда рядом раздался громкий гудок. Они настолько были поглощены друг другом, что даже не слышали тарахтения едущего на них неуклюжего сельскохозяйственного бегемота.

— Ох! Извините! — крикнул Джекоб водителю трактора с прицепом, затормозившего неподалеку от них. По-прежнему обнимая ее за талию, он быстро увлек ее с дороги на траву у стены. Флоренс очаровательно улыбнулась ухмыляющемуся трактористу, восседавшему в высокой кабине с более чем прекрасным обзором.

— Боже, что он о нас подумает? — прошипела Флоренс, глядя вслед удаляющемуся трактору, ползущему вниз по склону в том же направлении, куда шли они. — Два безответственных горожанина щупают друг друга посреди дороги, затрудняя движение…

— Щупают друг друга! — воскликнул Джекоб с наигранным гневом. — Я обнимал тебя… выражал восхищение твоей красотой. За кого ты меня принимаешь, женщина? По-твоему, я ненасытный филистимлянин, движимый только своими гормонами?

— Да, именно так я и думаю. — Она вырвалась от него и зашагала вниз по холму, с ужасом представляя, что вскоре будет рассказывать о них фермер своим приятелям в деревне.

— Я не заметил, чтобы ты особо сопротивлялась, — парировал Джекоб, нагоняя ее. — По-моему, ты балдела не меньше меня. И вообще первая начала распускать руки, если память мне не изменяет.

— Давай сменим тему, ладно? — Неприятно, когда тебя тыкают носом в собственные слабости, а признавать их еще унизительнее. Она решила, что в будущем будет твердо противостоять чарам Джекоба, как бы искусно он ни соблазнял ее.

Деревня Марвуд-Бек, как Флоренс и предполагала, оказалась маленьким селением, но пивная в ней была. Даже две, как им удалось выяснить в результате беглого знакомства с немногочисленными типичными каменными строениями, теснившимися у перекрестка нескольких дорог, одна из которых тянулась в юго-западном направлении, соединяя Пенрит с Уиндермером. В одном из зданий размешались магазин с весьма, как ни странно, приличным ассортиментом товаров и почта, которые, благодаря столь удобному расположению, должно быть, имели неплохой доход, обслуживая всевозможных путешественников — пеших туристов, автомобилистов и велосипедистов. Очевидно, по этой же причине две пивные работали целый день. Уточнив часы работы магазина, Флоренс с Джекобом выбрали заведение "Ворон на скале" — постоялый двор с симпатичной пивной на открытом воздухе — и заказали себе по напитку с крестьянским обедом.

— А здесь мило, — заметил Джекоб, кладя в рот кусочек сыра, который он запил глотком местного эля.

Флоренс еще никак не могла успокоиться после инцидента на дороге, но она скорее повыдергивала бы себе ногти, чем выказала бы каким-то образом волнение. Она медленно потягивала низкокалорийный тоник, наблюдая за шмелем, кружившим над пухлым бутоном розы, распускавшейся на клумбе возле их столика. С полчаса назад она готова была слона съесть, но сейчас аппетит притупился.

— Почему ты уехала в Йоркшир? — неожиданно спросил Джекоб, словно ему по-прежнему не давал покоя северный акцент Флоренс, покоривший миссис Паркин.

Аппетит окончательно пропал. Это была слишком щекотливая тема. Она желала бы ее вовсе не касаться, навечно похоронить в укромном уголке души, куда она ее старательно запихала.

— Знаешь, я пришел в ужас, когда понял, что ты не вернешься в университет, — не получив ответа, продолжал Джекоб. — Я хочу сказать… Конечно, гибель Дэвида явилась для тебя ударом, и в той ситуации я допускал, что ты долго, очень долго, не сможешь простить меня, но я всегда считал тебя сильной личностью. Думал, может, вернешься, хотя бы для того, чтобы попортить мне нервы… Я ушам своим не поверил, когда мне сказали, что ты отчислилась и в следующем году продолжишь учебу где-то в другом месте.

— А чему тут было удивляться? — резко спросила Флоренс. Ее закрутил водоворот разноречивых чувств, большей частью мучительных и антагонистичных, но одно, вызванное фразой "пришел в ужас", наполнило все ее существо греховной радостью. По крайней мере, при менее смущающих обстоятельствах она чувствовала бы себя на седьмом небе от счастья. — Ты разлучил меня с Дэвидом, соблазнил и, поразвлекавшись одну ночь, отшвырнул, как тряпку, а затем втянул Дэвида в спор, и тот в результате погиб… С какой стати мне было оставаться? Чтобы еще раз дать тебе возможность разрушить мою жизнь?

Воцарилось молчание — долгое, отвратительное, насмешка над чудесным жизнерадостным днем. Флоренс готова была отдать что угодно, лишь бы вернуть свои слова обратно. И не потому, что в них прозвучала ложь. Напротив, все, что она сказала, было сущей правдой. Просто она изложила эту правду с горечью и ненавистью.

Долгие годы она ненавидела Джекоба, нанесшего ей незаживающую рану. Ярость и гнев, сопровождавшиеся тягостной печалью всевозможных оттенков, едва не столкнули ее в пропасть безумства. Но теперь, надо признать, она не питает к нему прежней ненависти. За последние несколько дней ее мнение о нем чуть изменилось, потому что изменился сам Джекоб. Он повзрослел, стал более ответственным, человечным и еще более опьяняющим, неотразимым. Между ними постепенно устанавливается определенное согласие, не говоря уже о том, что после сексуальной близости с ним о своих романах с другими мужчинами она может вспоминать лишь с презрительной жалостью. Но им не суждено стать друзьями, ибо только что она сожгла все мосты.