— Честно говоря, господин Тревельян, думаю, без вас она поправится быстрее. Я не хочу вас обидеть, но должен заметить, что именно вы являетесь источником ее расстройства. — Джекоб встревоженно глянул на врача. Тот продолжал: — Еще раз прошу прощения. Сейчас она в крайне неуравновешенном состоянии. Возможно, ей будет легче обрести прежнюю психологическую устойчивость и веру в себя, если вас рядом не будет. Почему бы вам не уехать куда-нибудь на несколько дней? Устройте себе небольшой отпуск. В этом случае вы будете избавлены от искушения навестить ее. Еще лучше, если вы отправитесь туда, где вас нельзя будет достать, чтобы она не могла с вами связаться. Это был бы идеальный вариант. Тогда ей придется рассчитывать только на собственные силы. Вы понимаете, что я имею в виду?

Врач давал разумный совет, вызвавший в душе Джекоба бурную радость, за что он ненавидел себя и презирал. Его первым побуждением было полностью принять на себя всю ответственность за очередной срыв Мириель — следовало порвать с ней еще несколько месяцев назад, — но он не мог отрицать, что рекомендация врача освобождала его от тяжелейшей обузы. В результате он получал возможность поразмыслить над своими чувствами, обдумать виды на будущее, прийти в согласие с самим собой. Наконец-то у него появлялась масса времени истязать себя мыслями о Флоренс и о Мириель.

Хотя он и так уже достаточно измучил себя, думал Джекоб, приводя в порядок квартиру Мириель. Убравшись в комнатах, он закрыл входную дверь ключом, который когда-то дала ему Мириель, желавшая, чтобы он мог в любое время приходить в ее дом.

Флоренс не выходила у него из головы с тех самых пор, как он дал согласие на интервью, но он знал, что подсознательно никогда не переставал думать о ней. Она сопровождала его во всех его любовных похождениях, являясь критерием, мерилом оценки каждой женщины, с которой он вступал в любовную связь. И сейчас ему стало ясно, что все они — как и несчастная Мириель, оказавшаяся восприимчивее остальных, — сознавали, что не дотягивают до его эталона любимой женщины.

Домой он возвращался на такси. Тело ломило от усталости, в мыслях полный разброд. Такое ощущение, будто за последние двадцать четыре часа он пережил все чувства, какие только свойственны человеку. Завалиться бы спать на неделю, но разве вынесет он калейдоскоп сновидений, которые непременно заполнят его забытье?

Во всяком случае, большинство из них опасны для его рассудка, хотя некоторые грезы были бы приятны. Наполненные горькой радостью, они принесут успокоение. Вечер, проведенный в компании Флоренс, вспоминался, как некая феерия острых ощущений: они то язвили и пререкались, то дружески беседовали, осыпая друг друга комплиментами; были и более щекотливые моменты. Но встреча окончилась так, как он и мечтать не смел. Память его не обманула. Для него она была и осталась самой идеальной сексуальной партнершей, возлюбленной. Его пробирала сладостная дрожь от одной только мысли о близости с ней, хотя не исключено, что он ненавидит ее. Разве это справедливо, чтобы один человек был до такой степени одержим другим? Тем более что она, по всей вероятности, ненавидит его. Теперь-то уж наверняка.

Войдя в свою гостиную, Джекоб увидел автоответчик и едва удержался, чтобы не разнести его вдребезги. Сейчас, когда ему это так необходимо, разумеется, сообщений для него нет. От Флоренс ни слова. А он так надеялся, что она все-таки позвонит и предложит ему встретиться еще раз, чтобы обсудить случившееся.

Тщетная надежда. Флоренс ведь слышала вводящие в заблуждение пылкие вопли Мириель и наверняка сделала соответствующие выводы, а именно: что он, гнусный подлец, завлек ее в свою постель, состоя в любовной связи с другой женщиной.

Впрочем, нравится ему это или нет, а он пока связан с Мириель. У нее неустойчивая психика, она легко возбудима и к тому же убедила себя, что не способна ни жить, ни работать без него. Он подозревал, что в минуты просветления Мириель, как и он сам, прекрасно сознает, что они не могут быть по-настоящему счастливы вместе. Их скоротечный брак давно уже существовал только на бумаге.

Если бы ее продюсер с самого начала не настоял, чтобы их супружество оставалось в тайне и они жили бы как нормальные муж и жена — завели бы собственный дом, народили детей, — возможно, их брак имел бы больше шансов на успех. Но Мириель тоже не желала немедленной огласки, а теперь ей и вовсе незачем опасаться прессы: они успеют развестись раньше, чем станет известно об их женитьбе.

Это я тоже скрыл от тебя, Флоренс, думал Джекоб, стягивая с себя одежду и заваливаясь на кровать. Может быть, все-таки удастся соснуть немного.

Ну почему он ей не признался? Ну да, она — журналистка. Но ведь она также благородный, порядочный человек и, если ее попросить, не станет разглашать чужую тайну. Он мог бы поведать ей свои тревоги и проблемы, и она, без сомнения, участливо выслушала бы его, что-нибудь посоветовала бы, утешила.

Он опять, как и десять лет назад, недооценил ситуацию. Опять он обманул Флоренс, рассказал ей урезанную, подчищенную правду. Казалось бы, за десять лет можно было бы и поумнеть.

Сон не приходил, хотя, наверное, более измотанным и изнуренным он еще не чувствовал себя ни разу в жизни. И покоя его лишали не только горькие мысли о Флоренс или Мириель, но нечто более существенное, коварное, чем такие условные понятия, как вина, честь, утраченные возможности. Что такое совесть и разум в сравнении с гласом жаждущей плоти?

Стоило ему шевельнуться, повернуться, от подушек, одеяла поднимался аромат духов Флоренс, запах ее обнаженного тела. Каждый вздох дарил ему блаженство и мучение, напоминая о минувшей сказочной ночи, когда он держал ее в своих объятиях. Возможно, та ночь — это все, что ему отпущено. Последняя ночь, которую он провел с ней.

Молодец, Джекоб, ругал он себя, наверное, уже в тысячный раз взбивая душистую подушку. Ждал десять лет и опять все испортил!

— Статья изумительная, но видок у тебя… — сказала Энни, одной рукой передавая Флоренс чашку с кофе, другой — помахивая распечатанными листами с очерком о Джекобе.

— Спасибо. И за похвалу, и за кофе, — поблагодарила Флоренс с улыбкой. Замечание Энни относительно ее внешнего вида было более чем верным, но вряд ли стоило надеяться, что ужасный кофе, который готовили в редакции, улучшит ей цвет лица.

— Плохо спала, — объяснила она. — Вернее сказать, не спала вообще. Вот из-за этого. — Она кивнула на распечатанные листы, ради которых пожертвовала сном.

— Ты, очевидно, его имеешь в виду? — Энни кивком указала на фотографии, которыми снабдила их рекламный агент Джекоба. Эти снимки планировалось поместить в журнале вместе со статьей.

— Он — свинья и как человек меня совершенно не интересует. Я просто выполняла свою работу, стараясь в процессе не очень покушаться на чужие иллюзии. Женщины, как вам известно, не всегда желают знать неприглядную правду о своих идолах. Им больше по нраву романтичность, а не бородавки, грязь и низость.

— Значит, по-твоему, Джекоб Тревельян — отпетое ничтожество? — Глаза Энни заблестели, и Флоренс уже не в первый раз задалась вопросом, уж не питает ли ее босс тайную страсть к грязной журналистике.

— Нет, что вы. Вовсе нет, — честно призналась Флоренс. — Дело не в этом. Просто мы с ним по-прежнему не можем найти общий язык. Слишком разные люди. Но, думаю, многие другие женщины сочли бы его идеальным, Прекрасным Принцем. — Флоренс отхлебнула прогорклый кофе и поморщилась. — А я только будоражу все самое плохое, что в нем есть.

— Жаль. — Энни взяла у Флоренс чашку с кофе, отпила глоток и вернула с довольной улыбкой. — У меня вообще-то создалось впечатление, что вы могли бы стать хорошими друзьями. — Она лукаво вскинула брови. — Воссоединиться, так сказать.

— Мне казалось, вы больше сторонница Рори, — заметила Флоренс. У нее не было сил спорить с Энни, но реплика последней по поводу воссоединения с Джекобом вывела ее из себя.