Кто-то на дальнем конце стола театрально вздохнул. Флоренс с трудом подавила в себе вспышку ярости.

Он совсем не такой, хотелось крикнуть ей несчастной воздыхательнице. Это он только в фильмах, если требует роль, изображает из себя доброго и благородного, а на самом деле это жесткий, холодный, безжалостный эгоист, который, кроме себя, никого не любит. В сущности, успешно справившись с ролью обаятельного донжуана, вдруг осознала Флоренс, он навеки зарекомендует себя гениальным мастером перевоплощения.

Глядя на экран, где крупным планом высвечивалось изображение ее фотогеничного, но столь чуждого ей родственника, она пыталась понять, что же теперь таится за ширмой этих леденяще голубых непостижимых глаз.

Джекоб Тревельян, сидя перед зеркалом в отведенном ему жилом фургоне на съемочной площадке фильма "Возлюбленная Немезида", смотрел на лежащий перед ним на туалетном столике раскрытый журнал "Современная женщина" и поглаживал указательным пальцем крошечную фотографию в нижней части страницы. Почему это лицо до сих пор волнует его? Даже спустя десять долгих лет, наложивших отпечаток зрелости и на нее тоже, судя по видимым изменениям в чертах ее лица на снимке.

Фотография, несмотря на свой более чем скромный размер, была на удивление четкой и представляла автора помещенной выше статьи.

Флоренс Тревельян. Кузина Фло. Девушка, которая десять лет назад на некоторое время лишила его сна и покоя, да и сейчас, еще, как ни прискорбно это признавать, с завидной регулярностью вторгалась в его мысли.

Неужели ты действительно так прекрасна, Фло? Он взял со столика журнал, чтобы внимательнее рассмотреть фотографию, чем вызвал негодование своего темпераментного парикмахера.

— Женские журналы почитываешь, касатик? — язвительно поинтересовался Карло, укладывая волосы Джекоба в искусно растрепанную кудрявую шапку. — А я-то, дорогой Джекоб, всегда считал тебя сущим самцом, — продолжал он и, глядя в зеркало, стал поправлять упавшие Джекобу на лоб локоны. — Видно, придется изменить свое мнение.

Джекоб в ответ лишь усмехнулся. Пылкий Карло отличался нетрадиционной сексуальной ориентацией, но на него не замахивался. Безобидный малый.

В отличие от женщины на фотографии. Вот уж сестрицу-то безобидной никак не назовешь. Ему казалось, что он видит в ее глазах затаившийся гнев, хоть она и улыбалась. Или это отблеск какого-то другого огня? Впрочем, что бы это ни было, она по-прежнему производит впечатление уникальной, незабываемой женщины.

— И кто же эта милая молодая особа? Еще одна представительница клана Тревельянов? Или просто однофамилица? — спросил Карло. Он уже закончил колдовать над прической Джекоба и теперь явно был не прочь посплетничать.

— Моя сестра. Только не очень-то она меня жалует. А сам я, похоже, совершил большую-пребольшую глупость, — ответил Джекоб, чувствуя, что им овладевает смятение.

— Так рассказывай! — потребовал парикмахер, вновь хватаясь за расческу, — очевидно, заметив, что один из локонов лежит не очень хорошо.

— Ну, она — журналистка, завтра придет брать у меня интервью. И если ее отношение ко мне не изменилось, значит, она постарается распять меня на страницах своего журнала. Что, думаю, не составит для нее особого труда, если верить этому… — Он постучал пальцем по статье, которую недавно прочел.

— Боже, надеюсь, у вас не произошло инцеста? — воскликнул Карло, вытаращив свои накрашенные глаза.

— Секс тут ни при чем, — поспешил разуверить парикмахера Джекоб, сознавая, что говорит бесстыдную ложь. — А если бы между нами что-то и было, это все равно не страшно. Мы ведь очень дальние родственники, к тому же Флоренс — приемная дочь. Так что кровными узами мы никак не связаны.

— И?.. — допытывался парикмахер.

— Просто мы немного повздорили. Еще в пору студенчества. Мы учились в одном университете. Это сложно объяснить. Флоренс довольно упрямая дама, а я тоже не очень сговорчивый. В общем, мы никак не могли найти общий язык.

Джекоб видел в зеркале лицо Карло. Было заметно, что у того наготове сотни вопросов, но Джекоб, избегая встречаться взглядом с парикмахером, стал листать сценарий с новыми изменениями. Карло еще с минуту повозился с его волосами, затем сбрызнул их лаком и, пробормотав "чао!", оставил Джекоба в одиночестве штудировать свою роль.

Ну что ты притворяешься, Тревельян? Разве так учат роль? — ругал себя Джекоб. Он отбросил сценарий в сторону и вновь взял со столика раскрытый журнал.

— Все еще ненавидишь меня, Фло? — тихо вопрошал он, обращаясь к фотографии. На него смотрела молодая женщина с белокурыми, как сливочное масло, волосами, остриженными коротко, под мальчишку; черты лица, утратившие детскую пухлость, поражали изяществом и отточенностью линий. Просто удивительно, но девушка, которая и тогда была настоящей красавицей, стала еще красивее. Ему даже почудилось, что он видит в блеске ее колдовских зеленых глаз отсвет приобретенной с годами мудрости. Ладно, ненавидит она его или нет — вопрос праздный, поскольку отказываться от интервью уже поздно, если только, конечно, он не желает навлечь на себя гнев прессы, которая и без того обижена его некоммуникабельностью.

— Твое счастье, сестренка, что я люблю рисковать, — сказал он, напряженно вглядываясь в крошечное глянцевое личико, будто это могло каким-то образом приблизить его к Флоренс и помочь определить ее настроение, ее отношение к нему. Согласившись на встречу с ней, он, скорей всего, допустил непростительную ошибку, и далеко не первую, с горечью думал Джекоб.

И все же, несмотря на все свои дурные предчувствия, он вдруг с удивлением обнаружил, что улыбается. Он был возбужден, эмоционально и физически, и только теперь осознал, что жил в предвкушении этой встречи многие месяцы. Даже годы… В сравнении с этим "Возлюбленная Немезида", пожалуй, гораздо менее сложное испытание.

— А я все ждала, когда ж ты наконец признаешь свою принадлежность к семейству Тревельянов, — сказала Энни Флоренс во время совместного обеда в винном баре.

— Что вы имеете в виду? — не сдавалась девушка. Она всегда начинала нервничать, когда разговор заходил о ее знаменитых родственниках, чувствовала себя, как бабочка, запутавшаяся в ажурной сверкающей паутине. Кто она такая? Обычная белокочанная капуста, по ошибке причисленная к коллекции бесценных амазонских раритетов. И некоторые из них весьма ядовиты, думала Флоренс, подразумевая конечно же Джекоба. Пытаясь выиграть время, она добавила: — По-моему, это довольно распространенная фамилия.

Энни остановила на ней пронизывающий взгляд.

— А знаешь, мне вообще-то импонирует, что ты никогда не упоминаешь свою семью. — Флоренс, к своему удивлению, прочла в глазах редактора искреннее одобрение. — Большинство людей не раздумывая стали бы эксплуатировать столь выгодные связи. Имея в родственниках знаменитого модельера, восходящую звезду модельного бизнеса и выдающегося актера, можно не без основания надеяться, как я уже раньше и указывала в отношении Джекоба, что перед тобой откроются многие важные двери.

— Вовсе не обязательно, — возразила Флоренс, досадуя на то, что беседа принимает довольно неприятный для нее оборот. Она чувствовала себя неловко оттого, что ее считали представительницей некоего клана, группировки, хоть это и содействовало повышению ее конкурентоспособности — единственный плюс во всей ситуации. Энни не сводила с нее пытливого взгляда. — На самом деле я имею весьма отдаленное отношение к семейству Тревельянов, — продолжала девушка. — Во-первых, я — приемная дочь, что само по себе меня мало беспокоит, но, когда мое имя упоминается в одном ряду с такими личностями, как Роуз, Хлоя и Джекоб, — загибая пальцы, она назвала двух своих сестер, модельера и манекенщицу, и брата, "выдающегося" актера, чтоб ему было пусто, — я чувствую себя обманщицей. К тому же мои приемные родители принадлежат к довольно скромной ветви Тревельянов. Они с севера. Наверное, в менее просвещенные времена нас бы назвали бедными родственниками. Так что я, пожалуй, самая обычная женщина по фамилии Тревельян. — Флоренс грустно улыбнулась. — Прошу прощения, если вам показалось, что я слишком заносчива. Похоже, в этом плане я не без греха. Но уверяю вас, я заносчива совсем чуть-чуть.