— О Роуз, — вздохнул он, целуя мою грудь, сначала одну, потом другую. Потом он приподнялся. И когда наконец он вошел в меня, обуреваемый желанием, меня вдруг осенило. Я поняла. Наконец-то. До меня наконец дошло, что означает анаграмма его имени.

Тео Шин — моя судьба [59].

— Ты моя судьба, — прошептала я, двигаясь в такт его телу. — Ты моя судьба, — повторила я, когда он вздрогнул в конце от наслаждения. — Тео Шин — ты моя судьба. — Он упал на подушку, крепко прижавшись щекой к моей щеке; его спина взмокла от пота. Так мы лежали несколько минут. Потом он отвернулся, и я обвила его грудь руками, сцепив их замком. Наши колени согнулись, тела плотно соприкасались, как ложка к ложке. Его спину покрывала россыпь веснушек, словно скопления звезд. Я провела по ним кончиком пальца и представила созвездия, на которые они похожи. Веснушки на правом плече напоминали созвездие Ориона, а бледная россыпь на левом плече — Большую Медведицу. Пятнышки на шее в форме буквы W походили на Кассиопею, а четыре веснушки чуть ниже — на Южный Крест.

— Я так давно об этом мечтал, — тихо проговорил он.

— Ты серьезно?

— Да. Но ты не замечала, правда?

— Нет. Я думала, ты просто… добр ко мне, — пробормотала я. — Что ты мне сочувствуешь.

— Но ты не смогла прочитать между строк.

— Ты прав, — ответила я. — Не смогла. И когда ты… в первый раз?.. — отважилась спросить я.

— О, не знаю, несколько месяцев назад.

— Серьезно?

— Угу. — Я была поражена. — Когда я в первый раз пришел посмотреть дом, я смутно почувствовал, что меня влечет к тебе, — признался он. — Ты казалась немного взбалмошной, но меня это не остановило. — Он повернулся и пристально посмотрел на меня. — Но все решилось в новогодний вечер, когда мы пошли смотреть на звезды. Тогда меня словно ударило. Твоя реакция была такой страстной. Я почувствовал, что твоя душа прекрасна…

— Спасибо.

— … и что мне удалось тронуть тебя.

— Это правда.

— Но ты казалась мне немного сумасшедшей. — Я засмеялась. — Ты была такой колючей, Роуз.

— Роза с шипами.

— Угу.

— Все так говорят.

— Ты была как комок нервов.

— Наверное.

— Было видно, что ты очень переживаешь из-за своей матери и из-за неудачного брака, поэтому, естественно, я тебя остерегался. В то время мне хватало своих переживаний из-за Фионы, и я не хотел рисковать. К тому же я снимал у тебя комнату: ситуация была неловкая. Потом на горизонте опять появился Эд, и я не знал, что ты к нему испытываешь и что собираешься делать. Мне нужен был знак, что я нравлюсь тебе, Роуз. Какой-нибудь сигнал. Но ты не подавала сигналов. До сегодняшнего дня. — Минуту или две мы просто смотрели друг другу в глаза. — Ты для меня загадка, Роуз, — тихо добавил он. — Ты как… головоломка.

— Я всю жизнь головоломки разгадываю.

— Я знаю. Поэтому ты и любишь составлять анаграммы. Ты сама как анаграмма.

И я поняла, что он прав. Я сама для себя головоломка, у меня в голове путаница, я запуталась, заблудилась, потерялась, и все в моей жизни перевернулось вверх дном. Буквы моей судьбы перепутались, но Тео помог мне поставить их в нужном порядке.

— Эрос, — нежно произнес Тео. — Вот твоя настоящая анаграмма. И ты на самом деле похожа на Венеру Боттичелли. — Он провел пальцами по моим выступающим ключицам. — У тебя прекрасная шея.

— Ты мне льстишь.

— И великолепные ноги.

— Правда?

— О да.

— И не забудь про волосы «мелким бесом».

— Да, волосы у тебя совершенно обезумевшие, — произнес он, накручивая прядь на палец. Ты прелесть, Роуз. Я всегда так думал. Ты немного ненормальная, но ты прелесть.

Я посмотрела на него. Ну и денек.

— Ну и денек, — выдохнула я. — Никогда, никогда в жизни этот день не забуду. Сегодня со мной приключились четыре важных и совершенно неожиданных события, а ведь еще даже не стемнело! — Я покачала головой.

— Какие же важные события?

— Например… вот это, — нежно ответила я. — И пришел ответ на объявление. — Мое сердце перевернулось, и воображаемые очертания лица моей матери встали у меня перед глазами.

— Что еще произошло сегодня?

Я вздохнула и рассказала ему о письме Джона. Тео был потрясен и поверить не мог.

— Господи, какой кошмар. И что ты сделала?

— Поехала к Эду в офис и сказала, что он должен помочь брату. А потом ушла от него. Навсегда. И это еще одно важное событие, которое произошло сегодня. С Эдом покончено.

— Ты порвала с ним?

— Да.

Он притянул меня к себе еще ближе.

— Хорошо. И не вернешься?

— Нет, — горячо ответила я. — Не вернусь. Все кончено.

— Из-за того, что ты узнала о его брате?

Я кивнула:

— Меня чуть не вырвало. Как я могу остаться с ним, Тео, зная об этом? К тому же он повел себя со мной как ублюдок.

— Что он сделал?

— Оскорбил меня. Он сделал это лишь потому, что я загнала его в угол, но это было низко.

— Что он сказал?

Я поежилась при одной мысли о его словах.

— Кое-что ужасное.

— Что?

— Он обвинил меня в том, что я занимаюсь своей работой по эгоистическим причинам. Потому что это нужно лично мне. Чтобы саму себя утешить.

— Он так и сказал?

— Да, — взбешенно ответила я. — Так и сказал. Возмутительно. — Я опять завелась.

— А разве это не так? — тихо спросил Тео.

Я уставилась в потолок.

— Нет, — твердо отрезала я. — Совсем не так.

— А почему же ты это делаешь?

— Потому что у меня хорошо получается.

— Понятно.

— Но это не единственная причина, Тео.

— Тебе, должно быть, нравится твоя работа.

— Безусловно. Я этого и не отрицаю — ведь отвечая читателям, я будто разжигаю костер для замерзающего, и немного тепла перепадает и мне. Это очень приятное чувство. Но Эд сказал, что я делаю это, чтобы люди чувствовали себя благодарными и нуждались во мне, любили и восхищались мной, потому что у меня… комплекс неполноценности.

— Что, прямо так и сказал?

Я выпятила губы.

— Да.

— Ну, это было не очень красиво с его стороны.

— Да уж.

— Но, возможно, в его словах есть доля правды.

— Что?

— Может, в его словах есть доля правды, — повторил Тео.

— О. Ну, спасибо большое. Как обычно, ты проявил истинную тактичность, Тео. Значит, ты считаешь, что моя карьера — всего лишь способ потешить мой эгоизм?

— Нет. Не совсем, — ответил он. — Но дело в том, что ты двадцать лет тащила на себе огромную психологическую ношу, которая полегчала лишь недавно…

— Ты прав. У меня была… проблема, — смирилась я и представила себя одним из тех муравьев, которые тащат груз в четыре раза больше собственного веса.

— Интересно, захотела бы ты помогать другим людям, если бы твоя жизнь была абсолютно безмятежной?

Я уставилась на него. Захотела бы я?

— Да. Да, конечно.

— Ты уверена, Роуз? — тихо спросил он. Хитрец!

— Послушай, надеюсь, ты не на стороне Эда, — возмущенно воскликнула я и села на кровати. — Потому что то, что он сказал, было злобно и подло.

— Не говори ерунду, Роуз. Дело не в этом. Я только говорю, что, насколько я тебя знаю — а я считаю тебя замечательным человеком, — мне кажется, ты делаешь это как из эгоистических, так и из альтруистических побуждений. Так что не исключено, что в словах Эда есть доля здравого смысла.

— Ну спасибо! — воскликнула я, потянувшись за рубашкой. — Очень рада, что ты разделяешь его мнение обо мне.

— Я о тебе высокого мнения.

— Да что ты говоришь!

— Да. Но, Роуз, почему ты не хочешь быть честной с самой собой и признать, что твои мотивы, как бы это лучше сказать, двойственные?

— Потому что я не собираюсь признавать себя каким-то эмоциональным уродом, которому для радости жизни нужно поглумиться над проблемами чужих людей. — Как я могу с этим согласиться? Ведь тогда — боже мой! — ведь тогда получится, что я не лучше Ситронеллы Прэтт! — Я выбрала эту профессию, — сказала я, поднимаясь с кровати, — потому что хочу помогать людям, и это единственная причина.