— Вообще-то, я нахожу выход из «ситуаций», а не решаю «проблемы». И именно потому, что мне приходится выслушивать нытье по поводу продолжительности декретного отпуска или размера парковочного места, я не хочу слышать жалобы на жизнь еще и дома. Кроме того, я всегда думал, что ведущие колонок сами придумывают эти письма.

— Распространенное заблуждение, — ответила я.

— И сколько писем вы печатаете?

— Я отвечаю по восемь на странице, дважды в неделю.

— А сколько писем ты получаешь?

— Примерно сто пятьдесят.

— Так зачем ты мучаешься и отвечаешь на все? Почему бы тебе всего лишь не добавить строчку внизу страницы: «К сожалению, Роуз не в состоянии отвечать на все письма лично».

— Да потому, Эд, — проговорила я, к тому времени уже закипая от раздражения, — что эти люди зависят от меня. Они доверили мне свою душу. Возложили на меня ответственность. Отвечать всем — мой священный долг. Возьмем, к примеру, вот эту женщину. — Я помахала у него перед носом конвертом со штампом Базилдона. — Ее муж только что сбежал с женщиной-стоматологом, которая на тридцать лет его моложе. Неужели ты думаешь, что это письмо не заслуживает ответа?

— Неужели все ведущие этих твоих колонок отвечают на каждое письмо?

— Иногда, — сказала я, — но иногда нет. Но если бы я так не делала, то почувствовала бы себя… предательницей. Я бы так жить не смогла.

Впрочем, потом выяснилось, что Эд со мной жить тоже не может.

— Ты сегодня спать собираешься? — с сарказмом спрашивал он, — и если да, как я тебя узнаю? Представлю все письма как улики во время нашего бракоразводного процесса, — огрызался он с горькой усмешкой.

Потом он стал наезжать на меня по поводу прочих моих недостатков — «полного неумения готовить» (за всю жизнь я этому так и не научилась) и моей так называемой «любви командовать». Он также возражал против моей «одержимости чистотой», нагло заявляя, что живет «будто в операционной».

К июлю ругань заменила нам секс, и мы стали спать в разных комнатах. Именно тогда, желая пойти на компромисс, я предложила консультации по вопросам брака — что получилось, сами знаете…

— Обычно проблемы у супругов начинаются на седьмом году совместной жизни, но не на седьмом же месяце, как у Эда, — сказала я близнецам, нащупывая салфетку. — Понятия не имею, что мне делать. Это так унизительно.

— А что бы ты посоветовала в такой ситуации читателю? — спросила Белла.

— Выкинуть это из головы, и побыстрее.

— Значит, так ты и должна сделать. Есть уравнение для тех, кто переживает разрыв, — со знанием дела добавила она. — Чтобы оправиться от разрыва, нужно в два раза меньше времени, чем длились отношения. В твоем случае — месяцев пять со времени знакомства.

— Нет, — поправила ее Беа. — Нужно в два раза больше времени — значит, ей потребуется где-то полтора года.

— Я точно знаю, что вдвое меньше, — уперлась Белла.

— Нет, двойной срок, — не отступала Беа. — Смотри, я сейчас тебе все нарисую, если хочешь. Вот, за х принимаем время, которое прошло со дня знакомства до первого свидания, за у — количество раз, когда он говорил «я тебя люблю», z — его зарплата, умноженная на число любовников, которые были у вас обоих до знакомства…

— Вы двое, хватит пререкаться, — вмешалась я. — К вашему сведению, вы обе ошибаетесь. Потому что мне понадобится не пять месяцев и не восемнадцать. Я до конца жизни этого не забуду! У нас с Эдом были проблемы, но я его любила, — зарыдала я. — Я дала ему клятву. Он был моей Второй Половинкой.

— Ничего подобного, — мягко возразила Белла. — Если бы он на самом деле был твоей Второй Половинкой, он бы не стал 1) противиться твоей карьере — тем более он знал, что она доставляла тебе радость, и 2) путаться с Мари-Клер Грей. — При одном упоминании ее имени я соскочила с тормозов и отчаянно зарыдала. — Можно я слегка напомню тебе о реальности? — тихо произнесла Белла. По моей верхней губе потекли сопли. — Тебя бросили, твой недолговечный брак разрушен, тебе почти сорок… — О, ДЕРЬМО!!!!!!! — … так что надо двигаться дальше. И мне кажется, что ты преуспеешь в этом, лишь вычеркнув Эда из своей жизни.

— Ты должна забыть о нем, — Беа делала мне внушение.

— Выселить на другую планету, — согласилась двойняшка.

— Выкинуть из головы, — настаивала Беа.

— Стереть из памяти, — продолжала Белла.

— Вытравить из сердца.

— Вышвырнуть вон.

— Ты должна изгнать его дух, — хором завершили они.

— Изгнать его дух? — прошептала я. — Точно. Так я и сделаю. Эд попросту перестанет для меня существовать.

Когда я решилась на этот акт экзорцизма, на душе посветлело. Мы с Эдом живем в восьми милях друг от друга, общих друзей у нас нет, почту мне пересылают, и детей мы не завели. Нам даже не придется общаться через адвокатов, так как развод нельзя начать, если вы женаты меньше года. Так что все получается мило и тихо. Я люблю, чтобы у меня в жизни все было расставлено по местам. Чтобы все было по порядку. У нас нет взаимных финансовых обязательств, дом принадлежит Эду целиком и полностью. Когда мы обручились, я продала квартиру и переехала к нему. Эд хотел, чтобы я вложила свою долю и мы открыли общий счет, но Белла посоветовала подождать.

— Роуз, — сказала она, — ты знаешь Эда не так давно. Забудь о совместных деньгах, пока не будешь уверена, что у вас все получится.

Эд, похоже, был разочарован, что я не захотела поделиться, но потом оказалось, что Белла была права. И мне не надо даже рассказывать друзьям, что мы расстались, — об этом позаботилась желтая пресса.

Я буду продолжать жить, будто мы никогда и не встречались, решила я, распаковывая на следующий день оставшиеся коробки. Я буду вести себя очень цивилизованно. Никаких истерик, я буду невозмутима, как слон. К тому же при одной мысли о его отвратительных телячьих нежностях с Мари-Клер от сантиментов не оставалось и следа.

Тот день, когда я их застукала, я то и дело проигрывала в мозгу с мазохистским кайфом. Я должна была выступать на семинаре по гармонии отношений и предупредила Эда, что вернусь поздно. Но не позаботилась уточнить, что семинар проходил в конференц-зале отеля «Савой». И когда в девять я пошла к выходу через бар, к своему изумлению, увидела там Эда. Он сидел за угловым столиком, за огромной комнатной пальмой, и держался за ручки с Мари-Клер Грей.

Своим читателям в такой неприятной ситуации я всегда советую: Притворитесь, Что Ничего Не Видели и Немедленно Уходите! Но за ту долю секунды, когда мой мозг зафиксировал их присутствие, я уже подлетела к столику. Мари-Клер увидела меня первой. Никогда не забуду выражение ужаса на ее маленькой свинячьей физии. Она отбросила руку Эда, точно та была радиоактивная, и пискляво кашлянула. Эд крутанулся на кресле, увидел меня, дважды моргнул, покраснел до ушей и сказал: «Ой!»

Я почувствовала облегчение, когда он не попытался отмазаться, ляпнув что-то вроде: «Ну надо же, Роуз, а ты как здесь очутилась?» Или: «Дорогая, помнишь нашего семейного психолога, Мари-Клер Грей?» Или даже: «Выпить хочешь?»

— Ой… Роуз, — промямлил Эд, поднимаясь на ноги. — Что ж, какая неожиданность! Хмм, ты, наверное, думаешь, что это мы здесь…

— Да, — прервала его я, — хотелось бы знать. — Я говорила таким ледяным голосом, что по коже поползли мурашки, но внутри у меня все пылало огнем.

— Что ж… вообще-то, мы просто разговаривали.

— Разговаривали? — повторила я. — Как мило. Что ж, разговаривайте дальше, — добавила я с леденящей душу ухмылкой. Повернулась на каблуках и вышла.

Оглядываясь назад, я понимаю, что единственное утешение — в том, что мне удалось сохранить достоинство. Лишь во сне я бросаюсь в него сковородками, грязно ругаюсь, плююсь от злости и врезаю ему по первое число. В реальной жизни я холоднее замороженного пингвина, и, возможно, мои близкие друзья этому даже удивляются. Вообще-то, меня считают сложным человеком — немного взрывным. Роза с шипами — ха-ха-ХА! И конечно, огненно-рыжая шевелюра — верный признак буйного темперамента и злого языка. Тот факт, что в момент кризиса я не взорвалась, как вулкан Этна, привел бы моих друзей в недоумение. Но у меня возникло странное ощущение, будто я наблюдаю за происходящим со стороны. Я словно онемела. Думаю, я была в шоке. Сами посудите: мой красавчик-муж, с которым мы и шести месяцев не прожили в мире и согласии, любезничает с троллем! Осознав это, я была потрясена, поэтому и сохранила невозмутимость.