Такие ублюдки, прости Господи!

Я как раз из такси вышла с сумочкой, где наличка была – шесть тысяч евро, между прочим…

Как раз.

Для Маргоши это не такие огромные деньги, чтобы умереть от душащей ее жабы, если бы я эти деньги украла и с ними смылась. А с другой стороны и немалые это были деньги – в смысле, для меня.

Думаете, мне приятно было однажды невольно подслушать разговор, который вышел у Маргоши с ее бывшим – с этим, с Лёвчиком, ну, он теперь такой крутой тусовщик, его часто еще показывают и у Малахова, и у Лолиты… В общем, слыхала я случайно их разговор обо мне, когда еще я только-только у Маргоши в доме обосновалась.

Была я в маленьком холле, играла там в сони-плэй-стэйшн, а маленький холл с большим – они смежные, и так как у Маргоши везде растения, пальмы, лианы живые, они с Лёвчиком в большом холле расположились – пили виски, болтали о своем, а меня не видели.

Ну, а я-то все слыхала, как Лёвчик Маргошу мою спрашивает:

– Ты чё, дура, что ли, не видишь, что ты проститутку плечевую к себе в дом пустила, ты чё? Офонарела совсем, да она тебя обворует, и это в лучшем случае. А в худшем она бандитов гоп-стопщиков еще наведет! Полдома вынесут и хорошо, если тебя саму при этом не порежут – не попишут.

Я аж замерла вся, как такое услыхала, ну, думаю, что моя Маргоша ему ответит, неужто согласится с ним?

А она ему – мол, это не я дура, а ты черствый чурбан, девочка это – в смысле я – девочка эта не мертвая, а живая, и ее отогреть только надо, отогреть любовью и сердечностью.

Я аж разревелась, как такое услыхала.

А Лёвчик все не унимался и накручивал, мол, давай пари, давай забьемся, что убежит она от тебя. Не может проститутка так вот бросить ремесло свое вонючее!

Ну и гад же он, Лёвчик этот, да не будь он старым Маргошиным другом, так бы и врезала ему хрустальной пепельницей, что у меня в руке тогда была от нервов.

Ну и напророчил Лёвчик.

Случилось прям по им написанному сценарию.

Дала мне Маргоша денег – доверилась, а я, значит, неблагодарная свинюшка, сбежала с этими денежками. …

Не помню, от чего я сильнее орала, то ли от побоев, которые мне Лёша-сутенер с дружками устроили вроде правежа, то ли от бессилия и несправедливости, что гады, Лёша с дружками, все так устроили, как будто я от Маргоши с деньгами сбежала…

Но правили меня долго.

Целую неделю.

Лёша меня наручниками к батарее приковал, меня даже пи-пи в туалет не пускали, Алька со Снежанкой мне горшок приносили, на какие в детском садике сажают.

И так всю неделю.

Лёшка с Лысым меня били и все выпытывали, что да как в доме у Марго, что да как оттуда украсть можно? И где деньги лежат? И где ценности какие? И как сигнализация у нее устроена?

Соблазнились они ключиками от Маргошиного дома.

Мне Маргоша ведь ключи доверила, два электронных ключика таких: одна таблеточка от калитки и полосочка пластмассовая от входной двери.

Сразу, когда меня обыскали, когда сумочку вывернули да карманы, Леша как увидал ключи эти электронные, так аж затрясся весь.

В общем, неделю они меня били, истязали как хотели.

Думала я – лучше бы мне умереть!

Я уж их гадов и так и этак уговаривала-упрашивала оставить эту затею с Маргошиным домом.

Мол, там и сигнализация хорошая везде, да и видео-наблюдение, да и наверняка она после моего исчезновения коды поменяет.

А эти – нет!

На Лёшу с Лысым прямо помутнение какое-то нашло – подай им сейф Маргошин со всеми драгоценностями и деньгами и все тут!

Я уж им и так и этак врала, мол, не держит Марго дома ничего, все деньги у нее в банке на счетах, налички в доме никакой, пользуется хозяйка только кредитными магнитными карточками… И драгоценностей у нее тоже нет, она все брюлики в банке держит, где ячейку абонирует…

А эти только скалятся да мне по ребрам ногами пинают!

А и девчонки, сучки, Алька со Снежаной, те тоже мне все норовили наподдать.

Все никак не могли мне простить, что я триста баксов нашего девчачьего общака у них слямзила. И даже не эти триста баксов их достали, как задушила их жаба зависти, что я чуть было в белые люди не вырвалась, почти уже человеком зажила.

Вот она – зависть.

В конце концов, не железная я и Зои Космодемьянской из меня не получилось.

Согласилась я их в дом Маргошин запустить.

Согласилась я наводчицей стать.

А это уже совсем иная статья!

Но в душе все надеялась, все тешила себя надеждой, что брошусь в ноги к Маргуше своей, и что простит она меня.

Но Леша с Лысым – они тоже не дураки.

Сказали мне, что если я их подставлю, то они мамку мою да брата Серегу в Великих Луках на пику поставят, то есть прирежут, как поросят.

Я как представила мамку свою несчастную, которая и жизни хорошей не видала никакой, только пьяные побои от своих хахалей, как представила ее порезанной да в кровищи, так и сдалась, так на все и согласилась.

Нарисовала Леше весь план Маргошиного дома, где какая комната, где какие картины, где какие часы особо ценные, антикварные, где какие картины, где какой фарфор, где бронза… И самое главное – где у Маргоши ее кабинет и сейф с наличными.

Леша-то не дурак.

Они с Лысым съездили туда вечерком, проверили, работает ли мой ключик от калитки.

Нет, не работает уже!

Сменила Маргоша электронный код.

Поэтому решили они действовать иначе.

А придумали они так: перебросят они меня ночью через ограду, я пролезу в подвал через окошко в прачечной, которое обычно не закрывалось, когда в доме люди были, сама хозяйка и прислуга, потом я спрячусь в подвальных подсобках, где у Маргоши винный погреб, баня-сауна, прачечная и мастерская с гаражом, спрячусь и дождавшись, когда Марго уедет, открою изнутри окошко, отсоединив это окошко от сигнализации. И тогда уже через это окно вся банда лешина в дом войдет.

Они меня три дня тренировали, как тоненькую проволочку в обход датчиков, что на стекле, перепаять.

А я способная, научилась.

Научишься, когда мамку родненькую жалко станет!

– У меня к этому серьёзное отношение, ты должен понять.

Слово "этому" Вера выделила, сделав на нем акцент.

Ее почти черные глаза глядели на Ивана снизу с детской доверчивостью, как ребенок глядит на очень симпатичное и интересное, но пока еще неизведанное явление природы.

– И вообще, пока папе не исполнилось сорок дней, этого у нас не будет, понимаешь?

Они лежали поверх покрывала, лежали по пояс раздетые.

Оба в джинсах, и ее грудки и шея и губы пылали от его поцелуев.

– Нет, нет, нет, – отрицательно качала головою Вера и глядела теперь не на него, а мимо него, в потолок.

Да, она вспомнила об отце.

А о ком еще должна думать хорошая девушка, когда две недели не прошло, как он умер?

Иван трижды бросался на приступ, и трижды она, уже казалось бы поддавшись, или почти поддавшись и дрогнув под его напором, все же отталкивала его.

– Это безумие какое-то.

– Я так тоже не могу…

Наконец Вера поднялась с кровати, нашла на полу лифчик, ти-шортку, свитер…

– Одеваемся и раздеваемся, словно на нашем шоу, – сказала она с ухмылкой. – Я уже всякий раз, когда что-то надеваю, автоматически скашиваю глаз, в какую камеру смотреть.

Иван тоже поднялся, тоже нашел свой свитер, небрежно брошенный в кресло.

– Вера, – позвал он. – Вера, это неправильное решение.

– Ты о нашей близости? – спросила она, отворачиваясь и загораживая грудь.

– А о чем же еще? И ты не права, мы имели сейчас шанс.

– Он будет у нас и спустя месяц, – сказала Вера, уже застегнув лифчик и поворачиваясь к Ивану лицом.

– Нет, – сказал Иван, – не будет.

– Через месяц закончится наше шоу? – спросила Вера.

– Через месяц возвращается Мария Витальевна, – ответил Иван.