– Посидите, я сейчас ваши анализы найду, а потом мы с вами еще и чайку попьем, какие же мы будем тогда москвички, если без чаю? Знаете, это про нас в старину говорили: московский водохлеб…

Мира Давыдовна поведала радостные новости.

Беременность протекает пока нормально, десятая неделя. Самая пора на ультразвуке смотреть.

– Какая вы умница, Машенька, что решились, столько лет замужем и без детей, – приговаривала Мира Давыдовна. – И наплюйте на все эти предрассудки, что в вашем возрасте-де уже поздно, никогда не поздно и всё будет хорошо, уверяю вас. Ляжете в клинику за месяц до сроков, побережетесь, а там доктора помогут, и природа ваша московская тоже не подкачает. Вон какая вы красавица у нас: бедра крутые, животик-загляденье, грудь – натурально двойню выкормить можно! Счастлив муж, такую жену имея.

– Имея, – повторила Мария Витальевна и вдруг рассмеялась.

– В Москву рожать-то полетите? – спросила Мира Давыдовна, не отрывая глаз от монитора. – Помните одно, после четвертого месяца такие длительные перелеты вам уже противопоказаны будут, так что если возвращаться, то сейчас, или уже тогда здесь рожайте…

Мария Витальевна улыбаясь, глядела на Миру Давыдовну. Немолодая, даже пожилая уже московская еврейка с усиками, на Фаину Раневскую чем-то похожая, и так забавно она за компьютером смотрится, как-то не кореллируя, как из разных, что ли, эпох, с этим современным прибором.

Мира Давыдовна сама наливала чай.

– Знаете, Машенька этот анекдот про секрет старого еврея? – спросила Мира Давыдовна, левой рукой придерживая крышечку совершенно московского фарфорового чайничка. – Старый еврей, умирая, открыл детям секрет крепкого чая: не жалейте заварки, он им сказал, заварки не жалейте.

Мария Витальевна вежливо хихикнула.

– Вы конфетки, конфетки берите, деточка, – приговаривала Мира Давыдовна. – Вам теперь все можно, чего организм ни попросит, вас теперь двое, вы и ваш маленький в животике. Так что прислушивайтесь к своим позывам и капризам, и если чего-то неожиданного вдруг захотите, селедочки там, или шоколаду, так это не ваш каприз, а его каприз, маленького, значит, это ему селедочки хочется и шоколаду. Я когда Боренькой беременная была, я все пива хотела горького. Никогда до этого и после в рот пива не брала, а тут хочу и ничего с собой поделать не могу! Вот стаканчик в день пива и принимала, как лекарство…

Мария Витальевна маленькими глоточками пила чай и глядела как на мониторе компьютера автоматически меняются картинки с пейзажами. Совсем не австралийскими пейзажами, а с русскими – подмосковными.

– Это дача ваша? – догадалась Мария Витальевна.

– Да, деточка, – кивнула Мира Давыдовна и грустно улыбнулась. – По Киевской дороге, под Нарой дача у нас была с Лёвой, там и Боренька вырос у нас. ….

Вот задачка-то! Беременна то не от Макарова. Беременна-то от Ивана. А Макаров – он ведь генерал, от него ничего не утаишь. Со сроками всегда наврать можно, мол, задержка-передержка, мол, на седьмом, а не на девятом месяце родила. А вот если ему в голову взбредет генетическую экспертизу сделать?

Мысли лезли в голову разные.

И сам Макаров как-то к ней после этого их нового взаимного обретения изменился по-хорошему.

Породнел.

Раньше был неродной.

А теперь вот породнел.

Этими их признаниями они словно стенку какую-то порушили.

Были в их доме две квартиры смежные, стенкой разделенные. А убрали тайну, и главное, вместе с тайною убрали страхи быть разоблаченной и вечно заподозренной, и стали не две квартиры, а одна… Вот в чем секрет близости. В откровенности признаний.

Но как теперь быть с другой образовавшейся вдруг стенкой? Признаться Макарову в том, чей ребенок?

Ведь в тридцать восемь лет делать аборт… Это на сто процентов уже обречь себя на бездетность. …

– Наверное, расстанемся скоро, подруга, – сказала Мария Витальевна когда Энн в своем кабриолете заехала за нею на Кромвелл Лейн – Я беременна и рожать в Москву полечу.

– Вау, поздравляю, как это прекрасно! – воскликнула Энн, целуя Марию Витальевну.

– А муж знает о вашем счастье?

– Собираюсь ему об этом сегодня сказать, – ответила Мария Витальевна.

– Ну, теперь тебе спиртного нельзя, так что давай отметим это обедом, но без вина! – воскликнула Энн, трогая машину с места.

Обедать поехали в тайский ресторан "Шарки-Шарк".

– Знаешь, сегодня заодно у меня есть возможность познакомить тебя с моим бойфрэндом, – сказала Энн. – Его зовут Джон, и знаешь, такое совпадение, он работает в Москве и здесь сейчас в деловой поездке.

– А ты не говорила, что у тебя есть бойфрэнд и к тому же москвич, – заметила Мария Витальевна.

Они заказали черепаховый суп, салат из крупных креветок и по бифштексу из акульего плавника.

– А вот и он, – радостно заметила Энн.

К их столику пробирался светлый высокий шатен лет тридцати пяти с роскошными а-ля Манселл* усами. * Найджел Манселл – известнейший автогонщик, чемпион мира в автогонках "Формула-1" 1992 года.

– Буэнос диас, дамы, – сказал шатен, целуя руку Энн.

– Это Мария, она русская из Москвы, – поспешила Энн с представлениями. – А это тот самый Джон.

Джон уверенно уселся на свободный стул и покуда официант-таец еще где-то витал в районе кухни, принялся рассматривать Марию Витальевну.

– Вы из Москвы? – спросил он по русски.

– Да, и теперь собираюсь возвращаться, – ответила Мария Витальевна.

– Полезное приятное знакомство, – заметил Джон. – Буду в вашем лице иметь друга в Москве, я ведь тоже туда скоро лечу, у меня там работа, я журналист.

– Джон, если имеешь идею приударить там в Москве за Марией, то не строй иллюзий, – заметила Энн. – Мария замужем и скоро будет молодой матерью.

– О! – воскликнул Джон. – Поздравляю, но разве это может помешать дружбе двух австралийцев, пусть один из них англосакс с усами, а другая – русская красавица с маленьким бэби?

– Осторожней, Джон, – Энн погрозила пальцем. – У Марии муж генерал Кэй-Джэй-Би и он очень ревнивый муж.

– Хо!. Это то, что надо, – отпарировал Джон. – Смотрели старый фильм с Марчелло Мастроянни, где у героя эрекция возникала только в состоянии смертельной опасности? Так это про меня. Моя сексуальная активность под угрозой быть убитым ревнивцем-мужем только повышается.

Потом таец-официант принес им суп.

Потом они ели акульи бифштексы.

Джон много острил – на грани фола.

И потом, вообще разойдясь, сказал, что имеет мечту переспать с двумя женщинами, и чтобы при этом одна из них была бы беременной.

– Дурак, – сказала Энн.

А Мария Витальевна задумчиво улыбнулась.

Джона посадили на "тёщино место" – маленькое сиденьице позади водительского и бокового пассажирского.

Кабриолет был явно только для двоих.

Марию Витальевну они довезли до самой посольской виллы.

И потом Джон пересел слева от Энн.

Мария Витальевна помахала им рукой. …

– Странные они, – подумала Мария Витальевна, но мужу про своих новых друзей рассказывать не стала.

С Анной Захаровой у Борщанского отношения были на уровне задекларированных намерений. Задекларированных и депонированных до лучших времен.

Тогда Анна Захарова была женщиной Мигунова и они как-то гуляли где-то, не то в "Короне", не то в красном бункере сада "Эрмитаж" или даже в "Эль-Гаучо", Борщанский точно не помнил, напился он тогда сильно очень. Напился, потому что приехали какие-то очень нужные и важные люди из провинции с деньгами. Бандиты-сибиряки со своими телевизионными идеями. А сибиряков бесполезно уговаривать, им бестолку объяснять, что переговоры на Москве теперь так не ведутся, как купечество встарь, на лубочных картинках, водку стаканами. В общем, из-за того, что провинциалы эти с их деньгами позарез были нужны, а отказать им в их простецком "ты меня уважаешь?" было ну просто никак, вот он тогда и назюзился с ними. Не меньше трёх стаканов в баре высосал. Без закуски.