По карте они выяснили, что Сондерс-роуд находится на месте ближайшей башни.
— Этот человек смеется над нами, — произнес Фостер.
Они подошли к входу в грязное здание. Из подъезда выходила молодая чернокожая женщина с сопливым ребенком. Она посмотрела на них с подозрением, угадав в них полицейских. Фостер подумал, что местная полиция обычно появляется тут по ночам. Запах мочи, мусора и белил в фойе был сильным, но не тошнотворным.
— Двадцать четыре часа, — сказала Хизер, глядя на лифт.
Она не стала нажимать кнопку и вызывать лифт, и Фостер был благодарен ей за это. Не хотелось видеть то зло, которое могло там притаиться.
Тем не менее дверь лифта раскрылась сама. Из него выскочил прыщавый подросток в белом спортивном костюме с хитрым крысиным лицом.
— Сколько квартир в здании? — спросила Хизер.
Он остановился, посмотрел на них с беспокойством. Фостер учуял характерный сладковатый запах марихуаны.
— Не знаю, — проговорил парень. — Сто или около того.
— Спасибо. — Фостер пропустил его, смерив пристальным взглядом, чем еще больше нагнал страха на паренька.
— Итак, сто с лишним квартир, и в любой из них убийца может оставить свою следующую жертву. Не исключено, он уже здесь.
Хизер кивнула:
— Придется ходить от двери к двери и присматриваться к каждому уроду, который входит в здание и выходит из него.
Фостер засунул руки в карманы пальто.
— Нет смысла проверять, кто из находящихся тут не привлекался к ответственности. Разве что уборщица и лифтер. — Он мрачно улыбнулся своей коллеге. — Пойдемте. Нужно кое-куда позвонить, прежде чем мы начнем.
Они вернулись в машину, где Фостер включил обогреватель и радио. Вместе они создали шумовой фон.
Телефон Энди Дринкуотера звонил невероятно долго. Наконец Энди ответил, тяжело дыша.
— Это Фостер!
— Сэр! — воскликнул Дринкуотер. — Вы слышали новость?
— Какую?
— У нас появился подозреваемый. Примерно двадцать минут назад.
— Кто? — Фостер испытывал противоречивые чувства — радость от того, что убийцу могут схватить, прежде чем он нанесет новый удар, и раздражение, что задержание произвел кто-то другой.
— Все еще не совсем ясно. Его зовут Терри Кейбл. Его опознали по фотороботу. Он уже отбывал срок за убийство, употреблял GHB, в том числе один раз для изнасилования, но тогда обвинение сняли.
Значит, преступник пойман…
— А какие новости у вас? — поинтересовался Дринкуотер.
— Мы нашли место, где должно состояться следующее убийство. Или по крайней мере где обнаружат следующий труп. Высотная башня над Уэстуэем. Я надеялся, что мне пришлют подкрепление.
Дринкуотер сделал паузу.
— Все силы сосредоточены тут, сэр.
— Не волнуйся, Энди. Я понимаю. Держите меня в курсе.
— Обязательно.
Связь прервалась.
— Что? — спросила Хизер.
— Они поймали кого-то. Звучит обнадеживающе.
— Ура! — воскликнула она и хлопнула в ладоши.
Фостер не разделял ее триумфа.
— Вы в чем-то не уверены?
Фостер пожал плечами.
— По крайней мере у нас наконец-то появился подозреваемый.
«Нет, — подумал он. — Я не уверен».
— Пойдемте, — предложил он, выключая мотор. — Выпьем кофе. Нам необходимо взбодриться, если мы собираемся обследовать все квартиры башни.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Время пролетело незаметно. Сотрудник библиотеки выглянул из-за двери и вежливо спросил Найджела, не нужно ли ему что-нибудь, виновато пробормотав, что через полчаса библиотека закрывается. Найджел покачал головой, постепенно возвращаясь в настоящее, и посмотрел на часы, желая убедиться, что библиотекарь не пошутил. Половина пятого.
— Разве детектив не распорядился, чтобы я мог остаться тут после закрытия? — осведомился он.
— Неужели вы полагаете, что я стал бы обращаться к вам, если бы поступили подобные распоряжения?
Найджел нашел телефон и позвонил Фостеру. Сообщил, что библиотека закрывается через тридцать минут.
— Сколько вам еще надо времени? — проговорил Фостер.
— Я читаю о последнем дне суда, думаю, скоро будет вынесен вердикт.
— Мы это уладим. Но не копайте слишком глубоко. У нас уже есть подозреваемый.
Как и Фостер, Найджел одновременно почувствовал радость и разочарование.
— Но мы все равно должны выяснить как можно больше, — продолжил Фостер. — Скажите им, что я попросил вас задержаться ненадолго. Вам не будут приносить новых материалов, поэтому придется обходиться тем, что есть. Пошлите мне ксерокс с самыми значительными статьями о суде, какие найдете. Но только не засиживайтесь до ночи. Есть вероятность, что завтра вы понадобитесь нам.
Найджелу это понравилось. Ему хотелось дочитать материалы до конца. Мучила мысль, что придется уйти прямо сейчас, в самом начале вечера.
Суд продолжался три дня: два выделили, чтобы сторона обвинения могла представить свою версию, полдня — для стороны защиты, ей запретили давать показания в личных интересах, и еще полдня выделялось на то, чтобы судья мог подвести итоги. Первые два дня подробно освещались в двух газетах, на которые полагался Найджел, но третьему дню уделили меньше внимания. Линия защиты состояла из робкого заявления об отрицании вины, сделанного адвокатом, и свидетельских показаний бывшего начальника обвиняемого, заявившего, что подсудимый отличался простым и добрым нравом. Этому материалу было уделено лишь несколько параграфов. И это все, что было противопоставлено свидетельским показаниям со стороны обвинения, в которых арестованный представал пьяницей и жестоким человеком. Если верить газетам, то суд мог вынести только один приговор.
Вечером третьего дня судья удалился, чтобы через двадцать минут зачитать приговор. Судья, без сомнения понимавший, что тем вечером информация в газеты уже не попадет, отложил решение до следующего утра. Найджел с трудом представлял, какую ночь провел несчастный обвиняемый и как он мучился.
На следующее утро зал суда был до отказа набит народом. Из двух журналистов, освещавших процесс, репортер «Новостей мира», чей стиль отличался легкостью и увлекательностью, лучше всего передал напряженность дальнейших событий.
Все взгляды устремились на скамью подсудимых. Ожидание длилось вечность, пока наконец внизу не послышался шум открываемой двери и шарканье ног на деревянной лестнице, свидетельствующих о том, что Фаэрбен шел навстречу своей судьбе. Громкий вздох пронесся по залу суда, когда зрители увидели подсудимого. Впервые за весь процесс не было слышно ни криков, ни громких заявлений. Наступила тишина. Фаэрбен, как всегда, смотрел в пол и лишь однажды поднял голову и взглянул на джентльмена из прессы, сидящего в заднем ряду. Казалось, он хотел заговорить с нами, собирался прервать свое молчание и сообщить, в каком смятении находилось его большое холодное сердце. И все же он бросил лишь этот злобный взгляд, а затем опять уставился на свои ботинки.
Появился секретарь суда, и все внимание сосредоточилось на скамье, которую должен был занять судья Макдугалл для исполнения финального действия. В зале по-прежнему царила тишина, никто не смел и вздохнуть. Было так тихо, что можно было услышать стук падающей булавки. И вдруг присутствующие словно по команде издали громкий крик. Причиной, вызвавшей коллективный возглас удивления, явился поступок секретаря. Он положил черную шляпу перед скамьей, где должен был сидеть судья. Я устремил свой взгляд к обвиняемому, чтобы проверить его реакцию на этот ужасный предмет одежды, предсказывающий ему скорый конец. Он по-прежнему смотрел вниз, наверное, изучал глубины бездны, куда скоро должно было погрузиться его бренное тело.
Судья занял свое место и спросил старшину присяжных, готовы ли они вынести вердикт. Старшина ответил утвердительно, а когда его спросили, какой именно вердикт вынесен, сообщил: «Мы сошлись во мнении, что обвиняемый виновен».
Секретарь задал обычный вопрос, не желает ли подсудимый сказать что-нибудь, прежде чем ему вынесут смертный приговор. Тот поднял взгляд и явил всему залу свое огромное лицо. И снова отовсюду послышались громкие крики. Фаэрбен впервые заговорил низким, печальным и едва слышным голосом. «Я ничего не сделал» — это было все, что смогло произнести жалкое создание.
