Однажды, сидя в читальном зале, Найджел ощутил знакомый, сильный, почти тошнотворный запах распадающейся, потертой бумаги. Собранные и переплетенные газеты, казалось, открывали ему дверь в прошлое. Здесь он мог приобщиться к истории людей, поисками которых занимался, почувствовать их время, события, которые формировали их характеры. Отчеты о следственной работе, судебные приговоры, некрологи, новостные заметки — все это являлось настоящим золотом для генеалога. В центре ему приходилось иметь дело с индексами вместо настоящих документов, он не мог прикоснуться к настоящей истории; в Колиндейле же достаточно было зайти в библиотеку и полностью погрузиться в историю.
Найджел отыскал для себя место. Сам архив был размером с несколько футбольных полей, в нем хранились почти все газеты, выходившие в Британии, — местные и национальные, с 1820 года, но выделенное для посетителей пространство было не больше штрафной площадки. Обстановка основного читального зала не менялась, наверное, с 1932 года: голые белые стены, деревянные часы, никогда не показывавшие правильное время, и самое главное — пятьдесят шесть столов для чтения. Найджел всегда восхищался ими. Ему нравились даже не сами столы, а прикрепленные к ним пюпитры. Их сделали из меди в стиле ар-деко, к ним крепились лампы, включавшиеся с приятным глухим щелчком, номера столов, и у каждого был деревянный каркас, потрескавшийся и потертый за десятилетия, на который ставили огромные подшивки с газетами. Если бы не совершенно лишний, почти всегда пустовавший компьютерный зал и безумное жужжание от катушек с микрофильмами, доносившееся из соседнего помещения, тут можно было потеряться во времени и решить, что ты вернулся в 1932 год.
Сначала Найджел подошел к справочному столу.
— Здравствуйте, — обратился он к застенчивой на вид женщине. — Я — Найджел Барнс. Вам наверняка звонили из лондонской полиции и сообщили, что я приду.
Он поморщился от того, насколько официально звучало его представление. Глаза женщины оживленно заблестели.
— Ах да! — воскликнула она. — Рон ждет вас за столом выдачи материалов. Он вам поможет.
Пару минут спустя толстый важный мужчина с огромными, как лопаты, руками уже приветствовал его. У него была щетина на подбородке и невероятных размеров живот, выпирающий из-под футболки.
— Простите, что заставляю вас задерживаться, — извинился Найджел.
— Не волнуйтесь, дружище, — ответил Рон. — Все равно меня ждал вечер с женой у телевизора, так что, если честно, — вы сделали мне большое одолжение. С чего начнете?
Найджел решил начать с национальных газет: в них печатались статьи об убийствах, и чем больше ужасающих подробностей там будет, тем лучше. Местные же газеты всегда непредсказуемы. Они быстро появлялись и исчезали, и часто там не было ничего, кроме расписания работы рынков и цен на яблоки. Найджел попросил принести из архива копии «Таймс» за март 1879 года. И хотя в «Дейли телеграф» — тогдашнем дешевом конкуренте «Таймс» — редко печатали сообщения об убийствах, он заказал и ее, и наконец «Новости мира», которая даже в 1879 году предлагала особенное меню из убийств и всевозможных извращений.
Рон исчез в недрах хранилища. Найджел занял место и стал ждать, стараясь не смотреть на часы. Одного рабочего стола ему будет более чем достаточно. Материалы, заказанные Найджелом, были на самом ужасном носителе — микрофильмах. Найджел ненавидел их. Изучать бесконечные пленки на плохо освещенном, покрытом толстым слоем пыли экране; растягивать связки, перематывая пленки вручную; продевать смятые, грязные куски пленки над роликами, а не под ними — это так же весело, как выдавливать глаза чайной ложкой.
Получив пленки на руки, он отнес коробки в комнату с аппаратами для чтения микрофильмов — огромными машинами с экранами размером с телевизор 50-х годов. Найджел начал с «Таймс». За неделю после убийства он не нашел ни одного упоминания. Уже в который раз Найджел поражался виртуозности викторианской прессы. В одном из выпусков публиковался отчет о дебатах в парламенте, где, наверное, было свыше пятнадцати тысяч слов: компактно расположенные газетные колонки без иллюстраций и рекламы. Он не понимал, как можно читать такое и не потерять волю к жизни.
Найджел с облегчением перешел к «Новостям мира». Газета, созданная в 1843 году, быстро зарекомендовала себя как основной источник всевозможных непристойностей, добывая в мировых судах информацию для историй об убийствах и адюльтерах. Если смерть Альберта Бека не освещалась на их страницах, то шансы, что о ней упоминалось где-нибудь еще, были ничтожно малы. На пленке содержались все выпуски за 1879 год. Найджел собирался быстро прокрутить январь, но как всегда не смог устоять, чтобы не погрузиться в прошлое. Пока он спокойно проматывал выпуски неделю за неделей, ему попадались на глаза чудесные, выразительные и вместе с тем абсолютно прозаичные заголовки: «Зверское преступление около Бристоля» или «Дерзкая выходка нигилистов». На первой полосе газеты располагалась рубрика «Шутки недели», собранные из разных изданий. Какими несмешными они казались теперь, словно их придумали на другой планете. Но по сути, так оно и было.
Найджел нашел первый выпуск газеты за апрель. Там содержался материал о войне зулусов и о похождении банды Келли в Австралии. Он прокрутил на следующую страницу и внизу увидел заголовок, от которого у него замерло сердце:
Кенсингтон: третье ужасное убийство
Статья под ним гласила:
Тела трех мужчин лежали в лужах крови — демон убивал их каким-то острым оружием. Полиция северного Кенсингтона до сих пор не располагает никакими уликами, чтобы выяснить мотивы или личность душегуба, чьи деяния посеяли невыразимый ужас среди местных жителей. Первой жертвой стал Сэмуэль Роубак — рабочий из Ноттинг-Дейл, чей обезображенный труп был найден в поле рядом с его домом. В последний раз его видели живым 24 марта, когда он выпивал вечером, и полиция решила, что убийство произошло в результате пьяной драки. Но затем утром 29 марта зарезали Альберта Бека, дубильщика, его обнаружил прохожий неподалеку от Кларедон-роуд, в северном Кенсингтоне на территории церкви Святого Иоанна, вблизи от Лэдброк-гроув. Он оставил вдову с двумя маленькими детьми, которых теперь ожидает нищета. Третью жертву звали Леонард Чайлд, кузнец тридцати восьми лет с Харроу-роуд северного Кенсингтона. Он оставил вдову и четверых детей, старшему только что исполнилось четырнадцать. Его нашли рано утром 1 апреля около станции Ноттинг-Хилл. Представители полиции призывают к спокойствию и сообщают, что уже вышли на след чудовища, совершившего злодеяния. Всех, кто заметит, что их родственники или знакомые ведут себя странным образом, их одежда испачкана кровью или у них наблюдаются признаки лунатизма, просят обратиться в полицию северного Кенсингтона.
Найджел закончил читать статью, покинул помещение и спустился по небольшой лестнице, набирая на ходу номер Фостера. К тому моменту, когда он добрался до лестницы, в трубке зазвучали гудки. Фостер ответил сразу же.
— Я нашел упоминание об убийстве Альберта Бека.
— Что там сказано?
— Было три убийства. Тела нашли двадцать пятого, двадцать девятого и первого апреля. — Он сделал паузу. — Первое апреля завтра, — добавил Найджел и поправился: — Сегодня ночью.
Он услышал, как вздохнул Фостер.
— Я знаю, какое сегодня число, — медленно произнес детектив. — Но меня волнует не только это. Если следовать данной схеме, преступник должен был убить кого-то в прошлое воскресенье, но мы не нашли трупы. Где обнаружены первая и третья жертвы?
Найджел напряг память. За годы изучения документов она стала у него почти фотографической.
— Первая — в Брик-Филд, Ноттинг-Дейл. Третья — на станции Ноттинг-Хилл.
— Узнайте как можно больше о каждом убийстве, особенно о местах, где нашли тела. Позвоните мне, когда что-нибудь выясните.
