После самоубийства Франческо Рубирозы насильственная смерть кладет конец целой династии антикваров. Исчезает знаменитое полотно Рембрандта из семейной коллекции. Комиссар Ришоттани — друг одной из жертв. Он ведет следствие и не исключает взаимосвязи между похищением, самоубийством и убийствами в Турине.

Миланская «Джорнале» напечатала сообщение:

«ТУРИНСКИЕ ТАЙНЫ. ПОХИЩЕНА ЗНАМЕНИТАЯ КАРТИНА РЕМБРАНДТА».

Ночью мощный взрыв и последовавший за ним сильнейший пожар завершили варварское убийство последних представителей семейства Рубироза. Известный нам комиссар Ришоттани, который одним из первых прибыл на место преступления, подозревает старуху-бродягу, замеченную гувернанткой этой семьи.

Возникает масса вопросов. Как могли не заметить попрошайку сторожа адвоката Аньелли, тем более, что она очутилась в этом привилегированном районе, рядом с резиденцией самого владельца предприятий ФИАТа? Кажется невероятной связь между бродягой и преступлениями, а тем более похищением картины, но это неожиданное и настораживающее появление дает пищу массе предположений. Следует сразу же исключить возможность чистой случайности, по которой в течение всего двух дней погибла бы целая семья. Пока что нет других версий, а попрошайка, так же как и картина, бесследно исчезла. На сегодняшний день приемлемы любые предположения, а в ходе следствия не исключаются самые неожиданные повороты.

Комиссару Армандо Ришоттани по прозвищу Ледоруб только что исполнилось шестьдесят лет, но он никак не мог примириться с необходимостью уйти на пенсию. Он чувствовал себя еще достаточно молодым и полным энергии. Он был прямым, как шпага, мужественным и пышущим здоровьем, ростом — метр восемьдесят пять сантиметров, кривым у него был только солидный нос, который придавал его лицу сходство с пиратом. Глубоко посаженные черные глаза, резкие морщины по краям рта, все еще очень черные волосы с редкими нитями серебра, обрамляющие загорелое лицо спортсмена и любителя прогулок по горам. Его прозвали Ледорубом, потому что часть своей жизни он посвятил борьбе с преступностью, а другую — горным восхождениям.

У этого человека, которого боялись и уважали все уголовники Турина, было тело спортсмена и очень добрая душа, которую он тщательно скрывал за резкими манерами и неожиданными вспышками беспричинной ярости.

В возрасте 23 лет он женился на женщине, пышнотелость которой была равна ее глупости. Если верно, что существуют различные степени глупости, то Вера, жена Ледоруба, была просто глупостью во плоти. И это было безнадежно. Но с молодых лет будущий комиссар полюбил прекрасное тело Веры и не смог сразу же оценить других ее качеств, поскольку весь погрузился в работу, всячески стараясь сделать карьеру. По правде говоря, Ришоттани даже и не предполагал, что ему нужна более умная жена. На различных этапах своего восхождения по служебной лестнице он дважды сделал ее беременной, и оба раза она рожала ему мальчиков. Пока жена растила детей и заботилась о них, комиссар, как и раньше, не замечал ее, а Вера, занятая детьми, возможно, не имела времени выразить себя иначе, чем содержать в порядке его, детей и дом.

С детьми проблем у него не было, образование они получили самое обычное. Когда мальчикам было около двадцати, Армандо уже сделал довольно приличную карьеру. В Турине местная знать стала принимать его в своих салонах, как будто он был кем-то вроде пьемонтского Мегрэ. Ришоттани хорошо говорил на французском и английском языках, прекрасно разбирался в музыке, подбирал по слуху мелодии на фортепиано, но главное, был милым, симпатичным, общительным человеком. Он много читал и хорошо знал итальянскую, английскую и французскую классику, особенно Данте, Боккаччо, Шекспира, Пруста и Бальзака. И хотя он преклонялся перед гигантами литературы, не оставлял без внимания и более скромных писателей, охотно читал полицейские и приключенческие романы, увлекался научной фантастикой. Он всегда был в курсе последних новинок. Ему доставляло удовольствие афишировать свою любовь к горам и припрятывать свою любовь к литературе и искусству, как будто речь шла о какой-то тайной страсти. Лишь немногие из ближайших друзей действительно представляли себе глубину его знаний в области классической культуры и компетентность в области антиквариата.

Когда муж брал жену на приемы, бедной Вере оставалось только молчать, так что однажды она заявила:

— Будет лучше, если оставишь меня дома.

С тех пор комиссар стал ходить на приемы один, а Вера спокойно ждала его перед экраном телевизора или просто отправлялась спать. Дети уже стали взрослыми, и она нашла себе место машинистки. Свободное от работы время она целиком посвящала дому, где все блестело и сияло. Домоседские привычки Веры еще более обострили у комиссара Ришоттани чувство одиночества, и поначалу он стал искать утешения в детях. Но дети чувствовали по отношению к отцу, целиком занятому собственной карьерой и не нашедшему времени, чтобы заняться их воспитанием, что-то вроде презрения. И хотя важные люди приглашали его на приемы, это оставляло их равнодушными. Им хотелось, чтобы отец был не полицейским, а кем-нибудь другим, и имел бы более престижную профессию. Стена непонимания между Армандо и его семьей стала попросту непреодолимой. Возможно в этом не было ничьей вины, а возможно, виноваты были все.

Примирившись со всем этим, комиссар построил собственный мир в туринских Альпах с их багряными закатами, головокружительными спусками, временными привалами и такими же временными знакомствами с молодыми проводниками и студенческими группами. Через несколько лет он стал известен всем любителям гор как альпийский ветеран. Его уважали. Нередко проводники включали его в бригады спасателей. Крепко сбитый, умеренный во всем, он не курил и не пил.

Летом, когда лыжные вылазки становились сложнее, он тренировался на гоночном велосипеде или роликовых лыжах, или же участвовал в изнурительных походах с рюкзаком, набитым камнями — все для того, чтобы быть в форме. В свои шестьдесят лет он был гибок и строен, а атлетически сложенное мускулистое тело, благодаря постоянным тренировкам, так и дышало энергией.

Из-за крючковатого носа и черных глаз, некоторые из молодых лыжников стали называть его «орлом». Но однажды, во время экскурсии на ледники Фургена, он одной рукой с силой вонзил ледоруб в склон горы, а другой целых двадцать минут держал веревку с сорвавшимся со склона начинающим альпинистом. Он спас ему жизнь. С тех пор прозвище «орел» окончательно уступило место Ледорубу и стало символом его мужества.

Когда ему было под пятьдесят, он, при трагических обстоятельствах, познакомился со старым Рубирозой. Под влиянием антиквара он стал посещать художественные выставки и аукционы и постепенно приобщился к этому разнообразному миру искусства. Благодаря своим манерам, общительности и непосредственности стал настолько своим в этих своеобразных кругах, что всякий раз в случае похищения произведений искусства или контрабанды картинами, представляющими художественную ценность, вести расследование поручали ему.

Все это позволило комиссару завязать дружеские и деловые отношения с коллегами из французского, английского, швейцарского и американского отделений Интерпола, потому что похищенные произведения искусства почти всегда переправлялись за границу, а основным сортировочным центром и складом хранения награбленного «товара» была, как правило, Швейцария. Затем похищенное окончательно переправлялось в частные коллекции Франции, Англии и Америки или же следы его терялись на крупнейших аукционах: лондонском Сотби и нью-йоркском Кристи, на парижском Призер Адер Пикар или еще каком-нибудь.

Под защитой законов собственных стран аукционы никогда не возвращали подпольно ввезенных произведений искусства и почти никогда — ценных произведений, если существовала возможность доказать, что со времени похищения до появления на аукционе это произведение прошло через руки трех владельцев.