Врач, помогший ему поднять Джулию, лежавшую в луже крови, теперь не отнимал стетоскопа от ее сердца.

Машина мчалась по Турину, а Армандо думал о другой «скорой», которая застряла в дорожной пробке, и комиссар Ришоттани, верный своему долгу, проводил ее до места, и из-за этого опоздал… Если бы он этого не сделал, если бы не задержался, Джулия была бы жива…

Молодой врач убрал стетоскоп.

Почему он так смотрит, почему не слушает больше ее сердце?

— Все, — сказал врач. — Она умерла.

— Но пульс еще есть! Она не умерла! Послушайте, как следует! Еще бьется…

— Так должно быть, комиссар, пульс слышен еще некоторое время после смерти. Немного похоже на эхо… Тридцать-сорок биений, а потом — все.

«Потом все, — подумал Ришоттани. — Тридцать-сорок биений, а потом все, никакого следа от нее. Конец. Смерть. Джулия. Смерть.

Он все еще держал ее за руку, когда ее вносили в морг.

В коридоре люди в белых халатах оборачивались вслед: носилки, двое молчаливых санитаров и этот большой мужчина, держащий за руку мертвую женщину»

Потом прибыл дежурный инспектор. «Пойдемте, комиссар, нужно составить протокол», — и мягко увел его прочь, а другие люди в зеленых халатах, с лицами, закрытыми марлевыми повязками забрали с собой вновь прибывшую. Молодую девушку. Она была очень красива, и ее звали Джулия.

Ему вспомнились слова раввина: «Помните, что цветок любви источает крепчайший аромат, но стебель его хрупок».

Теперь этот стебель был сломан, и цветок по имени Джулия никогда не оживит печальную осень комиссара Ришоттани своей юной свежестью.

За сорок лет своей службы Армандо много повидал.

Ножевые ранения, люди, изрешеченные пулями, раздавленные и обезображенные жертвы автомобильных катастроф, изнасилованные, замученные и убитые женщины.

Насилие было частью того мира, в котором он жил. Мира, где слово «милосердие» было пустым звуком.

Он привык ко всякому. Научился отстраненно, почти равнодушно смотреть на самые ужасные и беспощадные зрелища. Но все эти несчастья и преступления касались незнакомых ему людей.

Смерть Джулии, ее прекрасное лицо, изуродованное до неузнаваемости, впервые открыли перед ним такую глубину страдания, всепоглощающего, разрывающего душу, о которой он и не подозревал.

Не может быть, чтобы такое случилось именно с ним. Он понял вдруг, какое огромное место занимала Джулия в его жизни. Звериная ярость и неудержимая ненависть охватили его.

Если он бессилен перед лицом смерти, то у него достаточно сил, чтобы лишить жизни тех, кто совершил это преступление. И он расплатится с ними той же монетой.

«Клянусь тебе, Джулия, я клянусь тебе в этом», — повторил он вполголоса, чтобы придать еще больше силы своему обещанию, тщетно пытаясь остановить слезы, которые все равно продолжали течь по его лицу.

Вокруг была только тишина, равнодушные улицы и глухая ночная тьма.

Турин 12 апреля 1989 года

Этим утром Марио увидел совершенно другого комиссара Ришоттани.

Горе всегда меняет людей, но Армандо изменился до неузнаваемости. От его огромной фигуры веяло теперь только печалью. Мрачный, бледный, отстраненный. Маленькие черные глаза на окаменевшем лице горели жестоким огнем. Только звук голоса да манера вести себя остались прежними.

— Господин комиссар, не могу сказать, как я вам сочувствую, — робко начал Марио. — Если бы я мог предвидеть что-либо подобное, я бы не спустил с нее глаз даже и без ваших распоряжений.

— Оставим это, Марио, не мучай себя напрасными угрызениями. К сожалению все наши «если бы» ничего не могут поменять в этом мире. Судьба… Но все равно, спасибо… А теперь пора. Пора воздать по заслугам! — сказал Ришоттани.

— Теперь пора! — повторил он громче, чтобы те, кто поставил микрофоны в его кабинете, могли хорошо расслышать. — Пора отворить двери тюрьмы или ада для всех, кто виновен в этом или других преступлениях.

И можешь мне поверить, Марио, их много: важных, менее важных, очень важных, а также тех, что «выше всяких подозрений». И эти-то как раз хуже всех.

— Господин комиссар, если я могу быть вам полезен, располагайте мною в любое время дня и ночи.

— Спасибо, Марио. Пока можешь идти.

— Слушаюсь, господин комиссар.

Предупреждение сделано, теперь нужно спокойно ждать и смотреть, как будут разворачиваться события и что предпримут его враги.

А комиссар Ришоттани сделает так, что ему будет все известно, и заранее.

Ночью ему удалось поставить микрофон в кабинет начальника управления и подсоединить его к своему телефону.

Достаточно снять трубку, и все распоряжения Доронцо будут перехвачены комиссаром Ришоттани.

Время мести приближалось, но сначала нужно было ждать. А ожидание для человека действия длиннее и мучительнее, чем агония.

Наступил полдень, пришел час обеда, спустился вечер. Ничего. Наконец, за несколько минут до конца рабочего дня, начальнику позвонили. Властный голос, привыкший отдавать приказания, спросил:

— Есть новости, Доронцо?

— Да, господин министр, и очень серьезные.

— Я уже говорил вам, чтобы вы не называли меня министром. Переходите к делу.

— У нас есть полные основания предполагать, что досье находится в руках комиссара Ришоттани, который только что вернулся из Парижа. Но наши люди слегка переборщили с одной женщиной. Молодой женщиной, очень близкой Ришоттани. Думаю, что сейчас несколько неподходящий момент, чтобы действовать.

— Напротив, нельзя терять времени. Дайте приказание тем, кто за ним наблюдает. Пусть предложат ему 300 миллионов наличными и повышение по службе в обмен на досье. Если он согласится, немедленно убрать. Постарайтесь, чтобы смерть выглядела как результат автомобильной катастрофы, а еще лучше, как самоубийство. Ведь комиссар устал от жизни, выработался. Смерть любимой была последней каплей. Он разогнал свою машину и покончил с собой. Организуйте все, что нужно. Если потом возникнут сложности, я вас прикрою.

На этом разговор резко прекратился.

Через некоторое время Армандо, стоявший у окна, увидел, как его шеф вышел из здания и долго о чем-то говорил двум людям из БМВ, стоявшей прямо напротив Управления.

«Ну что же, ангелы-хранители, — подумал Армандо, — скоро я отправлю вас обратно в рай».

Он подождал, пока ушел Доронцо, вышел на улицу, сел за руль и, не обращая внимания на БМВ, повел машину к дому.

В гараже он вынул из тайника хорошо смазанный пистолет 9-го калибра, быстро, умело протер его, привинтил глушитель, проверил, в порядке ли обойма и есть ли в стволе патрон, на всякий случай положил в карман запасную обойму и поднялся к себе в квартиру.

Все эти действия и мысли о предстоящем приносили ему облегчение, но он понимал, что боль теперь уже будет терзать его постоянно, станет неотъемлемой частью его жизни.

Взяв досье Франческо Рубирозы, он отнес его в гараж и спрятал в лежавших там покрышках.

Вернувшись в квартиру, заполнил старыми письмами и газетными вырезками маленький чемоданчик, положил туда же пистолет и начал ждать.

Телефон зазвонил около семи.

— Алло, это комиссар Ришоттани?

— Да, это я.

— Послушайте, я буду очень краток. Вы знаете, кто я. Несколько дней назад вы ловко обошли меня у светофора. Что мне от вас нужно, вы тоже знаете. Учтите, что больше вам не удастся провести меня. Вы должны отдать мне досье Рубирозы, взамен — двести миллионов наличными и повышение по службе. Через два часа я позвоню, а пока подумайте.

— Уже подумал. Двести мало. Мне нужно триста. Только так.

«Эта падаль хотела сто миллионов оставить себе», — подумал Армандо.

— Увидимся у меня под домом в десять тридцать.

— Мы думали встретиться за городом.

— Вы меня за идиота держите? У меня под домом, или никак. Имейте деньги при себе. И никаких шуток или это может плохо кончиться. Договорились?