Виктор Александрович Морозов сидел за столом, сплетя пальцы, и оживленно беседовал с двумя незнакомыми мужчинами. С правой стороны стола, с фотографии на него лукаво смотрел Президент. Чуть сбоку, за пепельницей, сделанной умельцем из панциря черепахи, стоял другой фотоснимок, на котором неизвестный фотограф запечатлел еще молодого Морозова на берегу тропической речушки, где за ним виднелись тростниковые крыши хижин и пальмы. Фотографию эту шеф обожал, и всякому посетителю предъявлял горделиво, со сладостью вспоминая семидесятые и международную экспедицию в джунгли Амазонки, членом которой ему повезло стать.
Он выглядел на свои пятьдесят, худой, высокий, нескладный. Лицо его было слегка вытянуто, в карих глазах светилась грусть. Ко всему прочему необходимо добавить, что Виктор Александрович, или просто Саныч, как за глаза его называли знакомые, носил пышную шевелюру, а на щеках его курчавились рыжеватые бакенбарды, которые, по его собственному утверждению, он не сбривал лет десять.
— Рассаживайтесь, — приподнявшись с кресла, пригласил он.
Они сели напротив незнакомцев, некоторое время изучающе разглядывали друг друга.
— Знакомьтесь, полковник милиции Крюков Александр Петрович, — наклонив голову, представлял гостей Морозов. — Рядом с ним известный коллекционер Владислав Георгиевич Меркурьев.
Старик, сидевший справа от полковника, преисполненный достоинства, поклонился.
— А привело их к нам вот что, — шеф теребил тесемки картонной, довольно потрепанной папки. — Впрочем… я думаю, Александр Петрович сам лучше расскажет.
Получив слово, Крюков оглядел «географов», как он их мысленно окрестил.
— 19 июля, то есть позавчера, на территории вверенного мне округа был совершен квартирный разбой. Потерпевший — как раз Владислав Георгиевич…
Старик вторично сделал легкий поклон.
— В квартире было что брать, преступники шли наверняка. Но, что удивило меня, как профессионала, среди похищенного числилась лишь эта папка, в то время как были не тронуты другие, без сомнения более дорогостоящие вещи. Налетчик нами задержан, ведется следствие…
— А что было в папке? — спросила Ирина, подогретая журналистским интересом.
— Записи моего отца, — перенял инициативу коллекционер. — По сути, это написанная еще в конце тридцатых годов монограмма… э… освещающая одно историческое событие… если так можно выразиться… Если вы знакомы с историей, то должны помнить, как в декабре 1851 года во Франции произошел государственный переворот. К власти пришел Наполеон III с кучкой чиновников, преимущественно из родственников. С того дня для Республиканской партии начались нелегкие дни. Не все, правда, отвергали прежние демократические принципы. Некоторые французы объединялись в тайные общества, зачитывались едкими памфлетами. Особенно в ходу тогда была брошюра Виктора Гюго «Наполеон малый»… Так вот, за семь лет наполеоновского правления республиканцы набрались смелости и решились на переворот. В январе 1858 г. на императора совершил неудачное покушение итальянец Орсини, и сразу после этих событий на республиканцев обрушились репрессии. Существует документ… можно? — попросил Меркурьев папку у Саныча и извлек из нее лист. — Это копия обвинительного приговора некоему сочувствующему республиканцам гражданину Давиньону Жаку. За инакомыслие, за подготовку покушения на священную особу, то есть, на самого Наполеона, он приговаривается к двадцати годам каторжных работ… Я не знаю, откуда и каким образом моему отцу удалось достать этот бесценный документ, но факт остается фактом… Месяц спустя, во время этапирования, среди заключенных поднялся бунт. Считается, что в числе рьяных заговорщиков был и Давиньон. Бунт жестоко подавили, десятки заключенных были убиты, но некоторым из каторжан в суматохе удалось бежать. При пересчете, среди девяти беглецов, недосчитались и Давиньона.
— Все это интересно, — нисколько не смущаясь, зевнул Борисов и, не справляясь разрешения, стал набивать табаком трубку. — Какое только отношение ко всему этому имеем мы?
— Немного терпения… не знаю, как вас по имени отчеству, — выставил сухую ладошку Меркурьев. — Я еще не докончил… Далее возникает временной провал. Но в середине того же года появляются свидетельства о пиратствующем в Саргассовом море головорезе по фамилии Давиньон. Человек незаурядного склада ума, он довольно быстро сбил вокруг себя шайку таких же отбросов общества, извел, а точнее, избавился от конкурентов, и провозгласил себя чуть не полноправным хозяином этих вод. Ни одно судно без его ведома не рисковало сунуться в его владения… После нескольких ощутимых грабежей Давиньона даже пытались изловить, но безуспешно.
Достав из пухлой пачки бумаг карту, коллекционер разложил ее на столе.
— У меня отмечены почти все его похождения. Замечайте! — он со значением поднял палец. — Испанское судно «Звезда», шедшее из Мексики, захвачено и потоплено в июне 1858 вот здесь, — показал острием карандаша на кружок, обведенный неподалеку от Багамских островов. — Проходит еще месяц, и новой жертвой пиратов становится французское судно «Версаль». Судно направлялось в Бразилию, перевозилась крупная сумма денег на закупку кофе для королевского двора. Оно пропало примерно в этом месте, — и новая отметка на карте, немного южнее от прежней. — Было еще пять удачных нападений, все они, заострите внимание, проходят именно в этих водах. Точно Давиньона что-то удерживает, он не желает покидать богатые места.
— К чему вы делаете выводы? — пыхнул дымом Борисов и, покосившись на Ирину, разогнал его ладонью.
— Вы меня не дослушали, — обида быть непонятым появилась в лице старика.
— Кирилл! — укоризненно посмотрел на Борисова шеф.
— Молчу, — он с самым непосредственным видом поднял обе руки.
— Мне можно продолжить?.. Итак, его жертвами становятся суда, проходящие вблизи Кубы. И последним в пиратской карьере Давиньона стал налет на британский корабль «Виктория». Путь из Индии был неблизким и крайне опасным, если брать в расчет перевозимый груз: награбленные алмазы, золотые монеты и статуи богов, вывезенные из разоренных храмов. Потому он идет в сопровождении военного фрегата под командованием самого адмирала Вильсона. Южные воды всегда славились дурным норовом. Непогода и на этот раз сыграла роковую роль. «Виктория» каким-то образом переместилась вот сюда, — коллекционер нанес точку в Карибском море. — Кроме того, сопровождение на какой-то срок потеряло «Викторию» из видимости, а когда бросились на поиски, было уже поздно. От команды уцелело всего несколько человек, спасшихся на обломках судна… Адмирал быстро нагнал виновников и даже захватил пиратский корабль, покончив с самим Давиньоном. Но похищенных с «Виктории» сокровищ на бриге не оказалось, и куда они подевались, никто не знал… Не знал никто, кроме мальчишки-юнги, который подсмотрел, как за ночь до трагической развязки верные Давиньону люди бросили якорь у некоего острова, команду загнали в трюмы, устроив попойку, а груз вывезли на лодке, на остров… Всего этого не знала перепившаяся команда, и поплатилась за то веревкой. Мальца пощадили, и уже с ним, ветхим спившимся стариком, во время морского похода в 1913 году встречался мой отец.
Он замолчал, наслаждаясь достигнутым эффектом. Борисов пессимистично посасывал трубку, разглядывая сушеную пиранью на стенде. Откинувшись на спинку дерматинового кресла, Ирина задумчиво постукивала кончиком авторучки. Васильев скрестил руки на груди, искоса глядя на старика.
— Вы предлагаете нам отправиться за мистическим пиратским кладом? — наконец, оборвал затянувшуюся паузу Борисов, выпуская в потолок клуб дыма.
Судя по выражению сумасбродного коллекционера, он именно так и считал.
— А знаете ли вы, уважаемый, сколько липовых карт и преданий гуляет по белому свету? Мы не в состоянии отыскать следов Янтарной комнаты, которая исчезла гораздо позже временем, чем ваши алмазы… А вы… с такой уверенностью говорите о событиях полутора вековой давности, предъявляете какие-то «документы». Да о чем здесь можно вообще говорить?! Авантюра! Чистой воды авантюра.
