Спустя некоторое время, когда она восстановила свои силы, она решила, что хочет мирной жизни с Теодором, хочет, чтобы он заботился о ней, спал с ней. Для этого он не должен ни на мгновение больше усомниться в ее верности. И Эмма попросила Кэтрин найти еще двух девушек в деревне, которые круглосуточно должны быть рядом с ней по крайней мере полгода. За это Эмма будет платить им по пятьдесят фунтов в месяц — маленькое состояние для девушки из деревни. Такую же сумму ради справедливости Эмма назначила и Кэтрин на следующие полгода. Так Кэтрин, Беатрис и Лили стали компаньонками леди Эшли на следующие несколько месяцев. Девушки считали, что леди просто решила не оставаться одной, чтобы развеять горе после гибели ребенка. Они вместе вышивали, Эмма часто читала им вслух, гуляли, спали в одной комнате с ней. Поначалу девушки стеснялись, но очень скоро их разговоры становились все более откровенными и открытыми в присутствии леди Эшли, тем более госпожа не прерывала их, не призывала помнить свое место, а просто… наслаждалась их обществом. Или делала вид. К огромному сожалению Эммы, проходила неделя за неделей, а у нее ни разу не появилось причины отослать всех служанок ночью — единственной причиной для этого могло быть присутствие Теодора в ее спальне.

В начале мая стояла ясная погода. Каждый день Эмма в сопровождении одной или двух из своих компаньонок гуляла по окрестностям. Однажды она встретила Мэри. Та остановилась как вкопанная, потом глаза сестры Теодора сверкнули ненавистью.

— Добрый день, миледи, — присела Мэри в реверансе, опустив голову, чтобы скрыть чувства.

— Добрый день, миссис Конли, — холодно ответила Эмма, чувствуя жуткое смущение и стыд. — Как дела?

Мэри подозрительно посмотрела на леди.

— Спасибо, миледи, хорошо.

Они замолчали.

— Не буду вас задерживать, — наконец сказала Эмма. — Вы, кажется, куда-то спешили.

И Эмма даже догадывалась, куда: повидать Теодора.

— Спасибо, миледи, — снова присела Мэри в преувеличенно вежливом реверансе и зашагала по направлению к господскому дому.

Эмма медленно пошла в противоположном направлении. Так же, как Мэри, относились к ней все жители Эшли-парка — сдержанно, вежливо и холодно. Она была до невозможности одинока, но уговаривала себя, что такова плата за доверие Теодора.

А еще через полчаса в деревне Эмма наткнулась на лорда Давенпорта — одного из своих бывших любовников. «О, нет!» — мысленно простонала она. Эта встреча могла разрушить все ее намерения по завоеванию доверия мужа. К сожалению, не могла же она выгнать его из деревни, лишив единственную в ней гостиницу хорошего постояльца. Эмма оглянулась — слава Богу, Беатрис шла рядом.

— Добрый день, — поздоровалась она с лордом Давенпортом, собираясь быстро пробежать мимо него.

— Эмма! — восхищенно отозвался он, мягко поймав ее за руку. — Сколько лет прошло!..

…«С тех пор, как мы спали в одной постели», — подразумевал он, явно испытывая желание все повторить. И Эмма читала все это в его взгляде.

— Для вас — леди Эшли, — процедила она, злобно взглянув на его руку, удерживавшую ее.

— С каких это пор? — искренне удивился он, не обратив внимания на ее взгляд. — Вы что, влюбились в этого растяпу — своего мужа? Эмма, не глупите!

Волна злости затопила ее — он не смеет так называть Теодора! Она размахнулась и хлестко ударила его. Лорд наконец отпустил ее.

— За полтора года, я смотрю, кое-что изменилось в этом мире, — сказал он. — Я провел их на континенте, — пояснил он в ответ на недоумевающий взгляд Эммы. Впрочем, лорд Давенпорт не относился к людям, которые долго хранят злость или обиду. Они легко идут по жизни, не заботясь ни о ком — иногда даже о себе.

— Хорошо, леди Эшли, — он потер ладонью щеку и поморщился. — Счастливо оставаться!

— Счастливого пути, — вежливо ответила она, жалея, что потеряла контроль над собой.

— Чертова ведьма, — пробурчал он тихо. Но Эмма все слышала. Сгорая от стыда, она быстро направилась к дому. Только что она опять косвенно опозорила Теодора — на глазах у половины деревни поссорилась с бывшим любовником. Несомненно, все догадались, какие отношения связывали ее с этим человеком, и будут осуждать ее за это и жалеть Теодора.

До барона слухи о происшествии дошли лишь на следующий день.

— Что за сцену вы устроили вчера в деревне? — озадаченно спросил он после обеда.

«Господи…» — взмолилась Эмма без особой надежды. Теодор внимательно смотрел на нее, ожидая ответа. Никаких оправданий в голову не приходило, а рассказывать правду не хотелось.

— Изволите молчать? — голос Теодора вдруг стал холодным. — Ради Бога.

«О нет!»- взмолилась Эмма еще раз, осознав, что своим молчанием еще сильнее отталкивает его от себя.

— Он когда-то был моим любовником, — выдавила она. — В этом трудно признаться, поэтому я и молчала, — попыталась оправдаться она. И вдруг спохватилась: первым ее порывом было солгать! А как же «верность, честность, уважение»?

— Нетрудно догадаться, — ответил Теодор равнодушно. — Вы ударили его за то, что он приставал к вам?

«Скажи „да“, и вопрос будет исчерпан — в твою пользу, между прочим,» — подсказал внутренний голос. Эмма подавила его, вспомнив про второе условие семейной жизни — честность.

— Нет. Лишь намекнул, что не против возобновить наше… знакомство. А ударила я его потому, что… разозлилась.

Эмма ненавидела себя, но не могла выдать истинную причину своего поступка.

— На что?

— За то, что он задержал меня, когда я хотела пройти мимо.

О, как она ненавидела себя за эту ложь!

— Как видно, вам очень трудно говорить правду, — иронично улыбнулся Теодор. Конечно, он видел ее насквозь. — Видимо, вам просто жизненно необходимо лгать, и хотя правда в данном случае вполне невинна, вы все равно пытаетесь скрыть ее.

Эмма закрыла глаза и стиснула зубы, чтобы не дать волю готовым пролиться слезам. Она как всегда все испортила.

— Зачем тогда спрашиваете, если все знаете? — злобно спросила она.

— Уверяю вас, Эмма, я не знаю, о чем вы говорили с лордом Давенпортом. Знаю только, что вы ударили его и что сейчас вы мне лжете. Так что такого страшного он сказал? Назвал вас распутной? Пригрозил рассказать о вашей связи мне?

— Нет, — она едва держала себя в руках.

— Так что он сказал?

— Он назвал вас растяпой, — сквозь зубы выговорила Эмма. Она ненавидела Теодора за то, что он заставил ее признаться.

— А… — он насмешливо, настойчиво глядел на нее.

— Он спросил, неужели я влюбилась в этого растяпу, своего мужа, и я ударила его, — медленно, едва ли не по слогам, процедила Эмма.

— И все?

— Да.

— Я ведь могу спросить у Беатрис, — кажется, она тогда все слышала.

— Да! — она с ненавистью поглядела на него.

— И что такого страшного в этом разговоре вы пытались скрыть? Что он назвал меня растяпой? Меня многие так называют. В общем-то, заслуженно. Или что вы влюбились в меня?.. Опять молчите? Ради Бога! Кстати, зачем вам три служанки, которые постоянно находятся рядом с вами? От кого прячетесь, леди Эшли? Боитесь, что я ворвусь в вашу спальню?

Она в ужасе широко открыла глаза. Очередное ее хорошее намерение было истолковано совершенно неправильно.

— Вовсе нет! Если вы придете в мою спальню, я немедленно отошлю их всех!

Господи, только бы ей удалось убедить его!

Некоторое время он пристально смотрел на нее, потом откинулся на спинку стула.

— Почему-то я готов вам поверить, Эмма, хотя — видит Бог — зная вашу склонность ко лжи, это очень трудно сделать. Тогда зачем вам три служанки?

Она была уже достаточно унижена его расспросами, чтобы еще признаваться в своем желании вернуть себе его расположение. «Доверие либо есть, либо нет,» — вспомнила она слова герцога Клермонта, и вся эта затея с круглосуточно присутствующими компаньонками вдруг показалась ей глупой. Если Теодор не верит ей, то даже свидетельства девушек в случае чего ей не помогут. Он скажет, что она подкупила их. А ведь она действительно подкупила их — только не для того, чтобы они прикрывали ее грехи. Но кто в это поверит? Посмотрев на ситуацию со стороны, Эмма ясно увидела ее подозрительность. Но уволить служанок не могла по крайней мере еще в течение нескольких месяцев. Она обещала им работу на ближайшие полгода. Что ж, пусть хоть девушкам эта ситуация принесет пользу.