Теодор понял, что о мнимом бесплодии его жены было известно всем, кого это хоть в малейшей степени интересовало — и уж тем более ее добрым друзьям. Внимательно посмотрев на жену, он мгновенно понял, что она сейчас им скажет, ибо на лице Эммы появилось странное торжествующее выражение.

— Я беременна.

— Ох, моя дорогая! — от неожиданности леди Уиндем даже выронила вилку. — Я так рада за вас.

Лорд Уиндем громогласно расхохотался, также, как и жена, искренне обрадовавшись за Эмму.

— Я всегда говорил Эмме, что она вышла замуж не за того мужчину! Что ж, вы, должно быть рады! Поздравляю, поздравляю…

Теодор отсалютовал бокалом в ответ на поздравления Уиндема и легко изобразил радость — ведь на самом деле он почтиверил, что это его ребенок.

Он не спускал глаз с Эммы и заметил злобную улыбку, едва коснувшуюся ее губ. Он отрицательно покачал головой, встретившись с ней взглядом: ему было неизвестно, что задумала жена, но явно что-то нехорошее. Впрочем, ему надо было предвидеть, что его жест лишь подтолкнет Эмму к «подвигу».

Не очень-то стесняясь, она заявила:

— Клермонт тоже будет очень рад.

Вилка на миг замерла в руках Уиндема, потом медленно продолжила начатый путь. Он прекрасно понял, чтоимела в виду Эмма. Леди Уиндем, не умевшая сглаживать неловкие ситуации, сделала вид, что ничего не слышала.

— Вы, леди Эшли, слишком уж привязаны к своему троюродному дяде, — погрозил ей сосед пустой вилкой после того, как отправил в рот очередной кусок рыбы.

— Троюродному брату, — поправила она. Уиндем отмахнулся от ее слов вилкой: мол, неважно.

— Честное слово, какое дело этому Клермонту до своего дальнего племянника!

Теодор оценил старания Уиндема.

— Ах, милорд, но мы с Клермонтом всегда были очень близки, мы росли вместе, — продолжала гнуть свое леди Эмма, не глядя на мужа, но вполне представляя, какое производит на него впечатление.

— А у вас, лорд Уиндем, есть дети? — вмешался в разговор Теодор.

— У меня сын, — с гордостью сказал Уиндем, — он сейчас учится в Итоне, вместе с наследником Понсонби, вы знаете. Ему пятнадцать. И еще дочь, ей двенадцать. Ух, сердцеедка! Честное слово, запру ее в брачный сезон на чердаке и продержу там, пока ей не исполнится тридцать!

Теодор весело усмехнулся, ни на секунду не поверив напускной сердитости Уиндема.

Когда Эмма готовилась ко сну, к ней без стука вошел Теодор. Он был мрачен. Молча он дождался, пока смущенная и немного испуганная Кэтрин завершит дела в комнате хозяйки.

Сердце Эммы бешено билось: она полагала, что он пришел предъявить супружеские права. Когда Кэтрин вышла, она с вызовом уставилась на мужа.

— Я понимаю, что тебе плевать на мои чувства, — резко сказал он. Эмма нахмурилась в недоумении, потом старательно вернула на лицо равнодушное выражение. — Вероятно, тебе все равно, что будут думать о тебе и обо мне твои друзья. Вероятно, ты даже забыла сейчас о своей репутации. Но подумай вот о чем, Эмма.

Теодор подошел очень близко к Эмме, сидевшей за столиком, приподнял рукой ей подбородок, заставляя глядеть ему в глаза.

— Когда-нибудь твой ребенок родится. Хорошо, если это будет мальчик, свет более снисходителен к мужчинам. Но если это будет девочка, то ей придется очень несладко. Представь себе, дамы будут говорить и шептаться у нее за спиной: «Вот идет дочь леди Эшли… Ах, барон Эшли, вероятно, очень счастлив иметь такую дочь… А кто говорил о бароне?..» Нравится тебе такая картина?

Он был абсолютно прав. Эмма с неприязнью отодвинула его руку.

— Какое тебе дело до чужого ребенка? — спросила она. Теодор холодно усмехнулся.

— Я всего лишь эгоистично пекусь о собственной репутации. Но ты подумай, какой ценой придется заплатить невинному ребенку за твою мелочную злобу.

— Ты все сказал? — выговорила она, до глубины души обиженная его словами, что она может испытывать такое низкое чувство, как злоба.

— Да.

— Тогда, надеюсь, ты позволишь мне отдохнуть?

— Миледи. Мне кажется, Уиндемы не из болтливых, как и твои слуги. Будем надеяться, что мое мнение верно, — он коротко поклонился и вышел, оставив Эмму оскорбленной и расстроенной.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу!» — мысленно повторила она. Эмма искренне ненавидела Теодора, хотя и не могла сказать за что.

Следующее утро началось для Эммы ужасно, ее тошнило, ей было так плохо, что она едва не проклинала свою беременность — столь долгожданную.

Кэтрин, направлявшаяся в спальню хозяйки с целебным чаем, встретилась с бароном на лестнице.

— Доброе утро, милорд, — присела она и заспешила дальше. Теодора встревожило испуганное выражение на лице горничной, и он пошел вслед за ней в спальню к жене. Эмма скорчившись лежала на кровати и безвучно плакала.

— Миледи, я принесла чай, — покосившись на Теодора, шепотом сообщила Кэтрин.

— Не надо, Кэтрин, — слабо сказала Эмма. Для того, чтобы выпить чай, надо было хотя бы приподнять голову, а любое движение отдавалось мучительными спазмами в желудке.

— Что это? — спросил барон Эшли у горничной.

— Чай, милорд. Успокаивает желудок, — объяснила та.

— Теодор? — Эмма открыла глаза. В них полыхнула ненависть. — Уходи.

Теодор одарил жену мрачным взглядом.

— И так каждое утро? — спросил он у Кэтрин. Горничная с опаской посмотрела на хозяйку. Она знала, что хозяева не очень-то жалуют друг друга, и леди не хотела, чтобы лорд знал о ее состоянии… Кэтрин не решалась ответить на вопрос барона, потому что боялась обвинений в предательстве со стороны госпожи.

Тут Эмму скрутил очередной приступ. Кэтрин решила, что госпожа обязана выпить чай, может хоть барон сумеет ее заставить…

— Обычно легче, — ответила она робко. — Только сегодня так плохо.

— Пошлите кого-нибудь за доктором, Кэтрин, — распорядился он и забрал у нее поднос с чаем.

— Не ходи, Кэтрин, — выдавила через силу Эмма. — Все нормально. Тошнота скоро пройдет.

— Идите, — приказал барон горничной, та послушалась мужчину. Теодор поставил поднос на ночной столик. — Эмма, ты должна выпить чай.

У нее на языке вертелись тысячи ругательств, но ни одно из них она не смогла произнести, будучи леди, поэтому просто обожгла его ненавидящим взглядом.

Теодор понял, что надо переходить к решительным дйствиям. Он сел на край кровати. Ему хотелось утешить Эмму, погладить по голове, но на это он не решился.

— Эмма, ты хочешь этого ребенка. Ты хочешь, чтобы он родился, так?

— Не твое дело, — огрызнулась она, пытаясь справиться с очередным приступом тошноты.

— Мое, ты моя жена.

— Неверная жена.

— Ты моя жена, я хочу, чтобы ты была здорова.

— Зачем тебе это?.. — она застонала от новой боли, скрутившей желудок. Теодор понял, что спорить бесполезно. Когда стало ясно, что приступ у Эммы прошел, Теодор аккуратно приподнял ей голову, готовый к сопротивлению. К счастью, жена была настолько слаба, что не могла сопротивляться. Он поднес чашку к ее губам, и Эмма сделала несколько глотков, потом со стоном упала на подушки.

— Еще немного, — спокойно сказал Теодор, снова приподнимая ей голову. Так он заставил Эмму выпить всю чашку.

— Уходи, — сказала она.

Теодор помолчал, размышляя, стоит ли оставлять ее одну.

— Я побуду здесь, — решил он. Эмма лишь вздохнула: спорить не было сил.

Теодор устроился в кресле так, чтобы можно было наблюдать за Эммой. Через минуту она уже спала.

Доктор, осмотрев леди Эшли, подтвердил, что она беременна и что ее нынешнее недомогание естественно в ее состоянии.

Проводив доктора, Теодор вернулся в комнату Эммы. Теперь она чувствовала себя превосходно, лежала в постели и пила целебный чай.

— Выйди, — надменно приказала она. Теодор приподнял брови, прошел по комнате и сел в кресло. Эмма сделала вид, что не заметила. Теодор молча ждал, когда она выпьет чай.

— Мне нужно одеться, — сообщила она, поставив чашку на поднос. Ожидалось, что Теодор выйдет после такого недвусмысленного намека.