Они были почти одного роста, и Эмма смотрела ему прямо в глаза.

— Поцелуй меня, — сказала она.

Теодор собрался с духом, чтобы не послать ее куда подальше, и склонился к ее губам. Механически он делал какие-то движения, напоминающие поцелуй, и старался ни о чем не думать и не вдыхать приторный запах духов. Это ему не удавалось. «Как можно назвать мужчину, продающегося за деньги?» — думал он.

Эмма отстранилась.

— Достаточно.

Что-то было не так. Ей и раньше не нравилось все, что было связано с постелью, но этот поцелуй… Раньше она по крайней мере всегда знала, что желанна. Теперь она не могла этого сказать.

Теодор неотрывно глядел на Эмму. Если бы он возжелал ее, все было бы проще. Но он совсем, ни капельки не хотел ее. Он хотел быть как можно дальше от этой спальни и от этой женщины.

— Разденься, — сказала она. На скулах у Теодора заиграли желваки, но он промолчал. Потом снял халат и бросил его на пол. Руки его расслабленно висели вдоль тела, а он пристально смотрел на нее. Что ж, теперь она могла видеть, что поцелуй не произвел на него никакого впечатления.

Весь ее прошлый опыт говорил, что мужчины любят обнаженное женское тело.

Она встала перед ним и медленно сняла пеньюар, бросив его на пол. Теодор не отрываясь следил за ней, а она — за ним. Потом стянула через голову сорочку. И вот они стояли обнаженные друг перед другом, но ни один не подходил ближе. Теодор окинул ее быстрым взглядом, и она заметила выражение неприязни, промелькнувшее на его лице. Сердце ее упало. И дело не в ее теле. Пусть ей двадцать восемь, но она знала, что выглядит великолепно, как в юности. Только груди чуть полнее.

Она вспомнила разговор, подслушанный, казалось, вечность назад.

«…Это имеет большое значение! Я не привык, как ты, валиться в постель с первой встречной,» — сказал тогда Теодор. И он не хотел ее. Что она могла с этим сделать?

Эмма подошла к нему, прижалась всем телом и закинула руки ему на плечи.

— Обними меня и поцелуй, — тихо сказала она. Теодор послушно положил руки ей на талию и снова поцеловал — совершенно бесстрастно, как и в первый раз. Она вдруг вспомнила, как он целовал ее в первую брачную ночь. Тогда тоже не было страсти, но была какая-то странная настойчивость, какая-то цель в его ласках. Он хотел возбудить ее. Теперь он этого не хотел.

— Ласкай меня, чтобы я желала тебя.

Он отстранился и посмотрел на нее как на сумасшедшую. Она ждала, но он не спешил исполнить очередной приказ, лишь разглядывал ее как какое-то диковинное чудовище. Он бы, может, и выполнил этот приказ, если бы… Если бы хотел ее хоть чуть-чуть. Но он совсем нехотел ее.

— Чего ты ждешь?

— Чуда, — медленно ответил он и хрипло рассмеялся. Но он не был пьян, как тогда на лестнице.

Эмма резко отвернулась от него и, подхватив пеньюар с пола, набросила на себя.

Странный смех Теодора наконец прекратился.

— Убирайся, — тихо сказала она.

— Как пожелаете, миледи, — с легкой насмешкой ответил он. Эмма лишь слышала, как он поднял с пола свой халат и вышел за дверь.

Он унизил ее. Специально или нечаянно — она понятия не имела. Он вроде слушался ее, но… но он ненавидел ее.

Теодор удовлетворенно улыбнулся, добравшись до собственной спальни. Собственное тело не предало его, чего он так боялся. Его тело тоже не хотело ее, как и его разум. Непонятно, чем это обернется для Эшли-парка и для него самого, но все-таки Теодор ликовал, что оставил ее ни с чем. Какое счастье, что он не женщина и его невозможно «взять» против его собственного желания. Какое счастье, что ее любимые духи вызывают в нем тошноту! Какое счастье, что Эмма не догадалась напоить его чем-нибудь возбуждающим! Ему показалось, что она даже не подозревает, что это возможно.

Странно, что она пошла за этим к нему, а не к одному из ее многочисленных любовников. Вероятно, он был для нее вызовом: как, собственный муж — и меня не хочет?! Он мог бы поклясться, что и она его не хочет, но вызов… Если бы она его хотела сама, может, он и не устоял бы. Если бы она приласкала его, задавшись целью возбудить его и непременно сделать это, неизвестно, устоял бы он. Вряд ли. Но Эмма на удивление легко сдалась.

Подивившись странностям женской натуры, Теодор спокойно уснул.

Проснувшись рано утром, он сразу вспомнил все — и унизительные мольбы на коленях, и странное соблазнение, — но чувствовал себя легко и свободно, несмотря ни на что. Быстро одевшись, он легко сбежал вниз, вышел из дома и направился к конюшням. Его выносливая верная лошадка фыркнула, приветствуя хозяина. Он погладил ее, пожалев, что забыл угощение, но пообещав, что угостит ее позже. Лошадь грустно вздохнула, но возражать не стала.

Теодор оседлал ее и вскочил в седло.

Но он не обратил внимания, что одной лошади в конюшне уже нет — той, на которой обычно ездила леди Эмма.

Они выехали навстречу друг другу на повороте в парке, и оба остановились, неприятно удивленные этой встречей. Теодор оправился первым.

— Миледи, — кивнул он ей любезно и холодно, с едва уловимым налетом презрения. Она молча кивнула в ответ, одарив его пренебрежительным взглядом, и они, разъехались в разные стороны. Теодор скривился, почувствовав шлейф духов, тянувшийся за ней.

Настроение Теодора было испорчено.

Странно. Казалось бы, Теодор был унижен ею, Теодор стоял на коленях, но он не прятал от нее глаза, и даже открыто выказывал ей презрение. Эмма этого не понимала. Словно все было наоборот, словно они поменялись местами.

Эмма вернулась к конюшням и увидела незнакомую лошадь — даже не лошадь, скорее, клячу. Кто-то приехал. Она вошла в дом и увидела в холле… Джонаса Хоупли, подстроившего женитьбу ее и своего негодяя-братца. Джонас выглядел не менее ужасно, чем лошадь, на которой он приехал: лицо его было осунувшимся, костюм ужасно потрепан, глаза пустыми.

— Мистер Хоупли, — надменно сказала она. — Что привело вас сюда?

— Миледи, — поклонился он. — Мне надо увидеться с братом.

— Лорд Эшли на прогулке. Можете подождать его в кабинете, — кивнула Эмма в сторону кабинета Теодора.

— Спасибо, миледи, — снова поклонился он. Эмма слегка качнула головой в ответ и поднялась по лестнице в хозяйские покои. Сердце ее бешено колотилось. Она знала, что должна непременно подслушать, о чем будут говорить братья. Но кабинет Теодора в ее лондонском доме находился в конце неглубокого коридора, а здесь дверь кабинета выходила прямо в холл, и ее мог застать кто-нибудь из слуг. Все равно, подумала Эмма. Она им всем платит. Никто не захочет лишиться работы.

Она быстро переоделась в домашнее платье и встала у окна, надеясь заметить, когда Теодор вернется домой. И она увидела его.

— Милорд, — сказала миссис Кэмп, когда Теодор вошел в дом. — Приехал мистер Хоупли.

— Джонас? — похолодел Теодор. — Какого… Где он?

— Миледи отправила его в ваш кабинет.

— Спасибо, миссис Кэмп.

Теодор не стал переодеваться, и сразу прошел в кабинет. Джонас встретил брата стоя.

— Джонас, — без предисловий начал Теодор. — Ты опять во что-то вляпался? Я же сказал тебе уехать!

…Эмма с лестницы проследила, как миссис Кэмп ушла на кухню, бегом спустилась вниз и встала за неплотно закрытой дверью.

— Я пытался, Теодор!

— И?

— Меня ограбили, — сообщил побледневший Джонас. Нас екунду повисло молчание.

— Ах, — холодно прокомментировал Теодор, усевшись в кресло. — И кто же был этот подлец?

— Теодор, я говорю правду! — едва не закричал Джонас. — Судно уже вышло из порта, когда разыгралась гроза! Судно было повреждено, и нам пришлось вернуться в Лондон! Я возвращался в комнату, когда на меня напали и ограбили! Я несколько дней провалялся в постели, но не мог же потом уехать! У меня не осталось денег!

«Интересно, — размышляла Эмма, — зачем Теодор отправлял братца из Лондона? Чтобы тот о чем-то не проболтался?»

— Джонас, я предупреждал тебя, чтобы ты больше не играл, потому что не смогу тебя выручить. Сколько ты проиграл на этот раз?