– Он убил своего друга?

– Нет. Но он повредил ему запястье так, что тот уже больше никогда не мог фехтовать. Мой отец был пьян и всю жизнь сожалел о содеянном. Шевалье никогда так его и не простил и назвал его трусом за то, что он его не убил вместо того, чтобы искалечить на всю жизнь.

– Но он хорошо с тобой обращался.

– Как и ты, – сказал он.

Кит смотрел в лицо Вайолет и боролся с чувственным голодом. Если бы только она не смотрела на него вот так. Словно она верила в него, в то, что их давняя дружба может возродиться и во что-то превратиться… В неугасимую страсть? В любовь?

Ее незащищенность, ее ранимость, должно быть, привлекала многих ухажеров. Вайолет обладала редким даром дружбы. Она слушала, и даже сейчас она его не судила. О, как удивительно приятно снова ощущать себя самим собой.

Он улыбнулся:

– А ты чем занималась последние десять лет?

– В отличие от тебя не могу похвастать ничем таким интересным.

– Нет? Сомневаюсь.

Вайолет засмеялась:

– Ну, для начала, я никуда не выезжала из Англии. Никогда. Мы с тетей весь последний год проводим в разъездах. Я занималась благотворительностью, и я должна благодарить тебя за то, что ты открыл мне глаза. До нашей встречи я смотрела на мир сквозь розовые очки. И… Я научилась танцевать и пользоваться веером, чтобы отпугивать слишком настойчивых кавалеров.

– Мои комплименты твоим учителям танцев, – улыбнулся Кит. – Полагаю, у тебя их был целый батальон. В бальном зале по твоей милости я чуть не задохнулся, но я не могу винить в этом только танец.

– Я задыхалась.

– И где твой веер, чтобы меня отпугнуть? – медленно спросил Кит.

Вайолет посмотрела на дверь.

– Трудно понять, где веер, когда тебя прижимают к стене. У меня такое чувство, что я его уронила, когда ты схватил меня в объятия.

– Мои извинения.

– И мои комплименты тебе за безболезненное разоружение.

– С моей точки зрения, это прошло не безболезненно, – заметил Кит.

– Твоя слабость не видна, – невинно прошептала она.

Кит засмеялся:

– Это все тренировки. Я хорошо ее прячу. Мастер фехтования учится манипулировать теми, кто вокруг него.

– Я слышала, что многие леди практикуют те же приемы.

– А именно?

– Я думаю, этот прием называется «провокация».

– Да. – Кит смотрел ей в глаза. – Древняя и прекрасно отработанная боевая стратегия, которой я восхищаюсь. Не каждая женщина способна применить ее с пользой для себя.

– Я так горжусь тобой, Кит, – произнесла Вайолет с нежностью.

Он сердито вздохнул:

– Ты выходишь замуж за одного из моих учеников. Судя по этому, гордиться мне нечем.

Вайолет кивнула:

– Да, я приняла его предложение в прошлом месяце.

– Только в прошлом месяце?

– Да, – после некоторых колебаний ответила Вайолет.

Услышав это, Кит без колебаний взял в ладони ее лицо и наклонил голову. Он намеревался поцеловать ее в губы. Он мог бы проглотить ее целиком. Но он лишь прижался губами к ее губам. Вайолет тихо выдохнула, опустив глаза. Он тоже опустил взгляд на ее пышную грудь, натянувшую тонкий шелк платья.

– Зачем ты его выбрала? – прошептал он, обхватив ладонями ее талию.

Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц:

– Твои волосы темнее, чем я запомнила, и моя тетя выбрала его для меня. Ты это хотел знать?

– Как ты…

Кит поцеловал ее так нежно, что у нее закружилась голова. Он схватил ее, прижав к себе на краткий миг блаженства. Вайолет посмотрела на него с изумленной улыбкой и прошептала:

– Что ты будешь делать, если кто-то войдет?

– Клянусь, что я убью первого, кто посмеет сюда войти, – прошептал он, стиснув ее в объятиях.

Она в тревоге подняла голову:

– А если это будет маркиз или его сын?

– Ну, конечно, ребенка я не обижу.

– Что, если сюда войдет кто-то из твоих учеников?

– Например, Годфри? – спросил Кит, прищурившись.

– Что, если это будет моя тетя?

Кит побледнел при этой мысли.

– В этом случае мне придется позволить ей убить меня. Посиди со мной минутку. – Он подвел ее к кушетке, стоявшей в нише за портьерой. Никто не посмел бы обвинить маркиза в том, что он не предоставил достаточно удобных мест для шалостей в своем доме. – Нам надо больше времени. Нам надо побыть наедине. Нам надо…

– Дышать, – сказала Вайолет, подняв руку к груди. – Сегодня меня слишком сильно затянули.

– Возьми мое дыхание, – прошептал он, склонив лицо к ее лицу.

– Это не поможет. Всякий раз, как ты меня целуешь, я чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Рядом с тобой я все время на грани обморока.

– Ты не упадешь в обморок. – Он потер ее запястья. Под лестницей послышался какой-то шум, а затем шаги – в комнату направлялся лакей. В домах вроде этого, к счастью, прислуга была обучена деликатности – шалостям гостей было не принято мешать.

Но Кит даже подумать не мог о том, чтобы Вайолет заподозрили в чем-то предосудительном. Впрочем, он вообще был не способен думать в этот момент.

Как ни странно, о чем он был способен думать, так это о том, через что им с Вайолет пришлось пройти. Он вспоминал, как она заболела корью, и он был уверен в том, что убил ее, когда тащил к дому барона. До сих пор в ушах у него стоял крик перепуганной леди Эшфилд. И как он мог забыть момент, когда Вайолет вступилась за него перед Эмброузом и потребовала от того, чтобы тот уважительно обращался с ним или пусть убирается?

Именно ей он был обязан своим возрождением. Ее дружба и ее вера в его добродетельность дали ему силы выжить в работном доме. И чем он ей отплатит? Тем, что погубит ее?

Она обвила его рукой за шею и приблизила его лицо к своему лицу. Он мог бы вытянуться рядом с ней на кушетке, и они бы всю ночь провели, болтая обо всем, что могло прийти им в головы. Или, возможно, просто целуясь.

Почему она должна принадлежать другому? И почему этот кто-то оказался одним из самых платежеспособных его учеников? Не самым талантливым, конечно, и даже не тем, к кому бы Кит испытывал симпатию, но между учеником и учителем существовала неписаная договоренность, которая никак не подразумевала скидку за то, что учитель соблазнял невесту собственного ученика.

– Кит, хоть на минуту оставь свои грустные мысли и посмотри на меня.

Он улыбнулся. Вайолет его ругала, и это хорошо.

– Годфри ничего не знает о твоем прошлом, надеюсь? – с тревогой спросила она.

– Нет. Годфри не входит в число моих самых близких друзей. – Он посмотрел ей в глаза, и снова боль, что всегда жила в нем, отозвалась в его сердце с невыносимой остротой.

– Я никому не скажу, что знал тебя раньше. Я даже не помышлял об этом.

– Я не только о себе думала, Кит. Ты сделал себе имя. И ничто не должно омрачать твоего успеха в жизни. Ты даже не представляешь, как я за тебя рада.

– Тогда брось его, – сказал он напрямик.

– Оставить Годфрида? – прошептала Вайолет, отводя взгляд. – Я только недавно согласилась выйти за него! Мы не можем дольше здесь оставаться. Мне надо уходить.

Он знал, что не может ее остановить. Их поцелуй пробудил в нем не только желание, но и совесть. Лишив ее девственности, он лишь подтвердил бы предсказание надзирателя работного дома, который когда-то сказал о нем: «Он неисправим, и он потащит за собой в ад всех тех, кто в него поверит».

Вайолет прикоснулась ладонью к его щеке. Этот жест допускал двоякое толкование: в нем была и грусть тоски, и приглашение.

– Кит, поцелуй меня еще раз, и я уйду.

Он опустил голову, касаясь губами ее губ. Он почувствовал, как губы ее стали мягче, и впервые он пожалел о том, что стал прислушиваться к голосу совести. Лучше бы он никогда этому не научился. Он почувствовал, как раскрылись его губы, и забыл обо всем, кроме сладости ее рта. Вайолет горячила его кровь, словно зажженный камин зимой или хорошее вино.

Он чувствовал себя так, словно вкушал запретный плод. Она целовала его с неискушенной, пленительной страстностью.