Несколько месяцев после увольнения Уинифред продолжала считать, что ее наказали незаслуженно. Потому что не связывала постоянную ложь и пренебрежение к долгу с тем, что с ней случилось.

И только после того, как Уинифред дала жизнь своей внебрачной дочери, она почувствовала первые настоящие укоры совести. И по мере того, как росло в ней чувство вины, обида на барона и его семью начала таять. Вскоре Уинифред уже мечтала о том, чтобы судьба дала ей шанс доказать, что она достойна того, чтобы воспитывать девочку.

– Мама, посмотри, я сделала платье для леди мистера Фентона.

Глаза Уинифред заволокла дымка, когда она взглянула на рисунок дочери.

– Очень красивое платье, милая. Ты его срисовала из журнала тети Мэй?

– Я сама его придумала.

– Не лги мне, Элси. Если ты будешь меня обманывать, я сейчас же отошлю тебя спать.

– Я не обманываю, – убежденно повторила Элси. – Я раньше его нарисовала. Я бы показала его тебе, но я не хотела мешать вам с мистером Фентоном.

– Мешать нам? Но мы только разговаривали, Элси. Ты это понимаешь? – Упаси Бог, если Элси подумает, что Уинифред взялась развлекать джентльменов. Уже и то плохо, что Уинифред бралась шить джентльменам нижнее белье, чтобы заработать пару лишних шиллингов, или то, что за Китом закрепилась недобрая слава повесы. И это после того, как он давал от ворот поворот одной смазливой дурочке за другой. К несчастью для Кита, среди этих распутных дурех было и несколько титулованных особ, а эти отказов не прощают. Что же до него и Уинни, так они слишком хорошо друг друга знали, чтобы между ними возникли романтические отношения.

– Ты должен увидеться с ней вновь, Кит, – сказала Уинифред. – Даже если только затем, чтобы передать ей мои наилучшие пожелания. Ты ведь сделаешь это хотя бы для меня?

Он улыбнулся:

– Я знаю, что ты замышляешь.

– И?

– И это бесполезно. Мы уже переросли те времена. Переросли наши игры. Она выходит замуж.

– Ничего это не бесполезно. Должно быть, сама судьба свела вас на балу.

– Судьба? – Кит поставил кружку на приставной столик.

– Да, – сказала Уинифред.

Он встал и громко засмеялся. Плащ его ниспадал выразительными складками.

– Наша судьба – твоя и моя, – сказал он, – работать не покладая рук и быть благодарными за то, что нам есть чем прокормиться.

– Где твой бойцовский дух, Кит?

Он вытащил монетку из кармана и швырнул Элси.

– Какой из меня фехтовальщик, если мои намерения написаны у меня на лице?

– Намерения? О, Элси, отдай ему его монету. Кит, я скажу тебе спасибо, если ты не станешь учить мою дочь попрошайничать.

– Можно, мистер Фентон научит меня фехтовать, мама?

Кит откашлялся.

– Пора мне уходить. Сегодня мне придется дежурить в школе.

– Тогда будь осторожен, – сказала Уинифред, и, когда он ушел, она взяла платье, которое не успела починить, и взглядом знатока оценила прореху. Может, она и испортила свою жизнь, но она развила в себе кое-какие таланты и добродетели. Ни одна белошвейка в Лондоне не могла так ловко чинить одежду, как Уинифред. Своей иглой она спасла немало дорогих нарядов. Ей хорошо удавалось возвращать вещам первоначальный вид. Она могла наложить заплату так незаметно, что никто и не скажет, что с платьем было что-то не так.

– Мама, – Элси положила руку маме на плечо, – тебе понадобятся выкройки и еще одна свеча?

– Нет, детка. Поищи под моей корзинкой с пуговицами хорошее перо и нашу самую лучшую бумагу. Ты слишком устала, чтобы написать два коротких письма? Если ты напишешь, обещаю купить тебе самое красивое платье. Я не стану его шить, Элси. Я наряжу тебя как модель из модного французского журнала. И я заплачу за это лучшей швее и модистке.

– Ты отведешь меня к «Гантеру», когда я в первый раз его надену? И купишь мне там пирожное? – спросила Элси с невинной жестокостью того, кто эксплуатирует чувство вины ближнего, которое ему не дано понять.

– Договорились, – сказала Уинифред, испытав радостное воодушевление при мысли о том, что судьба дала ей шанс исправить прошлое. – Но тебе придется вести себя очень-очень хорошо, Элси. И никогда больше не лови монетку, если тебе ее бросают. Это очень некрасиво выглядит.

В торговых рядах толпился народ. Сэр Годфри сам встал за прилавок, хотя он и не любил брать на себя обязанности подчиненных. Он был несколько раздосадован тем, что о его магазине в газетах не было ни слова, его имя упомянула лишь одна газета, да и то напечатано оно было так мелко, что без лупы и не прочтешь. И все же продажа шпаг, замаскированных под трости, и шпаг обычных значительно возросла, как он и предсказывал.

Он чувствовал себя на месте в этой суете. Сегодня, общаясь с покупателями, он догадался, что один из них зашел сюда по рекомендации одного из аристократов, с которым Годфри встретился на вчерашнем балу.

Знать заглядывала сюда. И потому Годфри решил, что будет сам обслуживать своих клиентов до середины дня, на случай, если среди них окажется важная шишка.

Возможно, леди, которая сейчас сварливо жаловалась на то, что потратила полкроны на подкладочную ткань для шляпы, которая вылиняла, и была той самой вдовой, что восхищалась его талантами фехтовальщика вчера вечером. Иногда сэру Годфри хотелось вышвырнуть своих покупателей за дверь, да еще и поддать под зад ногой. Ну, если королевские гвардейцы промаршировали бы по ним, превратив в прилипшие к булыжной мостовой лепешки, он не стал бы рыдать, уткнувшись в лоток с льняными шейными платками. Люди, которых он обслуживал, обходились с ним как с лошадиным навозом. Однажды, когда он заработает достаточно денег, чтобы уйти на покой, и дети, которых родит ему Вайолет, займут достойное положение в обществе, он начнет мстить. Он заработает право быть грубым и никогда больше не будет стоять за прилавком, торгуясь из-за отреза саржи.

Маркиза Седжкрофт пришла забрать Вайолет с собой на полдня, но отправлялась она не за покупками.

– Я намерена нанести визит благотворительности в одну школу для неимущих, учредителем которой является мой муж, – объясняла она Франческе в гостиной. – Это совершенно безопасно. Я всегда езжу с двумя крепкими лакеями и вооруженным кучером.

– Я бы с удовольствием посетила вашу школу, – сказала Вайолет, не дав тете возразить.

Франческа улыбнулась Джейн:

– Тогда поезжай. Но если ты не возражаешь, я останусь сегодня дома и поберегу силы для завтрашней вылазки в парк.

Через час элегантный экипаж маркизы уже ехал в северном направлении в школу, размещавшуюся в здании, некогда принадлежавшем церкви. Теперь там была лишь одна комната – холодная, плохо освещенная и сырая, несмотря на то что в очаге горел уголь. Джейн представила Вайолет наставнику, и когда она уже приготовилась знакомиться с учениками, сидевшими за партами, взгляд ее случайно скользнул к окну, и она едва не выронила из рук корзину с бельем, которое Джейн собрала для учеников.

– В чем дело? – спросила Джейн, подойдя к ней со спины.

Вайолет покачала головой, но было уже слишком поздно. Джейн заметила высокого молодого человека у окна.

– О, это Фентон. Дети от него в восторге.

– Он учит их фехтованию? – спросила Вайолет, улыбнувшись.

– В школе, основанной церковью? Не думаю.

– Тогда что он тут делает?

– Фентон и его ученики по очереди охраняют наставников на добровольных началах.

Вайолет задумчиво обвела взглядом бледные лица детей. Один из них ей улыбнулся и тут же опустил глаза. Он был не старше восьми.

– Они не выглядят агрессивными, – прошептала Вайолет.

– Они не охраняют учителей от учеников, – шепнула в ответ Джейн и рассмеялась. – Они защищают школу от негодяев, которые бьют окна и грозятся похитить детей. Мистера Дэбни несколько раз преследовали мерзавцы, вооруженные дубинками.

– Но зачем? Что это за люди?

– Уличные хулиганы и бандиты, которые запугивают младших братьев и сестер, надеясь вернуть их домой, чтобы те работали на семью.