Убежден, что нарисованные мною образы и выраженные мною ощущения современного среднего человека никого не соблазнят и никому не повредят. Кутилы и распутники будут и без наших стихов предаваться кутежам и распутству, а людей, к этому органически не склонных, не увлечешь в эти дебри никакими картинами, никакими стихами. Ко всему изложенному присовокупляю, что основная идея моей книжки далека как от «воспевания зла», так и от «пессимизма». Об этом с достаточной ясностью говорит заключительное стихотворение книги. Да! в современном человеке много гадкого, но он – не гад, он всего-навсего «гадкий утенок» из андерсеновской сказки, то есть существо, еще само не знающее, насколько оно прекрасно и какие великие возможности скрываются в нем. И, наконец, еще одно замечание по поводу стихотворения «Радость жизни», в котором упоминается имя Гумилева. Стихи эти были написаны более чем за месяц до смерти Гумилева, и тогда же я читал их моим литературным знакомым. Отсюда ясно, что никакого отношения к политической деятельности Гумилева и к ее драматическому концу мои стихи не имели и не имеют. По поводу нелепой и преступной авантюры, в которой принял участие Гумилев, я высказался в свое время на страницах «Красного Балтийского Флота» ( 10 сентября 1921г., №90) и мнения моего об этом деле не меняю, и не вижу никакой надобности в том, чтобы делать из имени Гумилева нечто «неприкосновенное». Александр Тиняков 7-го июня 1924 г. Ленинград Любовь к себе Я судьбу свою горькую, мрачную Ни на что не желаю менять: Начал жизнь я мою неудачную, – Я же буду ее и кончать! Больше бога, Героя и Гения Обожаю себя самого, И святей моего поклонения Нет на нашей земле ничего. Неудачи мои и пороки И немытый, в расчесах, живот, И бездарных стихов моих строки, И одежды заношенной пот – Я люблю бесконечно, безмерно, Больше всяких чудес бытия, Потому что я знаю наверно, Что я – это – Я! Я не лучше других, не умнее, Не за силу и доблесть мою Я любовью к себе пламенею И себе славословье пою. Я такой же бессильный и тленный, Я такая же тень бытия, Как и все в бесконечной вселенной, Но я – это – Я! Ноябрь 1921 Радость жизни Едут навстречу мне гробики полные, В каждом – мертвец молодой, Сердцу от этого весело, радостно, Словно березке весной! Вы околели, собаки несчастные, – Я же дышу и хожу. Крышки над вами забиты тяжелые, – Я же на небо гляжу! Может, – в тех гробиках гении разные, Может, – поэт Гумилев… Я же, презренный и всеми оплеванный, Жив и здоров! Скоро, конечно, и я тоже сделаюсь Падалью, полной червей, Но пока жив, – я ликую над трупами Раньше умерших людей. 28 июля 1921 Я гуляю! Пышны юбки, алы губки, Лихо тренькает рояль… Проституточки-голубки, Ничего для вас не жаль… Я – писатель, старый идол, Тридцать дней в углу сидел, Но аванс издатель выдал – Я к вам вихрем прилетел. Я писал трактат о Будде, Про Тибет и про Китай, Но девчонок милых груди Слаще, чем буддийский рай. Завтра снова я засяду За тяжелый милый труд, – Пусть же нынче до упаду Девки пляшут и поют. Кто назвал разгул пороком? Думать надо, что – дурак! Пойте, девки, песни хором, Пейте, ангелы, коньяк! Все на месте, все за делом И торгует всяк собой: Проститутка статным телом, Я – талантом и душой! И покуда мы здоровы, Будем бойко торговать! А коль к нам ханжи суровы, Нам на это наплевать! Январь 1922 Homo Sapiens Существованье беззаботное В удел природа мне дала: Живу – двуногое животное, – Не зная ни добра, ни зла. Всегда покорствую владыке я, Который держит бич и корм, И чужды мне стремленья дикие И жажда глупая реформ. Услышу <слово> коль про бога я, – Я только прыскаю в кулак: Чья мысль бездарная, убогая Могла в пустой поверить знак? В свои лишь мускулы я верую И знаю: сладостно пожрать! На все, что за телесной сферою, Мне совершенно наплевать. Когда ж промчатся дни немногие И смерть предстанет предо мной, То протяну спокойно ноги я И мирно сделаюсь землей. Сентябрь 1921 МОЛЕНИЕ О ПИЩЕ Ухо во всю жизнь может не слышать звуков тимпана, лютни
и флейты; зрение обойдется и без созерцания садов; обоняние легко лишается запаха розы и базилика; а если нет мягкой, полной подушки, все же хорошо можно заснуть, положивши в изголовье камень; если не найдется для сна подруги, можешь обнять руками себя самого – но вот бессовестное чрево, изогнутое кишками, не выдерживает и не может ни с чем примириться. Саади Пищи сладкой, пищи вкусной Даруй мне, судьба моя, — И любой поступок гнусный Совершу за пищу я Я свернусь бараньим рогом И на брюхе поползу, Насмеюсь, как хам, над Богом, Оскверню свою слезу. В сердце чистое нагажу, Крылья мыслям остригу, Совершу грабеж и кражу, Пятки вылижу врагу. За кусок конины с хлебом Иль за фунт гнилой трески Я, — порвав все связи с небом, — В ад полезу, в батраки. Дайте мне ярмо на шею, Но дозвольте мне поесть. Сладко сытому лакею И горька без пищи честь. Ноябрь 1921 |
