— Ты красивый, Рауль, — промолвила она.

— А ты выглядишь просто божественно.

— О чем ты? Ты ничего не видел.

Свинья снова заверещала. Я рассмеялся:

— Тебе это не кажется романтичным?

Миранда поднялась, бросила одеяло на пол и крепко прижалась ко мне. Так крепко, как только было возможно. Я закрыл глаза и почувствовал ее груди, чуть меньшего размера, чем у Хуаны, прижавшиеся к моим ребрам. Миранда обняла меня руками за талию и вздохнула.

— Ты даже не догадываешься, как давно мне этого хотелось, — шептала она. — Ты даже не догадываешься.

Слов больше не было. Я зарылся лицом в ее волосы, о чем мечтал всю ночь и все утро, и вдохнул в себя их запах, полуцветочный-полуживотный.

— Знаешь что? — сказала Миранда. — Я не думаю, что мы будем заниматься любовью. Не сейчас, еще не сейчас. Но если хочешь, можешь целовать меня, пока я не лишусь сознания.

Так началась моя первая ночь с Мирандой, которая на самом деле была утром.

Рыбой и гостями пахнет три дня, говорит пословица. Невозможно сказать, что свинья, наша уважаемая соседка, думала о запахах из нашей спальни, но еще до истечения трех дней она должна была понять, что у нее появились конкуренты. В самой основе аромата наших тел тоже присутствует запах рыбы или, скорее, неопределенный запах первобытного моря, густого супа из минералов, протеинов и энзимов, источников всей жизни на планете. Я не был уверен, какой сейчас день, но, поцеловав Миранду в ухо, там, в самой его глубине, я почувствовал характерный тяжелый запах ее пола, даров моря, цитруса и шафрана. Как он там оказался? Чтобы ответить на этот вопрос, надо было вернуться на несколько шагов назад — где путешествовали пальцы, где были мои губы и мой подбородок, где находились еепальцы и рот и где текли соки наших тел… Мы были словно путешественники на плоту, готовые отчалить от берега на узкой кровати и пуститься в далекие странствия. Становилось трудно определить, где кончалось одно тело и начиналось другое. Что было неудивительно, раз уж мы проводили каждый час как бодрствования, так и сна, тесно переплетясь или склеившись тем или иным образом — Миранде ужасно не нравилось, когда мы были «вдали друг от друга», как она это называла. В идеале она спала бы с моим пенисом в себе. А когда так не выходило, она хотела спать, как минимум зажав его в руке. Так что да, гостями пахло, и со временем этот запах стал таким очевидным, что мы держались на хорошо просчитанном расстоянии от наших хозяев.

Ситуация осложнялась тем, что душ не работал. Сколько бы я его ни теребил и ни дергал, мне так и не удавалось извлечь из него ничего, кроме жуткого утробного бульканья. Звуки, издаваемые душем, напоминали о свинье. Только один раз водопровод ответил на мои молитвы и усилия, выплюнув нечто дурно пахнущее, цветом и консистенцией напоминающее моторное масло, но мыть этим голову я не испытывал никакого желания. За ужином мы обсудили проблему с Ларой и ее мужем. Они объяснили, что надо сделать, чтобы душ заработал, но когда подошло время мыться, ни я, ни Миранда не смогли вспомнить, в чем была хитрость, а будить хозяев было уже поздно. Приходилось таскать из кухни ведра воды. Мы мылись при свете стеариновых свечей, установленных в блюдце. Это был сосредоточенный ритуал, напоминавший театр теней: игра света в каплях воды и мокрая кожа.

Мужа Лары звали Рикардо, он был настолько же молчалив, насколько она болтлива, и из-за этого казался мудрым человеком, хотя, вполне вероятно, и не был таким. Он не навязывал своего общества, хотя ему нравилось, что в доме находился мужчина, с которым можно вместе помолчать, желательно за бутылочкой холодного пивка. Их дочь школьного возраста, которую мы почти не видели, звали Луиса. У свиньи имени не было, возможно, потому, что семья не хотела привязываться к несчастной, которую в любом случае предстояло забить.

Мы с Мирандой с большой радостью позаботились бы об умерщвлении свиньи и, если пришлось бы, убили бы ее собственными руками. Животное действовало нам на нервы. Ее крики мешали нашему короткому сну. А больше всего она орала, когда мы садились под апельсиновыми деревьями в саду. Свинья думала, что сейчас ее будут кормить, и начинала жалобно вопить голосом одного из измученных созданий ада. Держать свинью в личном хозяйстве было незаконно, и не только в городах. Это обстоятельство легко могло повлечь страшные последствия для Лары и Рикардо, особенно принимая во внимание, что оба они состояли членами партии. Но, как они говорили с несгибаемой логикой, присущей инстинкту выживания: «Все так делают».

Когда мы с Мирандой на несколько минут покидали нашу комнату, нас всегда слегка шокировал диссонанс между запахами, доносившимися из нее, и душком из свиного загона. Но мы вскоре привыкли к этому, и потом, не так ужи часто мы выходили.

Неприлично, невежливо и для большинства почти немыслимо приехать в гости к людям, которых ты на самом деле не знаешь (Миранда и ее кузина никогда не были особенно близки), и запереться в спальне на неопределенное время. Чтобы проводить почти двадцать часов в сутки вместе в постели, нам надо было запастись хорошей стратегией. Вот как все происходило.

Мы вставали одновременно с семьей или немного позже, так, чтобы можно было позавтракать вместе с хозяевами. За завтраком мы обсуждали, чем намеревались заняться днем, и с удовольствием выслушивали советы Лары и Рикардо о том, что нам стоит посмотреть. Потом, как только они уходили на работу и в школу, мы снова ныряли в постель. Рикардо одолжил мне иллюстрированную книгу об истории и достопримечательностях Тринидада, и ритуальное зазубривание глав из нее происходило в спальне. За ужином мы рассказывали о том, что якобы посетили Национальный музей борьбы с бандитизмом (то есть с контрреволюционными партизанами с Эскамбрая), и даже могли описать часть экспонатов, например сбитый самолет U2, гордость музея. Особую пользу нам приносили познания Миранды об архитектурных стилях и строительстве: поскольку эти темы не интересовали ни Лару, ни ее мужа, мы могли восторгаться тем или иным домом, которого в глаза не видели, до тех пор, пока они не начинали умолять нас сменить тему. Миранде удавалось разыгрывать небольшие представления: она рассказывала о ярких впечатлениях, интересных встречах и забавных эпизодах, иногда настолько невероятных, что мне приходилось прикусывать губу, чтобы не разразиться хохотом и не выдать наш обман. Не знаю, верили ли всему этому Лара и Рикардо, но они были достаточно вежливыми, чтобы ничего не говорить.

Поскольку у нас была напряженная туристическая программа, никто не удивлялся, когда мы удалялись прилечь на часок-другой перед ужином. Так мы и поступали. Часто мы «спали» до самого ужина и выходили в облаке наших особых запахов, чтобы поесть вместе с семьей. Они настаивали, чтобы мы питались с ними, и мы с Мирандой отдали Ларе часть наших денег, на продукты. Мы некоторое время проводили с семьей, смотрели телевизор, а потом Миранда удалялась, сказавшись уставшей. Рикардо предлагал выпить пивка или еще чего-нибудь, и мы с ним сидели, не разговаривая, если не принимать во внимание обмен суждениями по поводу игр бейсбольной лиги. Если Миранде казалось, что она ждет слишком долго, она меня звала. Тогда я улыбался Рикардо и пожимал плечами, словно напоминая, насколько трудно и ответственно быть молодым и влюбленным, и всего через несколько секунд я уже лежал, обняв ее.

Иногда для разнообразия после ужина мы шли на прогулку. Тогда мы могли побыть вдвоем, не испытывая угрызений совести. Тринидад вечером был очень красив. Казалось, что ты качаешься, словно опьяненный, ступая по круглым неровным булыжникам мостовых, а воздух был теплым и нежным, сдобренным запахом гибискуса.

Так прошла неделя.

Ожидал ли я, что Хуана и Миранда будут больше похожи? Я имею в виду в сексуальном отношении? Может, и нет, но я был не готов к тому, что они оказались настолько разными. У Хуаны был безудержный шумный экстаз и пунктуальные оргазмы. У Миранды — ничего подобного. Ее желание было не меньше, а может, и больше. Аппетит Миранды нельзя было утолить за несколько часов, вероятно, потому, что он никогда не находил физического удовлетворения. Она никогда не уставала любить, но иногда ей надоедало, а мне эти паузы были необходимы. По словам Миранды, она ни с одним мужчиной не испытывала оргазма. Поначалу я думал, что это моя вина, что я что-то делал не так, что был недостаточно выносливым, недостаточно техничным, недостаточно большим, не мог ее возбудить до нужного состояния… Нет, так было всегда, что бы девушка двадцати трех лет ни подразумевала под словом «всегда». Она просила не принимать это близко к сердцу. Иногда она была очень близка к экстазу, я и чувствовал, и слышал это, и Миранда давала понять, что испытывала фантастические ощущения, но наступлению оргазма всегда что-то мешало. По ее словам, она не отчаивалась. Скорее, это было загадкой, головоломкой, требовавшей решения, и ей удалось убедить меня, что мне несказанно повезло быть допущенным к решению головоломки. Миранда прекрасно знала, что организм Хуаны функционировал иначе, сестра рассказывала об этом, и, кроме того, она слышала «мычание» Хуаны, как она это называла. Когда та была со мной. Иногда это было настоящей пыткой, призналась она. Не потому, что она чувствовала себя ущербной по сравнению с Хуаной. Но потому, что та была со мной, а Миранда полагала, что имеет на меня больше прав. Она считала сексуальность сестры животной и вульгарной: много шуму, мало толку. «Уж не знаю, как ты мог выносить такие звуки», — говорила она. Возможно, потому что это она тоже считала животным, Миранда не любила брать в рот. И наоборот: после того как я проводил достаточное количество часов между ее ног в надежде, что небо обрушится на нас, она признавала, что не испытала ничего особенного. Ей это казалось просто-напросто пошлым.