Миранда могла достичь оргазма самостоятельно. Она занималась этим лет с одиннадцати. Странно, но это никогда не казалось ей сексуальным. Это было просто зудом, который можно было успокоить, и она никогда не связывала с этим никаких сексуальных фантазий. Зато связывала чувство стыда, и поэтому мне не позволялось при этом присутствовать. Однажды, когда мы были в Тринидаде, Миранда занималась самоудовлетворением, думая, что я сплю. Ее ритмичные движения были настолько слабыми, что я вполне мог не заметить их. Сначала я подумал, что ей снится неспокойный сон. Я почувствовал сильное напряжение мышц ее ног, а потом их расслабление. Она тихо выдохнула, и все закончилось. «Рауль?» — прошептала она, чтобы проверить, действительно ли я сплю. Я ничего не сказал, улыбнулся про себя в темноте и почувствовал, как она прижалась ко мне. Через несколько секунд она заснула.
Мне удавалось воспринимать это спокойно, не приставать к ней, не давить на нее, но то, что мы называли головоломкой, превратилось в итоге в навязчивую идею. Поиск того, как я могу довести Миранду до высочайшей точки экстаза, превратился для меня в поиск Святого Грааля. Поначалу это дело не казалось мне безнадежным, отчаяние пришло позже, когда я уверился в том, что потеряю ее. Сперва это была исследовательская экспедиция, путешествие в глубину ее темной и влажной женственности. Там, внутри, находилось то, что подобно истокам Нила. Если я проявлю достаточно настойчивости, я найду их. И что это было за путешествие!
Естественно, помимо секса, у нас были и другие занятия. Или у нас были и другие занятия во время секса, все зависит от того, что считать половым актом. Я имею в виду, что то время, когда ты лежишь, прижавшись к обнаженному телу своей любовницы, когда вы рассеянно поглаживаете друг друга, когда глаза восхищенно следят за движениями, которые проделывают пальцы, когда поцелуй ставит точку, запятую или вопросительный знак в диалоге или когда ты просто лежишь и сосредоточенно думаешь о том, какие еще наслаждения можешь подарить своему партнеру и себе самому — я имею в виду, что все это и есть секс и что только моралисты и хвастуны проводят дальнейшую классификацию. Мы с Мирандой узнавали друг друга. Мы расписывали друг другу свою жизнь, приукрашивая ее и выдавая свой обман, лгали и преувеличивали в одно мгновение, а в следующее рассказы вали такие болезненные и интимные подробности, что ни одно живое существо раньше о них не слышало. Миранде было очень интересно узнать историю моего сексуального дебюта, который состоялся, когда мне было шестнадцать, в Год героических партизан. И я рассказал о Селии де Солер. Она была на год старше меня, имела огромный бюст и горящие глаза и считалась роковой женщиной нашего квартала. Я видел Селию во снах, и не я один: девушка пленила нас, подростков, и мы со стоном произносили ее имя во время мастурбации. Ну и Селия прознала об этом, наверное, от своего младшего брата, с которым я был знаком, и однажды осталась со мной наедине. Если я разденусь, ты сможешь это сделать? Конечно смогу. За кого она меня принимает? И вот мы стояли как-то днем в сарае в нашем дворе, я со спущенными до колена штанами, а Селия де Солер совершенно голая. У меня пересохло во рту, и я был объят таким ужасом, что не мог подрочить перед ней. У меня не встал. Вместо этого я начал заикаться, чего за мной раньше не водилось. Потом Селия предложила: может быть, нам лучше просто потрахаться, — и у меня встал как раз для того, чтобы дважды промахнуться мимо цели (у нее не хватило ловкости помочь мне) и кончить ей на бедро, бормоча извинения. После этого Селия обычно обращалась ко мне: «Ра-ра-ра-ра-уль!», и, судя по ее смешку, все подруги были в курсе почему. Только спустя два года я снова смог вступить в отношения с девушкой.
— Я найду Селию де Солер и убью ее, — сказала Миранда, и мне показалась, что она говорит серьезно.
С самого начала у нас с Мирандой была склонность к втыканию друг в друга иголок, к поиску болезненных точек ревности. Во всяком случае, мои она всегда находила, правда с моей добровольной помощью. Я всегда удивлялся, почему влюбленным это так хорошо удается, почему нам до смерти хочется услышать вещи, без которых мы бы прекрасно обошлись, с каким рвением мы вызываем картины, которые позже станут мучить нас днем и ночью, бодрствующих и спящих. Хуана немного рассказывала мне о любовных приключениях своей сестры, а теперь мне хотелось знать все подробности. Профессор архитектуры существовал, и у них с Мирандой были отношения. Они почти не занимались сексом, сказала она. И не потому, что она не хотела. Но он был женат, и ему было нелегко вырваться. Он ухаживал за ней, баловал ее. Это было интересно, потому что роман был незаконным и тайным и начался, потому что ей стало любопытно, что собой представляют мужчины в возрасте. С тех пор она предпочитала мужчин намного старше себя. Но когда я спросил, помог ли ей роман улучшить оценки, она рассмеялась. Совсем наоборот, сказала Миранда. После того как они стали встречаться, все, что она делала, было для него недостаточно хорошо. А когда она разорвала отношения в неразумный с тактической точки зрения момент перед концом семестра, он завалил ее на экзамене. Миранде пришлось пригрозить тем, что она пойдет к декану и расскажет об их связи, чтобы спасти свою курсовую.
Русский — Петр — тоже существовал. Как и целый ряд других мужчин, он был старше ее. Миранда не ленилась. С шестнадцати лет она редко бывала одна. Часто она встречалась с несколькими любовниками или друзьями одновременно. Они были всех возрастов, всех цветов и размеров. После того как она перечислила их, у меня появилось два противоречивых чувства. Одно из них — гордость, что она все-таки выбрала меня, несмотря на то что ее лес был полон деревьев. Другое — ощущение, что мне суждено стать «одним из многих», что Миранда будет постоянно стремиться дальше, что ею руководило нечто неопределенное и пугающее. Нет, все не так, сказала Миранда. Теперь все иначе. Мне казалось, что я всегда была влюблена, сказала она, но теперь я поняла, что никогдане была влюблена.
Кому не понравится, когда ему скажут, что он уникальный? И кто не думал, что, с тех пор как первобытные обезьяны спустились с дерева, никто никогда не любил друг друга так, как мы, именно сейчас, именно здесь? Мы с Мирандой были в этом убеждены. То, что произошло между нами, было чудом. Если за это надо было заплатить несколькими бессонными минутами, проведенными в размышлениях о бывших любовниках и давно высохших телесных соках, то цена была не особенно высока.
Но долго обманывать хозяев нам не пришлось. Лара попросила своего знакомого заехать за нами после завтрака и отвезти на пляж Плая-Анкон. В двенадцати километрах к югу от Тринидада за болотами находится низкий полуостров, где море за столетия намыло четырехкилометровый пляж из белого песка, похожего на сахар. Сейчас там находятся несколько гостиничных комплексов для иностранцев, но в то время не было ни единого дома. Белые нетронутые пляжи раскинулись под пальмами. Море было лазурно-хрустального цвета. Был четверг, пляж пустовал, и мы с Мирандой могли скинуть одежду и вести себя так, будто находились в нашей спальне. Это был настоящий рай. Мы решили приехать сюда на следующий день, если удастся раздобыть пару велосипедов.
Когда мы вернулись на закате, обгоревшие и полусонные, с песком, скрипевшим во всех отверстиях тела, то сразу поняли, что что-то случилось. Лара и Рикардо сидели у стола с серьезными лицами. Они даже не предложили нам поужинать. Гостеприимству настал конец.
— Миранда, мы можем поговорить наедине? — спросила Лара, а Рикардо улыбнулся, сложив губы в горизонтальную черточку.
Я сразу все понял, так что пошел в нашу комнату и начал собирать вещи.
— Рауль, мы должны уехать отсюда, — сказала Миранда, вернувшись. — Лара разговаривала с папой по телефону. Она не хочет, чтобы мы оставались здесь.
— Мы сделали что-то не так?
— Дело, естественно, в Хуане. Хуана сказала, что убьет нас обоих. Когда папа услышал, что мы здесь, он рассказал об этом Хуане, а она позвонила Ларе. Не думаю, что Лара так уж беспокоится о Хуане, но она не хочет шума. Хуана может приехать, и тогда никому из нас не позавидуешь.
