— Что?

— Я никогда тебе об этом не говорила и не думала, что придется. Но у меня тоже был роман. Тебе тогда было около трех лет.

«Шалтай-Болтай свалился во сне…»

— Но… — Элис сжала телефонную трубку так, словно это осталась единственная прочная вещь в шатающемся мире.

«Мама и папа… Роман…»

Это было невозможно. Элис сильно потрясла головой, словно пытаясь вытряхнуть из ушей слова матери.

— Твой отец очень переживал после того, как узнал. Он чувствовал себя оскорбленным. Это было ужасно. Снова сойтись было очень трудно и потребовало очень большей деликатности. Восстановить прежние отношения оказалось еще труднее.

Теперь на помощь Элис пришел ее быстрый ум юриста.

— Ну, вот видишь! — победно воскликнула она. — Ты восстановила отношения с папой. Значит, ты должна понимать, что происходит сейчас у нас с Джейком. Ты должна меня поддерживать, а не советовать развестись и не заявлять, какой великолепный Хьюго.

— Ты ошибаешься, — мягко сказала миссис Даффилд. — Именно потому, что мы снова сошлись с твоим отцом, я и советую тебе разойтись. Элис нахмурилась.

— Я не понимаю.

Мать колебалась.

— Мне пришлось очень много заниматься самокопанием, и в особенности потребовалась щедрость со стороны твоего отца. А нам обоим потребовалось взглянуть в лицо неприятной правде, чтобы все снова заработало. Это было нелегко. На самом деле это было очень трудно. Восстановление утраченного доверия почти невозможно. Но мы это сделали.

— И мы сделаем, — вставила Элис. — И Роза никогда не узнает, что что-то было не так. Как не знала я.

— Твой отец — очень особенный человек. А Джейк, по моему мнению, совсем не такой, по крайней мере, его нельзя назвать особенным в том смысле, в каком я говорю о твоем отце. Дорогая, я пытаюсь тебе сказать, что на самом деле сомневаюсь в возможности восстановления твоих семейных отношений после всего случившегося, даже при условии всех твоих добрых намерений. Для тебя будет гораздо лучше, если бы сбросишь эти узы.

«… Вся королевская рать не может Шалтая-Болтая собрать».

— Спасибо, мама, — сказала Элис. — Я благодарна тебе за поддержку. На самом деле. Спасибо огромное.

И Элис со злостью бросила трубку на рычаг.

Хьюго с несчастным видом слонялся по пустой детской Тео. Он часто оказывался там в эти дни. Он предполагал, что таким образом готовится к все приближающемуся времени, когда детская опустеет навсегда.

Выходя, он натолкнулся на пульт, активизирующий ходячего и говорящего пупса, и случайно его включил. «Эй! Давай играть!» — разнесся по комнате механический голос с американским акцентом и зловещим эхом отразился от стен. Хьюго подпрыгнул, затем нервно посмотрел на кучу ярких и безвкусных игрушек. На него глядели нарисованные глаза, рты улыбались искусственными улыбками, под разными, самыми невероятными углами торчали конечности. Все это показалось ему зловещим. Только Тео мог разобраться с этой кучей. Без него игрушки казались реквизитом из фильма ужасов.

Хьюго посмотрел на часы и с облегчением отметил, что вскоре придет время забирать сына из «Цыпочек». Утро тянулось невероятно долго, как и каждое утро с тех пор, как он потерял работу. Отдав Тео в ясли, Хьюго заглянул к солиситору. Он был уверен, как и в предыдущие разы, что с утренней почтой пришли документы от Аманды, а вместе с ними и дата слушания дела о разводе. Но они опять не пришли.

Хьюго не сомневался, что отсрочка — это еще одна пыточная тактика Аманды. Хотя день заседания, очевидно, станет концом всего, ради чего он жил, Хьюго уже ждал его с нетерпением. Он жил в неопределенности, и от этого сходил с ума, все было временно. Он часто считал себя живым трупом.

Он предполагал, что ему, вероятно, следует держать Тео дома. В конце концов, ему больше нечего делать и следует максимально использовать их последние недели, дни, часы вместе. Ведь неизвестно, сколько им осталось. Теперь он больше не зарабатывал денег, а плата за «Цыпочек» быстро уменьшала и так скудные сбережения.

Но Хьюго не мог вынести мысли о том, что его живой, веселый ребенок, который теперь привык к компании других детей, будет проводить время только со своим несчастным отцом. Хьюго также понимал, что его попытки освоить приготовление пищи никуда не годятся. Тео заслуживает лучшего. Забрать его из «Цыпочек» также будет означать обрубание последнего каната, связывающего их обоих с их старой счастливой жизнью вместе. Хьюго чувствовал, что не может этого сделать.

Хьюго спустился вниз, отметив про себя, что пятно на стене у лестницы еще увеличилось. Он так никогда и не добрался до него. Но вскоре это станет проблемой других людей.

Развод, очевидно, будет означать и продажу дома номер четыре по Фицерберт-плейс. Несомненно, его купит энергичная молодая пара, со светящимися энтузиазмом глазами, желающая сбе

жать в живописную провинцию. Они закупят краски и другие материалы по каталогам для желающих восстанавливать архитектурные памятники и очень скоро превратят этот дом в красивое семейное гнездышко, причем сделают это со вкусом. Хьюго надеялся, что они будут счастливы.

Он запер дверь и сел в машину, чтобы отправиться в «Цыпочки», раздумывая, сколько еще раз ему предстоит совершить этот путь, который когда-то казался таким рутинным, который он воспринимал как нечто само собой разумеющееся.

Прибыв в ясли, Хьюго почти обрадовался при виде Ротвейлера. Она выскочила из кабинета в своем фирменном стиле. По крайней мере, хоть это было чем-то привычным.

–

Мистер Файн, мне нужно с вами поговорить. Зайдите в мой кабинет.

Он последовал за заведующей в ее логово и с удивлением увидел там большое количество мигающих мониторов. Кабинет заведующей напоминал центр регулировки движения. Хьюго и представить не мог, что для руководства яслями требуется столько техники.

–

Я хочу поговорить с вами о Тео, — сказала Ротвейлер, устраиваясь с другой стороны огромного письменного стола.

–

Давайте. — Хьюго тоже устроился поудобнее. Для разнообразия он никуда не торопился. — Надеюсь, теперь с подгузниками все в порядке?

Несколько дней назад ему указали на привычку Тео, очевидно недавно приобретенную, наполнять подгузник по пути в ясли.

–

По правилам яслей дети должны поступать в «Цыпочки» с чистыми попами, — сурово указала тогда Ротвейлер. Из-за этих правил Хьюго теперь останавливался на пути в «Цыпочки» по утрам каждые две минуты, выходил из машины, открывал заднюю дверцу, отстегивал ремни, которыми Тео был пристегнут к детскому сиденью, поднимал ребенка и нюхал его попу, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Ему приходилось терпеть усмешки и взгляды, которые бросали на него проезжающие мимо водители, а также вопли ярости Тео.

–

Нет, — ответила Ротвейлер. — Дело не в подгузниках. Тео кусается, мистер Файн.

–

Кусается?

–

Ваш сын, мистер Файн, кусает других детей.

–

О, нет. — Хьюго смотрел расширившимися от отчаяния глазами на столешницу. На него накатилась волна стыда. Он вспомнил, в какой ярости и возмущении пребывал сам в те разы, когда Тео подвергался подобным атакам других детей. Несомненно, другие матери и отцы теперь жаждали крови Тео. Слава Богу, политика яслей запрещала называть имена негодяев.

–

Я не понимаю, — сказал он. — Тео никогда не кусается дома.

Ротвейлер покрутила ручкой из стороны в сторону у него перед носом.

–

Это ничего не значит, мистер Файн. Нам нужно выяснить, почему он кусается здесь. И положить этому конец.

–

Я не знаю, — сказал Хьюго, все еще обращаясь к столу. — Из-за чувства голода не может. Ему нравится, что ему дают, и он ест достаточно и здесь, и дома.

Ротвейлер выглядела слегка раздраженной.

–

Голод, мистер Файн, редко бывает причиной. Для маленьких детей не типична склонность к каннибализму. Также нельзя сказать, что подобное поведение необычно для тех, кто еще не начал говорить. Иногда это является одним из многих способов, хотя и не очень приятных, которым дети

пытаются выразить свои желания. Это можно прекратить, твердо отбивая охоту кусать других. Хьюго схватился на эту соломинку. — О, хорошо. Значит, мы просто попробуем отбивать у него эту охоту, так?