Сэм, окрыленный своим успехом на бабушкиной свадьбе, взялся готовить еду для Марджиного малыша — всякие полезные для здоровья смеси, в основе которых неизменно лежало тертое яблоко.

Дарси редко обращала на младенца внимание — после того, как выкрасила ему ногти на ногах в ослепительно-алый цвет.

У сына Марджи были длинные младенческие ресницы, загибавшиеся вверх над блестящими карими глазами. Когда по радио передавали музыку, он принимался вовсю дрыгать пухлыми ручками и ножками.

Фотографии Лили с ее новым мужем часто появлялись в разделе светской хроники «Светоча», но саму ее мы больше не видели.

Как-то раз к нам заехал «дядя Сид», привез мягкое голубое одеяльце с аппликацией в виде слоников. Он, похоже, был рад увидеть ребенка — и вдвойне рад удалиться.

Наверное, я никогда до конца не привыкну к Онкведо. Те, кто мне дорог, либо на небесах, либо в большом городе, но я постепенно становлюсь частью здешней жизни. Мне кивают на улицах, и мне это начинает нравиться: кивки — как признание того, что в этот миг мы живем в одном мире.

Мне кажется, что дом свиданий все-таки многое переменил в Онкведо. Здешние женщины стали слегка заносчивы. Одеваются лучше, а в фитнес-клубах теперь необычайно многолюдно. Клубу Молодежной христианской ассоциации пришлось ввести два дополнительных урока танца живота и купить четыре новых тренажера для пилатеса. Иногда я вроде как вижу последствия моей деятельности: по Онкведо идет женщина, погруженная в мечты, уголки губ приподняты, волосы, обычно аккуратно причесанные, разметались и выглядят диковато. Я встречаю таких женщин в супермаркете, они подолгу стоят у витрины, выбирая единственный правильный огурец. Вижу, как они восприимчивы к запахам. Цветут поздние розы, яркие, пышные. Куда я ни пойду, мне попадаются женщины, которые наклоняются к розам, чтобы вдохнуть их запах. Для роз сейчас самое время. А наклоняются они особым образом, будто приносят жертву, будто знают, что в любой момент, с любой стороны к ним может прилететь нечто замечательное.

Каждый день мне выпадают почти идеальные минуты. Например, полчаса перед сном, когда мы сидим втроем на моей широкой постели, прислонившись к той самой стене, о которую когда-то опирались Вера и Владимир. Случается, что Грег в это время на кухне, шелестит страницами «Онкведонского светоча» или отмывает синюю кастрюльку от остатков макарон. Я читаю вслух что-нибудь такое, что интересно и Сэму, и Дарси, таким разным, что-нибудь нестрашное, что-нибудь свободное от жестокости, какую-нибудь историю, которой приятно завершить день.

Идеальные минуты выпадают и по утрам, когда дети просыпаются. Сэм спит под плакатом с изображением знаменитого шеф-повара. Едва открыв глаза, он сонно обвивает меня рукой и говорит: «Мама», будто ночь была неизбежной разлукой, которая теперь завершилась. А Дарси смотрит на меня со своей подушки, словно говоря: «А ты кто такая, а? Тебя в моем сне не было». А потом я готовлю им завтрак и помогаю им найти правильный путь. Чтобы стать для них путеводной звездой, какой был для меня мой отец, мне, наверное, потребуется целая жизнь, — но у меня для этого и есть целая жизнь.