— Аудитория вас устроила?
— Да.
— Вам еще понадобится доступ к базе данных наших ассистентов?
Я вспыхнула. Глаза наши встретились. Возможно, этому персонажу все известно.
— Нет, я закончила, — сказала я.
Смахнула крошки в мусорное ведро и похромала к машине — узкие туфли немилосердно жали.
Села за руль и в очередной раз осознала, что мне не с кем разделить эту жизнь. Вот теперь восемь дней в месяц я буду руководить домом свиданий, и никто не скажет мне вечером: «Ну, дорогая, и как прошел день?»
И как это я — а я никогда не верила, что людям нужно приносить все готовенькое, — ввязалась в торговлю сексом? Я посмотрела на простую, функциональную приборную панель своей машины — у каждого прибора свое назначение, красивый набалдашник на ручке переключения передач — и решила: я вовсе не торгую сексом, я продаю пятидесятиминутный отпуск от обыденной жизни, путешествие в мир, где все вам подконтрольно.
Нужно было съездить осмотреть домик изнутри, прикинуть, как там все будет.
Среди инструментов, доставшихся мне вместе с домом Набокова, отмычки не оказалось, пришлось заехать за ней в скобяную лавку. Я остановилась у двери рядом с каким-то фургоном. Не было еще и пяти, но уже стемнело, хорошо, что из витрин лился свет. Туфли меня окончательно истерзали, и я, прихрамывая, допрыгала на цыпочках до багажника — посмотреть, нет ли там, на мое счастье, каких сапог или тапочек.
Когда я нагнулась к багажнику, из фургона долетел знакомый басовитый лай. Я испуганно подняла голову и увидела на фоне темного неба Матильдину башку.
— Матильда! Ты как туда попала? — воскликнула я. Матильда еще раз гавкнула. — Ко мне! — Я пыталась говорить властно. Она, видимо, удрала через боковую дверцу, которую я обычно не запирала. Вот как она добралась до лавки — это другой вопрос, разве что водитель фургона приметил ее на дороге и посадил в машину, наверное, чтобы поискать хозяина.
Матильда небось соскучилась целый день сидеть в одиночестве, вот и двинула искать меня, а скорее — Джона, своего бога.
— Ко мне!
Я открыла и откинула дверцу багажника. Maтильда дружелюбно гавкнула, но вылезать не стала.
Я рассмотрела в полумраке, что на ней цепь или поводок. Подумала: а может, владелец фургона просто решил ее похитить?
Чтобы забраться в фургон, юбку-карандаш пришлось вздернуть чуть не до самой талии.
— Порядок, подруга, — сказала я. — Я здесь. — Присела с ней рядом, она облизала мне все лицо. — Да, я тоже рада тебя видеть.
Тут сзади что-то лязгнуло, я обернулась и увидела, что возле фургона стоит мужик с топором. Он шваркнул что-то на дно багажника, а теперь стоял с топором на плече.
— Где вы ее отыскали? — спросила я, пытаясь как можно незаметнее опустить юбку на положенное ей место.
— Местная порода, — сказал он. — Здесь вывели.
— Она что, бегала вдоль дороги? — поинтересовалась я, одновременно пытаясь отвязать Матильду.
— Что это вы делаете? — Голос его был спокойным, но отнюдь не дружелюбным.
— Забираю свою собаку.
— Это не ваша собака.
— Ну, не вполне моя, но я за нее отвечаю.
Я отстегнула цепь с одного конца. Положив руку Матильде на голову, двинулась в дальний конец фургона, чтобы отстегнуть с другого конца, но наткнулась на что-то. Точнее, на кого-то. Мужик стоял совсем близко, я упиралась в его грудь, как в стену. Для порядочного человека он слишком тихо и незаметно влез внутрь, и в руке у него по-прежнему был топор.
— Она на моем попечении, пока ее хозяин не вернется, — объяснила я. — Видимо, выбралась из дому через боковую дверь.
Я попыталась его обойти, но он загородил мне дорогу. Не сдвинулся при этом с места, а просто вроде как сделался еще шире, не обойдешь.
— Сэр, — сказала я строго, — воровать чужих собак нехорошо.
Стоять на высоких каблуках на неровном днище фургона было куда как непросто, и при новой попытке обойти его я чуть не грохнулась.
— Леди. — Он обхватил меня за талию и поставил на ноги. — Это не ваша собака.
— Пустите меня. — Ситуация становилась все более сюрреалистической. — Я знаю, что это не моя собака, я вам уже все объяснила. Это собака моего бывшего мужа, но сейчас она на моем попечении. Это мастидог. Новая порода.
— Первый раз вижу человека, который не знает в лицо собственную собаку, — удивился мужик. Присел на корточки, отложил топор, ткнулся лицом в собачью морду. — Эй, Рекс! — сказал он негромко.
Пес лизнул его в лоб, положил лапу ему на колено. Матильда никогда со мной такого не делала.
— Это моя собака. Я взял Рекса щенком, два года тому назад. — Он почесал пса под подбородком. — А, вы та дама из мороженицы!
Я признала в нем столяра, которому полагалось лишить Пенитенс невинности.
— Да. — Я одернула юбку до конца.
— Тогда примите от местного жителя добрый совет, а то и два. Первый — научитесь узнавать свою собаку. А второй — никогда не залезайте в чужие фургоны без приглашения. У нас тут мой фургон — моя крепость, чужим ходу нет.
— Но я и правда ошиблась, — сказала я. — В большом городе я бы, наверное, просто обозвала вас придурком, зная, что никогда больше не увижу, но здесь-то я запросто могу увидеть вас хоть завтра, вы придете чинить мне забор.
— Вам нужно починить забор? — Я чувствовала, что он улыбается.
Я сделала попытку вылезти из фургона, не разорвав юбку пополам и не задирая ее до ушей на глазах у хозяина Рекса, этого самовлюбленного козла с топором в руке.
— У меня нет забора, — ответила я, пытаясь вычислить, далеко ли до земли.
— Так, может, вам его поставить?
— Нет, спасибо, — решительно отказалась я.
— Тогда собака не сбежит, — заметил он.
— Моя собака никуда не сбежала, — ответила я. Неэлегантно плюхнулась на попу и съехала вниз по дверце багажника.
— Красиво, — похвалил он.
— Идиот, — тихо откликнулась я.
Зайдя в лавку, я приобрела небольшую отмычку, подходившую к моему изысканному туалету. Когда я вышла, ни Рекса, ни фургона, слава богу, уже не было. Я бросила отмычку в багажник и собиралась уже сесть за руль, но тут увидела под «дворником» листок бумаги.
Он был вырван из блокнота с логотипом «Строительной фирмы Холдера». На нем было написано: «Забор — не в укор; угостить Вас пивом? Погуляем вместе с собаками?» Внизу стояла подпись: «Грег Холдер, идиот».
Дом у озера
Настал понедельник, я надеялась, что услышу что-нибудь от Марджи про «Малыша Рута», но она молчала. Это меня нервировало. Не знаю, нервничал ли Набоков, дожидаясь ответа от издателя. Может, он просто бросался с головой в следующую книгу. Я подумала: была ли у него абсолютная вера в смысл своего существования. Мне бы так. А может, и не было у него никакой веры, он считал, что должен трудиться изо всех сил, чтобы заслужить себе место под солнцем. Если этот роман написан им, от него он перешел прямо к «Лолите». Вполне объяснимо: он сделал еще более титаническую попытку заставить весь мир встать перед ним на задние лапы и обратить на него внимание, он написал книгу, вызвавшую всеобщее возмущение. А если он когда и колебался в вере, то находил утешение в Вере. Наверное, там, где существуют Набоковы, всегда появляются Веры; на всякого гения всегда найдется преданная и прекрасная помощница.
У меня есть только Марджи и еще, время от времени, эта псина.
Мы с Матильдой загрузились в мою развалюху. Развалюха провоняла псиной, так что я опустила стекла, хотя температура на улице была ниже нуля. Поехала к дому у озера — в багажнике лежала отмычка. Содрала фанеру с входной двери. Под ней обнаружилась красивая двустворчатая деревянная дверь, в сельско-готическом стиле. Она растворилась со скрипом. Свет проникал внутрь лишь сквозь верхнюю часть окон, не закрытую фанерой. Деревянные полы из широких половиц были гладкими и пыльными. В каменную кладку возле камина были встроены сиденья. В углу стоял какой-то предмет, похожий на церковную кафедру. За ним уходила вверх лестница.