Я вспыхиваю. Это приводит меня в смущение.

— Просто забудь об этом, — бормочу я.

— Кейт, это же безумие.

Покраснев до корней волос, я признаюсь:

— Ты мне нравишься. И к тому же я думала, что ты пользуешься способностью вампиров контролировать разум жертвы — меня так тянуло к тебе.

Он зажмуривается, на его лице неописуемый восторг. Потом он открывает глаза и говорит:

— Иди сюда…

В понедельник утром я на посту у двери Алексы. В одиннадцать тридцать она, наконец выходит.

Мысленно я ставлю галочку — поинтересоваться у Аннабел, почему они все спят в своих кабинетах и есть ли у них нормальные жилища. Кабинет Алексы напичкан обувью, леггинсами и аксессуарами. Обитая среди этого модного барахла и всевозможных косметических средств, она, возможно, и не нуждается в отдельном помещении для проживания. Особенно если никогда не спит ночью.

— Доброе утро. — Я стараюсь говорить бодрым, но в то же время полным раскаяния голосом. — Вот новости светской хроники. — И передаю ей пачку распечаток, подготовленных сегодня.

— Положи на мой стол. — Она делает знак рукой, приглашающий меня войти в ее кабинет.

Если святая вода и навредила ей, то сейчас это незаметно.

Я прочитала в Интернете, что раны у вампиров заживают быстро.

— Что это? — спрашивает она, размахивая у меня перед носом другой пачкой.

Если она собирается делать вид, будто никакого инцидента со святой водой не было два дня назад, то меня это очень даже устраивает.

— Не знаю. Разреши взглянуть.

Я протягиваю руку, чтобы взять у нее бумаги, но не тут-то было.

— Это безалаберность — вот что это такое! — Она гневно размахивает стопкой бумаг.

Мне удается мельком заметить мои заметки на таблице. Это отчет по материально-техническому обеспечению конкурса «Тэсти-герл», который я подготовила вместе с Аннабел.

Тут мне в голову приходит другая мысль: а где спят вампиры, не имеющие собственных кабинетов? Я еще не видела Аннабел сегодня. Надеюсь, она не летучая мышь-альбинос, висящая на пожарной лестнице и вдыхающая дым сигарет шифрующихся курильщиков.

— Кто будет встречать финалисток в аэропорту? Как они доберутся оттуда до отеля? — визжит Алекса. — Почему ты не подготовила извещения о вызове на съемку?

— Никто, — говорю я, пытаясь отвечать по порядку на ее вопросы. — Я думала, они возьмут такси.

— Это не оправдание. Какая от тебя польза? Теперь мне придется исправлять твой промах.

Получается, то, что я заказала чартерный автобус и забронировала в отеле номера для моделей, не в счет. Если бы в понедельник она дала нам четкие инструкции, а не заявляла, будто мы надоедаем ей по пустякам, все ее распоряжения были бы выполнены по пунктам. Однако босс всегда прав…

— Извини, Алекса. Я встречу девушек в аэропорту. А если ты объяснишь, как должны выглядеть извещения о вызове на съемку, я их подготовлю.

— Встречать в аэропорту гостей — подходящая работа для стажеров, — цедит она сквозь зубы. — Но слишком хорошая для тебя. Я пошлю туда Нину и Рэйчел.

— Извини, Алекса. — Больше мне нечего сказать.

— Тебе удалось одурачить Лиллиан, но со мной этот номер не пройдет. Ты получишь то, что заслуживаешь.

Догадываюсь, что эти слова имеют отношение к тому, что случилось в среду.

— Извини, — повторяю я. — Это была ошибка.

Она фыркает:

— Видишь, что ты наделала?

— Ты выглядишь превосходно.

Этого не надо было говорить. Ее глаза сужаются от злости.

— Потребуются недели, прежде чем я снова буду выглядеть на фотографиях, как раньше, — блестяще!

Вероятно, это самый большой вред, который я могла причинить ей. Ее бирюзовые кошачьи глаза загораются от бешенства.

Желваки перекатываются на ее белых от пудры щеках, тонкие руки дрожат. Я чувствую приближающуюся опасность. Она резко выбрасывает руки вперед, и я вижу ее ногти — как всегда наманикюренные, но с дугами грязи под ногтями, просвечивающей сквозь бледно-розовый лак. На моих глазах ногти стремительно удлиняются, превращаясь в опасные, длинные, бледно-розовые, остро наточенные когти. Быстрым взмахом руки она рассекает кожу у меня на щеке. Чеснок, которым я натерлась сегодня утром, ей нипочем.

— Алекса! — В дверях появляется Аннабел с «соком» каждой руке. Никогда я еще не была так рада видеть ее. — Вспомни, что сказала Лиллиан!

Алекса отступает на несколько шагов.

— Мерзавка испортила мою кожу, — шипит она.

— Однако Лиллиан взяла ее под свое крыло, — резко говорит Аннабел. — И потом, ты хочешь получить повышение, не забыла? — Аннабел закатывает глаза, повернувшись ко мне. — Алекса, конечно же, в бешенстве от твоей выходки, — говорит она умиротворяюще. — А чего ты ожидала? — Она сует один стакан так называемого «сока» в руку Алексе, а другой ставит на стол.

Та отрывисто отдает ей распоряжения, делая глоток за глотком:

— Достань мне образец извещения о вызове на съемку. Дай указания двум другим стажерам, чтобы они встречали моделей в аэропорту. И дозвонись до Джады. — Потом ее взгляд снова останавливается на мне. — Когда-нибудь я буду мучить тебя, медленно и очень долго, а потом убью, — злорадствует она.

Аннабел успокаивающе похлопывает ее по плечу.

— Может, сходим после работы на йогу? Ах да, Кейт, я только что столкнулась с Шарлоттой. Лиллиан ждет тебя в своем кабинете.

На сей раз никаких СПА-процедур. Лиллиан сидит за своим столом. На ней темно-красное платье с широкими плечами, выдержанное в таком строгом стиле, что напоминает рыцарские доспехи или «Армани» восьмидесятых.

— Закрой за собой дверь.

Мое тело покрывается гусиной кожей.

— Я слышала о твоей безобразной выходке, дорогая, — после минутного молчания произносит она. — Это совсем на тебя не похоже.

— Лиллиан… — Несмотря на все, что я знаю о ней, мне ужасно неловко.

— Ты неблагодарная, — с горечью говорит она. — Совсем как твоя мать. — Ее холодный взгляд пронзает меня насквозь и уходит куда-то вдаль. — Я объявила твои наряды креативными, когда все остальные считали их просто убогими.

Да, ощутимый удар по моему самолюбию.

— А ты отплатила мне святой водой? Грубо и примитивно.

Лиллиан встает и выходит из-за стола. Оказывается, она босиком, и между пальцами ног у нее специальные валики — судя по всему, ей только что сделали педикюр.

— Знаешь, — говорит она, — я бы простила тебе даже это. Я думала: «Молодая девочка. Конечно, она любопытна».

Странное безразличие, апатия охватывают меня, моя воля парализована.

Лиллиан наклоняется ко мне.

— Поэтому вчера вечером я отправилась к тебе домой. Я хотела поговорить с тобой после инцидента с Алексой. Помочь тебе смириться с тем, что тебя ждет.

Я прекрасно осознаю приближение опасности, но настолько слаба, что не могу пошевелить и пальцем. И у меня ужасное предчувствие — я знаю, что произойдет дальше.

— Но кое-кто прибыл туда раньше меня.

Джеймс! Она все-таки узнала про Джеймса.

— Лиллиан, — хриплю я. — Я никак не ожидала…

Она резко дергает головой. Ее движения быстры, отвратительны и не похожи на человеческие.

— Ты отняла у меня единственное, что делало скучнейшую череду гламурных вечеринок и дорогих новых нарядов более или менее сносной.

— Нет…

— Мне все осточертело с тех пор, как он ушел, — шипит Лиллиан. — Как бы мне еще развлечься?

Я знаю, что сейчас произойдет. Она укусит меня. Вот она берет мою безвольную руку, лежащую на коленях. Мой рукав-«тюльпан» соскальзывает, обнажая бледное предплечье с редкими веснушками. Ее глаза теперь горят красным, как тлеющие угли. Губы растягиваются все больше. Рот перекашивается, и обнажаются клыки. Лиллиан переворачивает мою руку тыльной стороной кисти вверх и опускает свою темную голову. Ее острые зубы прокусывают кожу и вонзаются в мою плоть на запястье. Я чувствую острую боль, но не могу закричать. Я содрогаюсь от отвращения, ощущая ее ледяные губы, сухой рот и острые-острые зубы. Жизнь уходит из меня с каждым сокращением моего сердца.