Рэйчел закатывает глаза:

— О, бедняжка!

Нина разводит руками:

— Это правда. Это несчастье — быть такой совершенной — По ее тону становится ясно, что она просто шутит.

Мы все вместе хохочем.

— Почему ты не захотела быть моделью? — спрашиваю я.

Нина подмигивает мне:

— Власть. Модели не обладают достаточной властью. К тому же все фотографы — извращенцы.

Именно в этот момент в нашем дверном проеме нарисовался Джеймс Труакс, потягивая через соломинку красную жидкость из пластикового стаканчика. Я ждала его весь день. Ждала и надеялась, что наш разговор на вечеринке в «Сакс» для него тоже что-то значил и что он обязательно захочет продолжить его.

— Злословите по поводу фотографов? — Он адресует свой вопрос ко всем находящимся в комнате, но его золотисто-коричневые глаза пробегают по мне, и мое тело начинает вибрировать.

Как он это делает?

— Говорим, как есть, — кокетничает Нина. — Что ты здесь делаешь так поздно?

К моему ужасу, она тоже попала под его чары.

— Мы закрываем сентябрь, — отвечает он. — В отличие от вашей редко показывающейся в офисе начальницы некоторые люди в этом офисе работают.

— Мы, например. — Я гордо поднимаю голову.

— Продолжайте в том же духе, — кивает он. — Этих девушек «Тэсти» следовало бы отснять еще несколько недель назад, и Шейн возложил на меня контроль за этим проектом.

Он дергает меня всю неделю. Ничего личного, Макэллистон. Ты же не работала здесь несколько недель назад.

Теперь самое время пофлиртовать, но у меня с этим плохо, и я утыкаюсь в конкурсные заявки, чувствуя себя полной дурой.

Нина явно без комплексов.

— Что ты пьешь? Ты на диете? — весело спрашивает она.

Он пожимает плечами:

— Матильда только что бегала в «Джамба джус». Шейн пьет этот напиток, и теперь все ему подражают.

— Секретарша Шейна приносит Алексе свекольный напиток каждый день, — говорит Рэйчел. — Она разносит их по всему офису.

Теперь понятно, откуда взялся этот сок на столе Лиллиан в день, когда была уволена Сэри.

— Не похоже, что Алекса и Шейн — закадычные друзья, — замечаю я.

Все смеются над этим осторожным высказыванием.

— У этих двоих есть своя история, — говорит Джеймс. — Они вместе работали когда-то раньше в Европе и тогда тоже ненавидели друг друга.

Он допивает свой напиток и швыряет стаканчик в наше мусорное ведро. Рэйчел и Нина следят за каждым его движением.

— Желаю приятного уик-энда, — говорит он, — за чтением всех этих опусов. — Он ретируется.

Понятно, что он не может сказать мне ничего личного в присутствии Нины и Рэйчел, и все же я разочарована. Ждать еще два дня, чтобы снова его увидеть, — это пытка. Интересно, когда состоится наше следующее свидание-выпивка?

— Прелесть, — произносит Нина после его ухода.

— Я думала, ты встречаешься только с банкирами, — съязвила Рэйчел. — Он не твой тип.

— Да, — соглашается она. — Но в нем есть что-то такое…

На следующее утро я располагаюсь в гостиной моей тети с огромной кипой эссе с твердым намерением прочитать их все до одного. Я открыла деревянные жалюзи и сквозь стеклянные стены пентхауса наслаждаюсь представшей перед моим взором панорамой. Надеюсь, солнечные лучи не повредят бесценным произведениям искусства сию минуту. Небо — ярко-голубое, вдали сверкают стеклами окон башни небоскребов центральной части города, а на террасе у тети Вик — невероятное флористическое изобилие. Она называет этот оазис своим ночным садом, потому что собрала здесь кактусы и растения, распускающиеся ночью, но и днем это тоже потрясающе выглядит.

В моем полном распоряжении и терраса, и огромная, в черных тонах, гостиная с пейзажами немецкого философа-трансценденталиста и выставленными в футлярах зубами. Виктория, как обычно, еще спит. Мы с ней практически не пересекались с понедельника. Благодаря ей я нахожусь сейчас в Нью-Йорке и, главное, работаю в «Тэсти». И нам есть о чем поговорить…

В полдень она наконец заглядывает ко мне, заспанная, облаченная в очень красивый халат с рукавами-«колокол». Толстый слой белого крема покрывает ее лицо.

— Здесь слишком светло, — зевает она.

— Закрыть жалюзи?

— Нет. — Она грациозно опускается рядом со мной на низкую, угольного цвета, софу. — Стерлинг — как вампир. Он ужасно боится солнечного света, но ко мне это не относится.

— Ты скучаешь по нему?

— Да. Это так необычно — по-прежнему безумно любить человека, за которым ты замужем, но мои чувства к Стерлингу не остыли. Думаю, он все еще загадка для меня.

— Да, он выглядит очень таинственным, — соглашаюсь я. — Кстати, к вопросу о тайнах. Тетя Вик, на вечеринке, где я была, произошло кошмарное событие. Ты слышала про убийцу законодателей мод?

— «Модный убийца»? — переспрашивает она, улыбаясь. — Блюстителей моды снова обвиняют в зверствах?

Однако ее улыбка гаснет, когда я выкладываю ей подробности того, что случилось. Я делюсь с ней слухами, которые поведал мне Рико, и рассказываю о загадочной смерти Марк Джекобс. И подвожу итог:

— Разве все это вместе не кажется странным? И зловещим? Возможно, я находилась всего в двух футах от убийцы на той вечеринке.

Виктория плотнее запахивает свой черный шелковый халат.

— Какой кошмар, дорогая, — говорит она. — Ужасно, что погибли люди. Однако, кажется, ты приехала в город не зря. Индустрия моды всегда будет вспоминать это лето. Ты должна впитывать все как губка. Будь в гуще событий. Смотри и слушай.

Что она говорит? Неужели Вик не боится, что и я могу пострадать?

— С тобой ничего не случится, — уверяет меня тетя. — Ты же всегда была бесстрашной. Не сомневаюсь, что ты будешь осторожна.

— Постараюсь, — говорю я. — Однако разве не должно проводиться расследование по поводу смерти той собаки хотя бы? Могу поспорить, что все эти случаи как-то связаны между собой. Может, мне следует позвонить этой внештатной сотруднице, Сьюзен Крейгс?

— Нет — категорически возражает Виктория.

— Нет?

— Не стоит принимать все так близко к сердцу, к тому же это совершенно неуместно в твоем положении. Любые расследования должны проводиться самой компанией, а не одним из ее новых сотрудников.

— Но в этом-то все и дело! Никто ничего не собирается предпринимать!

— Эти корпоративные правила распространяются и на тебя!

Десять часов утра, понедельник. Я просматриваю блоги светской хроники, когда чья-то холодная как лед рука опускается на мое плечо.

— О, привет, Аннабел! Какое красивое платье!

На ней шелковое облегающее цветастое одеяние с погонами, укороченными рукавами и пуговицами, обтянутыми той же тканью. Абсурд, с точки зрения портного, но смотрится, тем не менее, шикарно.

— Спасибо, — благодарит она. — Это Тьюли. Я чувствую себя в нем как-то не очень…

Это сюрприз для меня — встретить ее здесь так рано. Аннабел обычно появляется чуть раньше Алексы. Она единственная секретарша, как я заметила, которая носит такие закрытые вещи.

— Вы закончили первичный отбор полуфиналисток? — спрашивает она меня.

— Свою часть работы я выполнила! — говорит Нина, входя в дверь. — Но из-за этого не успела позагорать.

Аннабел укоризненно смотрит на нее:

— Я думала, что как молодые специалисты вы оцените степень оказанного вам доверия.

— Смеешься! — фыркает Нина.

— Рэйчел отдала свою часть мне, — вмешиваюсь я. — Она только что вышла.

Мы с Аннабел относим заявки к Алексе, и по дороге я предлагаю:

— Мы можем легко сделать сводку результатов, используя «Эксель».

— Хорошая мысль, Кейт, — соглашается она. — Покажешь, как это делается?

Мы садимся за ее стол, и я подробно объясняю ей, что и как.

Дверь Алексы, как обычно в это время дня, закрыта. Она, конечно же, откроется, но попозже, и оттуда неслышно появится Алекса — безупречно одетая, без единой морщинки, волосы ниспадают прекрасными мягкими волнами, на губах помада цвета заиндевелого персика.