Вскоре после того, как Грегори превратился в номер Е 1076, ему снова довелось увидеть внутренним зрением образ Малаку. Еврей стоял перед судом присяжных, по обе стороны его были часовые. За что судили Малаку, Грегори не знал, но что-то внутри подсказывало ему, что обвинение было связано с имением фон Альтернов.

На вечерней поверке 9 сентября заключенные барака изобразили ликование, когда блокфюрер торжественно заявил, что с этого дня давно обещанное фюрером секретное оружие начало наносить сокрушительные удары по Лондону. Летающие бомбы приземлились в центре британской столицы. Заключенных это известие не очень впечатлило, потому что Геббельс уже несколько месяцев как кричал о том, что Лондон-де превращен в руины и сравнен с землей, но все покричали и поликовали, как от них и требовалось. Потом уже, между собой, они пришли к выводу, что самое худшее, к чему может привести это новое оружие, — так только к некоторой задержке неминуемого конца Третьего Рейха.

Большинство заключенных страдали дизентерией, поэтому немцам пришлось позаботиться о сооружении отхожего места поблизости от стройки, на которой они отбывали ежедневную каторгу. Никаких особых роскошеств — просто канава, через которую было перекинуто толстенное бревно на козлах, где можно было присесть и освободить желудок. Бревно, перекинутое вдоль канавы, было достаточно длинным, чтобы на нем в ряд могли пристроиться несколько человек одновременно. Капо издалека зорко следили за примостившимися в орлиной позе заключенными с тем, чтобы те не отлынивали от работы, оставаясь там дольше, чем следует. В это же отхожее место ходили и работники двух других партий строителей, поэтому на бревне сидели одновременно несколько человек, и когда капо отворачивались, они менялись местами с тем, чтобы иногда отдохнуть от каторжного труда чуть ли не по пятнадцать минут.

Грегори быстро освоил нехитрую уловку и уселся на дальнем конце бревна рядом с каким-то сгорбленным мужчиной. Не успел он это сделать, как вдруг услышал, что его негромко окликнули:

— Доброго вам здоровья, мистер Саллюст. Я знал, что не сегодня-завтра встречу вас именно здесь.

Грегори был человек, хорошо владеющий своими эмоциями, но тут он от неожиданности встретить знакомого в таком месте чуть не свалился с бревна в канаву с нечистотами. Он повернул голову и взглянул в лицо соседу. Это был Малаку.

С широко открытыми от изумления глазами Грегори воскликнул:

— А вас сюда каким, к черту, ветром занесло?

Малаку доброжелательно улыбнулся:

— Тем же, что и вас. Я тоже уголовный преступник, отбываю срок пять лет каторжных работ за растрату денег, незаконно полученных от продажи части имения фон Альтернов.

Грегори едва сдерживался от нервного смеха.

— Ага, так, значит, я не ошибся, когда увидел вас в суде два дня назад, и у меня было такое впечатление, что это имеет какое-то отношение к фон Альтернам. Ну да, я же знал, что вы выбрались из польского воеводства. Но не понимаю, что же вас заставило вернуться на место преступления?

— Они меня не поймали. Я сознательно вернулся в Грейфсвальд, чтобы сдаться добровольно в руки закона.

— Бог мой, да зачем?

Малаку хитро улыбнулся.

— Немцы, они странные, знаете ли, люди. Любой человек, подлежащий административной ответственности, должен быть посажен за нарушение существующего порядка в тюрьму, и даже если о нем известно, что он оппозиционно настроен по отношению к их режиму, гестапо и мечтать не может заполучить его в свои лапы, пока он не отсидит положенный срок. Как вам известно, я по национальности еврей и по внешности тоже еврей. После той страшной истории в охотничьей заимке я никогда уже не осмелился бы показывать свой турецкий паспорт, а из-за моей характерной внешности меня первый же попавшийся нацист за здорово живешь отправит в газовую камеру. Знаете, у них еще стишок такой есть, вот послушайте, очень убедительно:

Поэтому я пошел и добровольно сдался властям, рассчитывая на то, что меня осудят гражданским судом до того, как в отделении гестапо в Грейфсвальде станет известно, что в Польше их коллеги разыскивают меня. Конечно, здесь не рай, но по крайней мере я в безопасности и еще переживу Гитлера.

— Да-да, понимаю. Это вы хитро придумали. Правда, в вашем возрасте, боюсь, нелегко вам будет пережить все тяготы зимы в таком негостеприимном месте, как концлагерь, так как Гитлер намерен драться до последнего.

— Он и будет драться до последнего. Так говорят звезды, но они же говорят о том, что я проживу дольше его. Более того, ни вы, ни я не будем дожидаться его кончины в концлагере — такова наша планида. Прежде чем идти сдаваться, я провел трое суток в развалинах старого замка в Сассене. Но там я не отлеживался впустую, — я проспал всего шесть часов за три дня и три ночи. Там ведь осталась основная часть моего астрологического инструментария и вся библиотека. Так вот, все время, что я там провел, я работал над гороскопами вашим и моим, а также вычислял дальнейший ход войны.

— А мой гороскоп при чем? — удивился Грегори.

— При том, что я уже знал и имел доказательство того, что наши с вами судьбы сплелись воедино, вы уже спасли мне жизнь в охотничьем домике, как было предсказано. Сами того не желая, вы меня спасли, не в силах сопротивляться велению звезд. А теперь они говорят, что мы с вами заключим некий альянс и сможем вместе улизнуть из этого проклятого концлагеря. Это говорит о том, что мы с вами будем противостоять смертельной опасности, но если преодолеем ее, то нам посчастливится нанести последний и сокрушительный удар врагу рода человеческого — Гитлеру.

— Значит, у вас уже готов план, как нам выбраться отсюда?

— Пока что нет. Я лишь знаю, что наша телепатическая связь поможет нам в этом, и мне известно, что я должен приложить максимум моих оккультных познаний, чтобы заставить тюремщиков считать меня совершенно особым заключенным в их обширной практике. Начал я с того, что предсказываю судьбы людей в своем бараке, гадая им по руке. И уже добился некоторого успеха с нашим охранником. Хиромантия — это верное средство завоевать расположение человека.

В тот же момент до них донесся окрик одного из капо, стоявшего за пятьдесят ярдов от них.

— Эй, вы двое, на дальнем конце! Не слишком ли засиделись там? А ну, живо, за работу!

— Встретимся здесь же завтра, после обеда, — быстро сказал Малаку.

— Но только потерпите до половины пятого: надсмотрщики всегда становятся покладистее и рассеяннее в конце рабочего дня.

Неожиданная встреча с Малаку вдохнула новые надежды в Грегори. Он, разумеется, не тот человек, с кем ему приятно было иметь дело, но нельзя отрицать, что Малаку небезразличен ему.

Поскорее бы настало завтра…

Как только они уселись рядом над антисанитарной канавой, сатанист сказал:

— Первым вашим шагом будет перевод в мой барак, чтобы мы могли свободно общаться друг с другом и приступить к совместной работе.

— И как же мне этого добиться? — поинтересовался Грегори.

— Вы когда-нибудь плотничали, или слесарили, или, на худой конец, кирпичи укладывали?

Грегори отрицательно покачал головой.

— Нет, ни то, ни другое, ни третье, хотя, я думаю, кирпичи укладывать смогу — только немного потренироваться надо. Много лет назад я помогал другу, у которого гостил за городом, обустраивать парниковые рамы.

— Вот и хорошо. Среди преступников редко оказываются умелые мастеровые. Все, кто выполняет работу по строительству новых бараков — все до единого жалкие любители. Весь этот лагерь построен самими заключенными, вышел приказ по лагерю, чтобы все знакомые с этими видами ремесел получали усиленное питание и лучше содержались. В нашей секции все представители нужных профессий собраны в бараке номер один, и я уже перевелся туда под видом плотника-золотые руки. Вам только сказать, что вы мастеровой-укладчик кирпича — и вот мы вместе.